22 часа 15 минут.
Анна Антоновна объяснила, что надо делать.
- Стоило кончать институт! - фыркнула Лера, отсыпала белый порошок на стол, сложила листок бумаги вдвое и стала перебирать, вылавливать крошечные чёрные точки мусора из порошка бромистого калия. Рядом за столом склонилась вся смена отделения. Руки заняты, языки свободны. Лена слушала невнимательно, скучала.
- Во втором корпусе опять поломка, - сказала Валя.
- Какой-то ротозей оставил открытой задвижку, - пояснила Анна Антоновна.
- А Панова-то? А? сказал Аркадий. - Мы ведь в одну школу ходили. Она в параллельном классе... Охо-хо!
"Старый сплетник! - зло подумала Лера. - Разве это - мужчина? Рабочий? Словно великое счастье в жизни, вспоминает найденную как-то сотенную. Вообще, монстры собрались! Валька в универ поступила, нос дерёт. Что же в этом особенного? Сама хихикает над россказнями Аркашки. Или взять Марину. Молчит, молчит...Видно, глупа, как пробка, двух слов связать не может. Только Анна ...непонятная. Вроде, неплохая, не глупая тетка. Но до чего толстая! Вот уж разнесло, как квашню на опаре. Как можно толстеть до такой степени! И за что Шевелёв расхваливал смену на все лады? Не понимаю. Я эту картинную галерею Нелке опишу, то-то подивиться... Стоило кончать институт, чтобы мусор вылавливать. Эх!"
Лена с тоской вспомнила месяц практики на азотно-туковом комбинате: подрагивают стрелки на контрольно-измерительных приборах. Вентиль - вправо, вентиль - влево... Непрерывное производство!
Продукт на столе убывал, перекочёвывая в полиэтиленовые сизо-белые мешки. Аркадий взглянул на часы, сорвался с места. Через пару минут прибежал: - Бром можно разливать. Давай, Лер, тебе работа, - ухмыльнулся, потянул Леру за рукав. - Куда без противогаза?! Бери. Пошли. Вот бутылки. Подставляешь. Открываешь кран. Налила, закрой. Ясно?
- Да.
Бутылки с притёртыми пробками выстраивались в ящике. Тёмно-красная жидкость, похожая на вишнёвый сироп, тяжело струилась. Сбоку отлетали, парили красноватые облачка успевшего превратиться в газ брома. Противогаз липко прилегал к лицу. "Кран - вправо, кран - влево... Странно. Как во сне. Совсем к другому готовилась. Может, раздастся звонок, проснусь, и окажется, что всё приснилось... Если бы! Если бы! Всё иное, словно в другом веке. Там, на азотно-туковом автоматика. И противогаз не нужен, хоть и болтается на поясе. Ой, какая же я была дура! Скучно казалось. Автоматы гудят - не нравилось. Муторно было, что только записывай, фиксируй. Твердила, как попугай, не хочу быть живым прибором. Надо дело по душе... "Подставляешь, налила, закрой", - передразнила Аркадия и сердито нахмурилась: - Начальником каждый кадровый себя мнит!"
1 час ночи.
- А что? - в это время болтал Аркадий. - Девчонка, вроде, старательная. Не бежит от дела.
- Шустришь опять? - резко осадила его Анна Антоновна. - Ты в конце смены посмотри на неё. А лучше через полгода.
Аркадий замолчал, ушёл в свои мысли. "Жалко Ивана. Хороший мужик. Надежда бесится, детей-то нет. А могли бы быть. Эх, Пановы, Пановы! Да-а-а, Иван, пожалуй, тоже виноват. В армию уходил, всё куражился: я, дескать, молодой, пожить хочу, не надо ярма на шею. Разве ж дети - ярмо?! Ну не надо, так не надо. Вот и нету. - И с привычной нежностью: - Мои-то карапузы спят. Лесенкой растут. Пусть! На месту дырки крутят, коловёрты. За столом, что саранча, мигом - пусто. Ничего! Проживём! Картохи накопает... Антоновна просила в саду помочь. - хмыкнул. - От нас помощь! Сочти, сколько мои чёртушки слопают. Ягодку в ведро, горсть - в рот. Пусть хоть с куста полакомятся. Всё одно: Антоновна по базарной цене возьмёт с меня. Чудная она! Ни детей, ни родни... Куда ей деньги? На засол, что ли? Одна ведь, а много ли человеку одному-то надо? Да-а-а-, а тут порой бьёшься! Всё надо. Надо, надо... С премии бы пацанам джойстик купить...."
