Пятый курс
Двоякое чувство все мы испытывали в конце четвёртого курса. С одной стороны: это была абсолютно беззлобная зависть к тем, с кем мы вместе поступали, но они попали на четырехгодичный срок обучения и готовились к выпуску, а нам еще предстоял пятый – никому неизвестный курс - первый в истории училища.
С другой стороны: мы уже имели представление о сложностях становления молодого офицера и где- то радовались, что до этого у нас есть еще дополнительный год. ( Успеем еще побыть офицерами). С большой радостью я отпарывал «годичку» с четырьмя полосками и пришивал с пятью, как-то все это было необычно.
Уже находясь в строю по случаю выпуска наших ровесников - четырёхлеток, в голове прокручивалась мысль: «А, хорошо, что предстоит еще один год в училище, ставшим за эти годы фактически родным домом, а сокурсники – почти родные братья!».
Мы попрощались с нашей доброй старой казармой и оправились в последний курсантский летний отпуск, многие уже с женами и детьми. После отпуска статус курсантов пятого курса изменился: семейные курсанты жили дома, находясь в училище лишь с 8 до 20.00, остальные жили в общежитии в комнатах по два человека.
Уже не было у нас никаких нарядов и караулов - прямо студенты! Программа обучения предполагала войсковую стажировку, преддипломную практику, написание дипломного проекта, его защиту и госэкзамен по научному коммунизму.
Удивительная вещь, как ученым идеологам удалось создать это учение и дать ему очень четкое толкование, неподлежащее сомнению, так всё получалось стройно, особенно переход от одного общественно-политического строя к другому и неотвратимость этих переходов. Честное слово – тогда я в это верил, не в коммунизм конечно, а в эволюции общественного строя.
Пропаганда – сильная вещь, особенно в закрытой стране, даже Битлз ничего с этим не могли сделать, да и не пытались.
С середины октября 1982 г. мы начали готовиться к войсковой стажировке. Нам довели, что она будет проходить в частях, дислоцированных в Туркестанском военном округе, где проходила непосредственная подготовка призванных водителей, для дальнейшей службы на территории Афганистана.
Уже тогда, мы знали, что там идут настоящие боевые действия и есть погибшие, в том числе и офицеры – выпускники нашего училища. Нам предстояло в течение месяца быть командирами учебных взводов и проводить доподготовку водителей, призванных на службу в осенний призыв этого года, то есть фактически солдат, младших нас всего на три – четыре года.
Ранним утром 31 октября, мы на самолете Аэрофлота вылетели в Ташкент. Прежде мне, как и многим моим сокурсникам не приходилось быть в республиках советской Средней Азии, о жизни в которых мы знали лишь из бравых репортажей советской хроники о доблестном труде хлопкоробов и о том, как Советская власть преобразила жизнь кишлаков, обратив их в современные поселения. Как же всё это не соответствовало действительности, и догмы научного коммунизма в этих краях работали лишь на парадный фасад республик.
Ташкент встретил безоблачным небом, двадцатиградусным теплом и всевозможными запахами среднеазиатской кухни, а вот восточной музыки из всех рупоров не было, как это принято изображать в художественных фильмах. После мокрого снега и ветра Челябинска, казалось, что мы оказались на другой планете – насколько все было необычно, для полноты ощущения сказки не хватало Ходжи Насреддина на ишаке и старика Хоттабыча.
Нашему взводу предстояло проходить стажировку в приграничном Термезе – областном центре Узбекистана, остальные взводы отправились на Кушку и в Мары. До отправления поезда на Термез оставалось четыре часа, которые мы провели на прогулке по городу и заодно пополнили запасы продовольствия на Госпитальном рынке.
Нашему удивлению не было предела: кругом была идеальная чистота, буйство зелени и цветов, на каждом шагу продавали самсу, манты, лагман и другие прелести узбекских кулинаров, в основном мужчин.
Рынок – отдельная песня. Такого изобилия я лично никогда не видел: горы винограда, дынь, арбузов, гранат, яблок. Живая рыба, мясо, которые были для Челябинска невиданной роскошью и кругом колоритные продавцы, наперебой зазывавшие всё попробовать и купить «дешево для солдат».
Не меньшее удивление вызвал книжный магазин - Дюма, Конан Дойл, русские классики – все то, что у нас продавалось по подписке или обменивалось на талоны за сданную макулатуру. В винном магазине нас ждало ещё одно удивление - изобилие импортного алкоголя: финская водка, португальский портвейн, венгерский вермут, такое мы видели только в зарубежных фильмах.