Аркадий вошёл в ту пору, когда человек, ещё чувствуя себя молодым, вдруг с удивлением замечает, что к нему всё чаще обращаются по имени-отчеству. " Ну, положим, не мальчишка, - думал он.- Но и не такой уж, чтобы... Хотя кхм..." Аркадий порой с недоумением оглядывал свой выводок: "Неуж мои?" Хмыкал, крутил головой.
Энергичный, непоседливый, Аркадий, как туго натянутая струна, чутко откликался на любое событие в посёлке, в мире ли. Кто приехал, чужак, узнавал от соседей. О новостях в стране и за рубежом - из телека.
Попасть Аркадию на язык никому из поселковых не хотелось, но и назвать сплетником можно было с большой натяжкой: его сведения всегда были точными, не приукрашенными. Осуждая Панову, он первый высказал в лицо женщине горькие слова, которые шептали люди за её спиной. Жена поругивала его за длинный язык:
- Болтун! Только врагов наживёшь.
- Волков бояться, в лес не ходить, - парировал он, довольно улыбаясь, а помедлив, добавлял: - Пусть правду знают... Что люди говорят.
Слесарь Виталий Рыжков, который был внештатником районки, уверял, что в Аркаше погиб журналист.
- Знаешь, что говорил редактор? Журналист, что вор на ярмарке, всё видь. Ты, Аркаша, что тот вор. От тебя ничего не скроешь.
Это верно, - подтверждал Аркадий, посмеиваясь и припоминая, какие странные мысли бродили в его голове, когда он прибивал подметки, занимаясь в часы досуга сапожным ремеслом: у пацанов обувь горела.
- Эх, Варя! Ты б хоть одну девку принесла. Опять, жёнка, мужика родишь? - осторожно трогал живот. Варя смущенно улыбалась. Оба хотели, чтобы была в доме тихонькая, беленькая девчушка с тугими косичками в огромных синих бантах. Но буйное племя черноволосых - все в Аркадия - мальчишек почти с каждым годом прибывало, добившись уже для матери почётного звания. Аркадий был жизнелюб и радовался каждому новому жильцу на этой большой земле.
- Проживём! - бодро говорил он. - Была бы картоха...
Вся семья жила радостно и немного бестолково.
2 часа 35 минут.
Горка продукта на столе истаивала.
- Аркадий, начинай упаковывать, - скомандовала Анна Антоновна, когда последние крупицы порошка смели со столешницы. Бромистый калий стоял уже расфасованный, пузатя мешки. Теперь его в ящики заколотить да по трафаретке надпись и адрес намалевать. Пустяковое занятие, на часок работы. Анна Антоновна встала, ноги затекли, и мурашки иголками побежали вверх. Глянула на часы: без двадцати три. Вот и ночь на поворот пошла.
- Проверю, как наш специалист там.
У входа в отделение натянула противогаз. Захватила растворенный в банке гипосульфит и ваткой, намотанной на проволоку, стала разбрызгивать раствор: нейтрализовать пары брома. Подойдя к Лере, Анна Антоновна мотнула хоботом противогаза, иди, дескать. Сунула ей в руки банку: делай, как я, - и начала разливать бром. "Зря, конечно,..- рассеянно подумала она. Лезу в каждую бочку затычкой. Мне в противогазе меньше надо. В любой момент сердце сбой даст. Нужно было Марину послать. Сами-то они не больно разбегутся! Молодые, а ленивые... Ну, а эту сменить пора было. Устала девка с непривычки. Как время-то идёт! Давно ли была я, как эта Лера, что кощеиха - худущая? Навязался окаянный ревматизм, сердце стало шалить. А ну как совсем разболеюсь?! Кому буду нужна? Мало ли что случится? -Дети обязаны за матерью ходить-ухаживать. А кто - за мной будет?.."
Один, как перст, говорят про таких людей. Отца Анна Антоновна едва помнила. Он погиб по нелепой случайности. Мать, сильная и крупная женщина, - Анна пошла в неё - ворочала работу, что ломовая лошадь да не рассчитала, видать силы: на строительстве дороги работала, там хорошо платили, надорвалась. Оставила шестнадцатилетнюю дочь сиротой. Родня была где-то а центре страны, но со смертью матери оборвались все родственные ниточки.
В молодости Анна стеснялась своего большого тела, некрасивости. Сверстницы накрутят кудряшки, на танцы бегут. А ей какие танцы, если любой ухажёр под мышкой уместится?