Поездка до Термеза была настоящим праздником желудка под виноград, дыню и портвейн Порту, до прочтения Дюма дело не дошло. Тогда мы не знали, что вернёмся в училище уже при власти другого Генсека и с несколько иным пониманием происходящих событий и реалий воинской службы.
В Термезе нас распределили непосредственно по воинским частям. Я и еще трое сокурсников: А.Братищев, С.Кобец и О.Арчибасов получили назначение в отдельный автомобильный батальон. Офицер, распределявший нас, загадочно пояснил: «Повезло, вам пацаны – будете у майора Петрова – этот батальон настоящий, на ту сторону ездят. Не вздумайте, в рейс напросится - опасно!»
К вечеру на УАЗике, за нами приехал сурового вида офицер в «афганке» без погон (как оказалось, это и был комбат майор Петров) В полной темноте мы ехали по каким-то дорогам и через полчаса оказались в пустынной местности Учкызыл, где в полевых условиях располагался палаточный городок автомобильного батальона Петрова.
Весь батальон, включая штаб, склады, Ленинскую комнату, столовую размещался в огромных палатках среди песка. Днем палатки, не смотря на ноябрь, нагревались так, что находится в них, было невозможно, а ночью было так холодно, что мы по очереди просыпались и подбрасывали скудные дровишки в печь буржуйку, которая нещадно чадила и к утру мы были похожи на погорельцев.
До приграничной реки Сырдарья, по фарватеру которой проходила граница, было не более пятисот метров. Днем на той стороне был виден кишлак с глинобитными хижинами, а ночью там едва горели какие - то керосинки и часто слышались выстрелы.
По всему периметру расположения была натянута колючка и на ночь выставлялись часовые. Приближаться к реке, было категорически запрещено, говорили, что можно нарваться на выстрел наших пограничников, которые, располагались совсем рядом.
Батальон был действительно уникален по своему назначению. Формально он не входил в состав 40 Армии, являющейся основой ОКСВА, и личный состав не относился к «принимающим участия воинам – интернационалистам». А реально всё было так: грузы для Афганистана прибывали по железной дороге на перевалочную базу в Учкызыл, далее всё перегружалось в автомобили, и по понтонному мосту колонна переправлялась на тот берег, за тем под боевым охранением следовала в г. Мазари - Шариф для разгрузки на армейских складах.
Позже был построен мост Дружбы, составы заходили непосредственно на территорию Афганистана и необходимость подобных частей сама по себе отпала. При следовании колонна часто попадала под обстрелы, были погибшие и раненые, поэтому батальон был действительно «боевой». Мы прибыли практически через неделю, после того, как в части началась подготовка призванных на службу солдат-срочников.
Нам предстояло в течение месяца обучать их основам военного дела, устройству и правилам эксплуатации автомобилей КамАЗ, на которых «воевал» батальон, проводить практические занятия по вождению в колонне во время маршей и воспитывать у них патриотический дух воинов-интернационалистов.
Далее: принятие Военной Присяги и первые рейсы на территорию Афганистана. Многое приходилось нам познавать самим, что бы обучать подчиненных, в этом нам помогали офицеры батальона, которые и сами-то два-три года назад были такими же курсантами. Много негативного, не вписывающегося в наши тогдашние понятия, о чем мы даже не могли предположить, было увидено в тот ноябрь 1982 года.
Я до сих пор считаю, что тот месяц лично для меня стал очень хорошей школой, несколько поколебавшим мои представления о жизни в союзных республиках и правильности всех «генеральных линий партий».
Много позже я прочел о словах Ю. Андропова, якобы произнесённые им на одном из первых заседаний Политбюро, после его избрания Генеральным Секретарём ЦК КПСС: « Мы должны понять: что за общество мы построили. Мне кажется, что мы его совершенно не знаем».
Никак не могу себя ровнять с бывшим шефом КГБ, но тогда, после той стажировки, у меня тоже возникали подобные мысли, но в силу, сложившейся практики «следовать по колее», я не стал организатором протестных движений и не отказался от кандидатства в члены в КПСС – обыкновенный конформизм. Нет у меня в характере черт присущих Джордано Бруно.
С момента описываемых событий прошло более сорока лет, но я попробую воскресить мысли того месяца и ещё раз дать ответ самому себе: «Что же меня поразило в увиденном за время стажировки?».
Видимо следует начать с самого Узбекистана, думаю, что буду не далек от истины, предположив, что то же самое происходило и в других среднеазиатских республиках. После «Сияй Ташкент-звезда Востока», Сурхандарьинская область произвела тягостное впечатление. В ходе учебных маршей, мы проезжали по кишлакам, делали остановки, иногда беседовали с местными.