Сколько себя помнила Анна Антоновна, она была в работе. Любила её истово. Без дела не сидела и других заставляла крутиться. Рвение её заметили и поставили старшей в отделении. Ей бы командовать в большой семье, но не сложилось, потому и царила Анна Антоновна среди аппаратчиков смены. Её недолюбливали, считали себялюбивой, жадной. С большой оглядкой за глаза называли Иваном Грозным. За могучее телосложение, басовитый голос, чёрный пушок на верхней губе, а пуще того - за властность.
Прозвище пошло с лёгкой руки начальника смены Ивана Петровича Дружинина, когда тот ещё проходил стажировку. Только что со студенческой скамьи, он был насмешлив и франтоват, отпустил скандинавскую бородку и считал себя неотразимым. В отделении Дружинину нравилось: девчонки смущались, Аркадий посмеивался над анекдотами. Целыми днями Дружинин просиживал в подсобке, не особо утруждая себя изучением обязанностей начальника смены - что надо знать, само придёт.
Конечно, Анне Антоновне не по душе было, что "студент" бездельничает и других расхолаживает, но она терпела, всё же начальство. Терпела до поры до времени. Всему приходит конец. И Анна Антоновна не сдержалась однажды:
- А ты чего расселся? - набросилась она. - Ба-а-арин нашёлся! Работай. А то ишь... хлипкий совсем. Думаешь, бородку отрастил, так мужиком стал? Нечего сиднем сидеть, хиханьки разводить. Дело само не делается!
С тех пор Дружинин побаивался Анну Антоновну, но виду не показывал, понятно, хорохорился. Он-то и окрестил её Иваном Грозным. Прозвище прижилось.
Сдавать стала, против прежнего, Анна Антоновна. Сказывались годы. Не было той неутомимости в работе. Всё чаще приходили тревожные мысли о чёрном завтрашнем дне, как жизнь повернётся, кто знает? Жалея себя, Анна Антоновна начинала представлять, как расхворается, не сможет вставать с постели, как наймёт сиделку... Без денег не наймёшь. Исподволь, незаметно, она, привыкнув сберегать любую денежку, ожадилась. Как раньше не знала меры в работе, так теперь - в экономии, стала ущемлять себя. Ягоду, овощи из сада не ела вдоволь, всё продавала. Выручку от продаж несла на вклад. На хозяйство тратилась скупо. К тряпкам всегда была равнодушна, а под старость - и подавно. Вещи покупала только в случае крайней необходимости. Заработки у аппаратчиков неплохие, а потому люди приметили довольно быстро, что Анна Антоновна живёт слишком экономно, и удивлялись. Но она, дальновидная и упрямая, привыкла надеяться лишь на себя, презирала досужие разговоры и ехидные замечания всяких советчиков, готовила себе спокойную старость.
Сквозь резину противогаза звуки доходили смутно: шум в ушах, как движение воды, перемежался перестуком молотков из соседнего отделения.
3 часа 10 минут.
Аркадий забивал гвозди по-плотницки, с одного удара. У Вали не получалось.
- Сколько работаю, так и не научилась ящики заколачивать,- посетовала она.
- Ничего... Для меня это главное: сила есть, ума не надо. А тебе осталось не так много. Начальником станешь. Будешь нам в головы мысли заколачивать.
- Да ну тебя, Аркаша! Вечно шутишь. Какой из меня начальник? Засяду в техотделе в рядовых.
- С такими планами - ясно! Инженер - это! - От избытка мыслей Аркадий только головой покрутил, и рука замысловато вывернула молоток, удар всё же оставался точным, по гвоздю. - Зачем поступала в университет? Чьё место заняла, подумала? Может, человек всю жизнь мечтает... Это как понимать?
- Слушай, отстань! Надоело!
- Надоело... Надо-е-е-ело... Надо дело.., - поблескивая зубами в ухмылке, бормотал Аркадий. Валя не стала его слушать. "Правдолюб чёртов! - в сердцах подумала она. - Три года на заводе работаю, только это и знаю. Но что знаю-то? Что, почему, отчего, зачем - ни на один вопрос не отвечу толком. Дремучая.... Почему бы не поучиться уму-разуму? Всю жизнь провести в аппаратчиках удовольствие ниже среднего. Таскать эти мешки... Раньше болезней не знала, а сейчас криком кричу порой, хоть скорую вызывай. А что уж проще: установить транспортёр..." Девушка представила тёмное, с чёрным полом помещение и, ощущая себя волшебницей, стала заменять аппараты, переделывать всё по-своему: " Молоко разливает автомат. Поставлю автомат на бром. Под колпаком тяжела струится тёмно-красная жидкость. Подхожу в беленьком халате с шикарной причёской. Автомат работает бесперебойно. Записала показания приборов и дальше каблучками цок-цок. По транспортёру мешки едут, растопырились: другой автомат отправил продукт на фильтр и - в мешки. Готово! Чистейший порошок, ни пылинки, ни соринки! Светло. Чисто. По стенам фрески, цветы благоухают. Пол... Разноцветным орнаментом плитка. Захожу в подсобку, а вместо Аркаши гвозди забивает робот." Тут Вале смешно стало. Спросила:
- Слушай, а робот может гвозди забивать?
- Робот? - переспросил Аркадий. - Навряд ли. Хотя... чёрт его знает.
- Ой-ёй! Всё может. Будешь выступать, придумаю автомат, и придется тебе, Аркашенька, в дворники пойти. Я и там тебя настигну. Сделаю автометлу. Учти. Семейство своё чем будешь кормить? Картохой?
- Бабка надвое гадала, на воде вилами писала, я посланье получил и Валюху восхвалил.
- А поэт из тебя никакой, факт!
4 часа 29 минут.
Вошла, тяжело ступая, Анна Антоновна, стянула с потного лица противогаз: - Что вы вечно задираетесь? Ящики выносите. У меня всё.
- Ну и мы последний гвоздь вколотим. Трафареть, Лера. - Аркадий составил ящики вдоль стены, заметил: - Ты, Антоновна, посиди. Вынесем. Девчата, пошли.
У входа в отделение принюхался:
- Вроде не пахнет.
- Надень противогаз, - сказала Анна Антоновна. - Не ленись.
- Да-да, - подтвердила Валя. - Помните, у Василия и Веры в той бригаде лопнула бутылка? Здорово надышались, пока то да сё.
- Я ж не Василий! Нырнули! - И все четверо, натянув противогазы, стали слониками (так показалось Марине), безобразными монстрами из кошмара (так решила Лера), остальные ничего не подумали, пригляделись. Быстро вынесли ящики с бромом к линии железнодорожных путей, утром их отправят к месту назначения.
- Перекур? - спросил Аркадий.
- Отдыхайте, - устало сказала Анна Антоновна. Пойду посмотрю, как у соседей дела.
- Кемарить пошла, - подмигнул Аркадий. - А мне слесарей проведать, что ли?
Лера постояла, запрокинув голову. Звёзды, яркие, крупные, горели над головой. Только в полях да степях бывают такие звездные ночи, когда небо недосягаемо далеко, и в невообразимой дали, в непроницаемой тьме висят миллиарды огней. Они словно прорывают ткань ночи. В середине ночи небо стало терять глубину и бархатистость, наметился поворот к рассвету. В эти предутренние часы чаще всего рождаются дети. И умирают больные. Счастье тому, кто встретил первые лучи солнца. Он будет жить, должен прожить хотя бы ещё один день, до нового рассвета. Именно под утро необоримо хочется спать. Это чувство хорошо знакомо тем, кто работал в ночную смену. Удастся уснуть на пару часов, встанешь разбитый, вялый. Кто пересилил себя, отключился лишь на пять-десять минут, победил сон, тот с прозрачной лёгкостью в теле видит зарево на востоке. Лера не знала таких тонкостей. Ей было холодно и одиноко, хотелось согреться. Она заметила большой ящик со стружками и завалилась поспать.
5 часов 47 минут.
-Э, девка, как тебя... Лера, вставай! С удобствами устроилась! Ты ж на смене!
Лера вяло поднялась, с раздражением посмотрела на Аркадия: как огурчик. В небе уже занималась заря, цветом незрелого лимона высветлило горизонт.
- Я говорю, поймает начальник смены... А того хуже - Иван Грозный, сто раз пожалеешь! И вообще, среди стружек не стоит спать. Тут тарантулы водятся. - Лера так и подскочила. - Лучше кемарить.... А так не стоит. Весь день будешь потерянная. Ладно, пошли.
Леру и впрямь разморило. Аппаратчики нашли себе заделье, прибирались, а она, сидя на лавочке, таращила слипающиеся глаза. Марина шепнула:
- Ты лицо ополосни холодной водой, легче станет.
7 часов 23 минуты.