Что же я увидел? Полная нищета, глинобитные дома, обязательные портреты Брежнева и узбекского вождя Ш. Рашидова, которого местные считали полубогом, огромные хлопковые поля, на которых трудились школьники и женщины. Полное отсутствие, какой либо приличной инфраструктуры, люди какие-то напуганные и одеты в довольно поношенную одежду, полуразваленная техника.
Огромный дефицит стройматериалов, в особенности леса. Вот как можно допускать такое отношение к собственным гражданам? Ведь совсем рядом ежедневно через реку идут потоки караванов с продуктами, ГСМ, стройматериалами, углем и пиломатериалом. Завод КамАЗ, фактически работает на Вооруженные Силы, отправляя эшелоны новеньких автомобилей в никуда. Как так?
Что, те же среднеазиатские дехкане обеспечены всем этим в переизбытке? Сколько таких вот кишлаков можно было заново отстроить? Сколько произвести или закупить сельхозтехники? Но видимо стратегам из Политбюро ЦК, казалось, что для улучшения жизни советского народа гораздо эффективнее и полезнее экспортировать социализм и словно в бездонную бочку отправлять огромные материальные ресурсы, ухудшая и без того скромную жизнь народа.
Для чего? У меня ответа нет! По моему мнению, эти явления в чем-то предопределили разрушение СССР с чисто экономической точки зрения. В самом Термезе несколько веселее – новенькое здание Обкома КПСС с кондиционерами в окнах, ресторан и кругом чайханы, где, по-моему, день и ночь сидели местные аксакалы.
Во всем какая-то тревожность и напряженность. Ну и где хваленная Советская власть, изменившая средневековый уклад жизни Востока? Видимо она только на фасадах в Ташкенте, Душанбе и Ашхабаде. Весь город пропитан торговлей афганским товаром и водкой, которую свободно продают круглосуточно на местном рынке, как и траву насвай – разновидность легкого наркотика, которую местные употребляют вместо курения.
И о каком равенстве наций и равных возможностей для всего советского народа можно вести речь? Уж очень уровень и качество жизни жителей Узбекистана уступали той же Эстонии. Уже находясь в Термезе, я узнал, что в госпитале на лечении после ранения находится мой дальний родственник - выпускник Челябинского танкового училища.
Я нашел его, мы недолго пообщались, но больше меня поразил не его изнеможённый вид, а погрузка готовых к отправке тех самых ящиков с грузом -200 и большое количество гуляющих выздоравливающих раненых по территории. Многие были на костылях с перевязанными конечностями.
Госпиталь был буквально переполнен, на территории легкораненые и выздоравливающие размещались в палатках. И для чего всё это было нужно? Пусть простят меня все те, кто пострадал за те десять лет……. Те, кто потом слышал от сытых чиновников: «Я вас туда не посылал!!!!». Как же виновата та власть перед ними, их родными и памятью погибших.
Сам батальон и взаимоотношения между сослуживцами были довольно своеобразными. О дедовщине не было и речи – от «салабона» в рейсе с оружием, которое было обязательным на той стороне, можно было запросто получить пулю. Пьянство по вечерам было нормой, причем компании были без особого деления на чины и звания.
К нам в палатку часто заходили офицеры с водкой и предлагали организовать застолье, как правило, если мы соглашались пригубить и закусить сухпайком, то начинались откровения с общим лейтмотивом: «Ребята, старайтесь после выпуска не лезть туда и это не трусость! Это – ненужность! Нехер нам там делать – пусть живут по своим законам феодализма!»
Все было особенным в том батальоне, а главное – торговля или как сейчас говорят «бизнес». Этот бизнес строил все взаимоотношения, и грани между солдатом и офицером в нем не было. На поверхности вроде смотрелось все чинно-близко к уставу, но скрытым были именно товарно-денежные отношения.
Перед рейсом (я сам видел), водители по всевозможным щелям и нишам распихивали водку, которую привозили из Термеза офицеры. Перед выходом формально те же офицеры проверяли технику, но ничего не находили. На той стороне водка менялась на часы, дубленки, модные афганские платки, магнитолы и, конечно же, джинсы. Понятно, что водители тоже были в доле, что, безусловно, накладывало определенный отпечаток на взаимоотношения начальника и подчинённых.
Схема бизнеса был такой – бутылку водки можно было выменять на два платка, которые оптом продавались скупщикам в Термезе по 20-30 рублей за штуку. Подсчитать прибыль несложно. Ходили слухи, что в первые годы возили и наркотики, но потом каналы перекрыли, но для узкого круга маленькая прореха осталась.
У всех солдат и офицеров были часы Ориент и Сейко, а в укромных местах прятались деньги и немалые. Нас конечно же в эти тонкости никто не посвящал, но за месяц можно было все понять. Очень впечатлила история с лейтенантом Сергеем Ушаковым – выпускником Уссурийского автомобильного училища.
Он был на год старше нас и как-то быстро с ним сложились отличные отношения. Сергей несколько выбивался из общего коллектива офицеров – был очень требователен к солдатам и, по-моему, не очень приветствовал коммерческую линию службы. Помню, как он буквально на глазах чуть неплачущего бойца сжег две пары джинсов и стопку платков.
Одним словом: недоброжелатели у него были. Я ничего не буду утверждать, и предполагать, но факт есть фактом. Нам оставалось до конца стажировки буквально пять дней. Утром рота, в которой служил Сергей, уходила в рейс, из которого должна была вернуться как раз в последний день стажировки. Мы вышли проводить колонну, после построения Серега подбежал к нам и пожал каждому руку:
– Парни, молодцы – хорошо бойцов подготовили, привезу вам с рейса бакшиш (подарки), на память, ну и стол организуем - отвальная обязательна!
Колонна вернулась во время, но без Сергея Ушакова. Его бездыханное тело было в санитарке. На марше произошло нападение на колонну, и Сергей получил смертельное ранение в ходе перестрелки. На следующий день мы уезжали.
Из Термеза приехал почтовый ГАЗ-66, на котором мы должны были уехать на пункт сбора и оправляться в Челябинск, открыли борт для разгрузки и я увидел с самого края посылку для Сергея от мамы из Уссурийска….. Посмертно лейтенант Ушаков награжден Орденом Красной Звезды и его именем названа улица в Уссурийске.
В январе 1985 г. я вновь побывал а Термезе, зашел со своими бойцами на рынок и встретил там прапорщика из того батальона, который торговал водкой. Мы узнали друг друга, и я узнал, что в батальоне произошло какое-то серьезное ЧП, были заведены уголовные дела, майора Петрова разжаловали в капитаны а часть расформировали. Вспомнили Ушакова и пьяненький бывший прапорщик «понес пургу». Я не хочу в неё верить, тем более в том рейсе его не было.
Мы возвращались поездом в Челябинск. Все мои сокурсники как-то повзрослели за этот месяц, похудели, многие переболели типично пустынными болезнями, у всех осунувшиеся загорелые лица и шеи.
Не было никаких воспоминаний и веселья, в основном отсыпались и очень много курили, видимо каждый из нас обдумывал увиденное. Возвращались мы не все. Иван Иванович Чижик серьезно заболел гепатитом и прибыл в училище прямо перед наступлением Нового 1983 года, добираясь неделю на «перекладных».
В Термезе кроме нас в тот поезд села большая группа офицеров и солдат, окончивших службу в Афганистане, они возвращались домой, и бурно отмечали это событие. По-моему вагон ресторан выполнил план по выручке на год вперед и продал невиданное количество водки. Тогда я и не мог предположить, что чуть больше чем через два года я повторю этот путь и вновь побываю в Термезе.
В 1989 году я в аэропорту Риги встречал из отпуска жену и дочь. Внезапно кто-то легко ударил меня по спине и громко крикнул: « Здравия желаю, товарищ курсант!», хотя я был в форме с погонами капитана. Я оглянулся, передо мной стоял здоровый чуть пьяненький мужичок с небольшой бородкой.
– Рядовой Лутошкин ! – Отрапортовал он.– Не узнаёте?
Приглядевшись, я узнал в этом взрослом дядьке рядового Юрия Лутошкина – уроженца Риги - долговязого и неуклюжего водителя из того моего учебного взвода периода стажировки. Как же он изменился.
– Спасибо Вам, за человеческое отношение и за хорошее обучение, - сказал Юра, а я вспомнил как учил его началу движения на диковинном для него КАМАЗе.
Было приятно, но выпить по сто за встречу я отказался, мне надо было встретить семью и успеть вернутся в Цесис. Мы обменялись адресами, с обещанием встретится, но вскоре я был переведен в Таллин.
Вот такая получилась стажировка, и такими были её последствия. К теме второго хождения в Термез я вернусь позже…»
Артур Лекус (продолжение - https://dzen.ru/a/ZivQwhFonwO0XfSN )