Аркадий с плотницкими принадлежностями колдовал. Анна Антоновна пересчитывала мешки, записывала что-то, ей деятельно помогала Валя. А Марина потянула за собой шланг, как длинную тонкую змею, с упоением поливала из шланга пол, и он блестел, как антрацит. Первые солнечные лучи пробились в окно и сотворили эфемерную радугу в рассыпающихся брызгах воды. Под шум воды Марина восторженно шептала:
- Выпрыгивают капли из лужи,
Будто им головы кружит
Радость или отвага
От дождевого шага.
Что одна капля? Пустяк!
Лопнет пузырь-толстяк
И разбежится кругами.
Даже не тронешь руками.
А вместе...
"А вместе...Вместе. Мы будем вместе, Андрейка мой хороший! Уже прошло девять месяцев и семь дней...." Каждый день в разлуке с любимым человеком кажется напрасно прожитым. Когда стрелка часов подбиралась к одиннадцати или когда Марина возвращалась с ночной смены, она наклонной чертой зачёркивала число в настенном календаре и подмигивала Андрею, чей портрет стоял на столе. "Ещё один день... На день сократилась разлука. Завтра ты мне напишешь письмо? Я жду, Андрейка. Помнишь последнюю нашу встречу-разлуку. И твои слова... Я помню".
Люди счастливые - равнодушны, в горе - озлоблены, а может быть только в предчувствии счастья человек щедр душой.
7 часов 45 минут.
- Марина! Ты никак ещё на смену решила остаться!? Здравствуй. - приветствовали девушку неразлучные подруги Лариса и Галка.
- Девчата, привет. Что? Уже полвосьмого?
- Представьте себе, представьте себе! - пропела Лариса.- Кончай работу!
Подошёл Василий, затем Вера и Наталья Дмитриевна. Аркадий предупредил:
- На фильтре фарфоровый вентиль заедает. Вася, ты осторожнее с ним. С дверями, вентилями и женщинами нужно обращаться осторожно, - хохотнул, намекая на физическую силу сменщика, из-за чего у него происходили вечные истории, хрупкие вещи крошились в руках Василий. - Бывайте.
Раздевалка, душевая...Лера, помедлив, стыдливо шмыгнула под душ. Утомленное тело благодарно приникло к воде. Громкие возгласы, шутки, смех женщин гулко раздавались в помещении. Всё коробило Леру, казалось грубым...
-Что нос повесила? - спросила Анна Антоновна. - Не кисни, девка...- Опустилась на скамейку рядом.- Ой, ноженьки мои! Так и гудят, так и ноют... Замучил ревматизм проклятый. Устала с непривычки-то?
- Лера, ты готова? - окликнула Валя. _ Анна Антоновна, ну, а вы?
- Идите! - махнула рукой Анна Антоновна. - Я уж, как всегда. Где мне за вами угнаться!
8 часов 12 минут.
Валя, странно возбужденная, разговаривала без умолку и успела надоесть Лере, пока дошли до проходной.
- Кузьма Петрович, доброе утро. Что-то ваши часы спешат, - сказала Марина. - На двадцать минут!
Седенький юркий старикашка-охранник мелькнул по ним быстрыми глазами, буркнул: - Эти часы знают закон Ома. Сами здесь, а душа дома.
- Ой, не могу, - прыснула Валя, вылетая за двери проходной. Закон Ома! Умора!
Девушки посмеялись, и Лера почувствовала, как усталость оставляет её.
- Ты, Лерочка, веселей держись, - говорила Валя. - Привыкнешь! Пойдем вечером на танцы? Знаешь, как весело? Пойдешь?
За разговорами незаметна дорога до посёлка. Новые высотные дома вклинивались в толпу одноэтажных домишек. Горизонт степи с одной стороны прорывали корпуса завода, с другой - дома посёлка, а слева тяжёлые воды солёного озера были как бы продолжением степного простора. Пыль взметывалась под ногами и бежала вслед за ветерком, не задерживаясь в колючих травах и редких чахлых деревцах, посаженных, наверное, в прошлом году.
-Девчата, а здесь всегда ветер? - спросила Лера.- Так и дует постоянно?
- Да? Я и не замечаю, - откликнулась Марина. - Ветер пахнет полынью. Хорошо! А весной! Вся степь в цветах. Знаешь, как красиво!
- Лера, так ты подумай. Я забегу в общагу вечером. Пока! - сказала Валя.
- Я на почту, До свидания, девчата, - сказала Марина.
"Пойти на танцы? - подумала Лера. - Выспаться надо. Высплюсь... День большой! Схожу, наверное..."