Есть мнение, что ликвидация безграмотности, – при царях почти поголовной, – одна из ценнейших заслуг Советской Власти. Об этом мнении достаточно знать, что высказывалось оно, постоянно и настойчиво, именно Советами. А значит, исходит из источника заинтересованного, не заслуживая доверия, как таковое. Отрицать нельзя лишь того, что кое-как справившись с разрухой, ими же и учинённой, начатую отнюдь не ими ликвидацию безграмотности большевики завершили…
Нельзя отрицать, впрочем, и того, что проблему царское правительство осознало поздно, отстав даже о Японии, и решать её взялось лишь когда жареный петух клюнул. Но тут дело, видимо, вообще не в царях. Просто, национальная особенность.
- Aleksandr Butyrin
В 1920 году новоявленное Министерство просвещения, которое тогда называлось Наркомпрос, решило изучить, какова же грамотность в новой тогда Советской России. И была проведена перепись грамотного населения. 1920 год – это третий год Гражданской войны. Понимаем, что большинство школ не работает. Так вот, выяснилось, что подростки с 12 до 16 лет на 86 % грамотны, умели писать и читать, и научились они этому до революции, а не в годы гражданской войны. А в 1927 году на XV съезде ВКП (б) Крупская жаловалась, что грамотность призывников в двадцать седьмом году значительно уступала грамотности призыва 1917 года. И говорила жена Ленина, что стыдно от того, что за десять лет советской власти грамотность в стране значительно убавилась
То есть, и без революции всеобщее образование было бы введено в России по образцу других стран. Причём, едва ли цари могли бы справиться с задачей просвещения масс ещё хуже, чем генсеки. Хуже-то точно нельзя было. Некуда. Последствия советского периода для просвещения и культуры вообще оказались катастрофическими.
Это, однако, один из моментов сложных для осознания. Нельзя, ведь, сравнить то, что было с тем, чего не было? Альтернативной России, революцию не переживавшей (или подавившей) – не существовало. Советская была. И культурой её мы гордимся до сих пор. Почему бы ожидать, что в альтернативном сценарии она окажется выше?..
Потому что упали стандарты. Чётко помню трансляции в прямом эфире заседаний Верховного Совета. Депутаты правого, демократического крыла, – ещё как-то. Интеллигенция в основном. Многие даже владели даром связной речи. Левое же, коммунистическое крыло представлял отборный пролетариат, – половину депутатов можно было сразу приобщать к антропологическим коллекциями экспонатами, а вторую – не взяли бы. Между обезьяной и человеком такого безобразия не было.
Грубо? Ну, допустим. Но не преувеличение, а преуменьшение, если иметь ввиду масштабы проблемы. Сталин – последний из советских лидеров, хорошо говоривший по-русски. При том, кстати, знавший ещё и грузинский язык. Но он в семинарии учился – до революции. И потом Сталин занимался самообразованием всю жизнь… Кстати, он же был и последним марксистом из генсеков – «Капитал» лично читал.
Однако же, именно при Сталине первое советское правительство, кем-то когда-то названное «самым образованным в мире», сменилось самым невежественным… Хрущёв… Не читал «Капитал», – попытка отразилась бы на лексике. Да он просто не смог бы. Там умных слов слишком много. А большинство из них ещё и длинные. Вообще, это книга написанная философом для философов – специальная. Брежнев, Горбачёв – тоже знали о коммунизме из пересказа для младшеклассников. О чём-то кроме, и подавно не знали.
Могли ли такие люди страной управлять, – неправильный вопрос. Ответ слишком уж очевиден. Правильный, откуда они такие взялись? Из народа?
Кто как, а Никита Хрущёв из народа выходил в виде вполне пристойном. На чучело стал походить только потом, – в эшелонах власти.
Вообще, когда в «Собачьем сердце» Преображенский высокомерно высказывается о пролетариате, – лично мне это представляется, именно, высокомерием, лишённым разумных оснований. Не считая Шарикова, – но он ещё в первом человеческом воплощении был опустившимся люмпеном, не рабочим ни разу, поскольку не работал вообще, – пролетариат с которым профессор имеет дело, более чем достойный. Дореволюционный.
Швондер, как и остальные из его команды, говорит по русски правильно, чисто (без подобающего фамилии акцента), располагает обширным словарным запасом. Использует, правда, казённые, заимствованные из газет обороты, но это значит, что он занимается самообразованием. Газеты читает не для развлечения, – как крутят ленту, – а осознанно, для расширения представлений о мире. И Шарикову, помнится, ячейка подбрасывает переписку Энгельса с Каутским. Следовательно, эту книгу кто-то читать, как минимум, пытался. А, скорее всего, и прочёл… Наконец, собравшись вместе, пролетарии поют песни совершенно трезвыми.
О чём речь? О потрете молодого Хрущёва. На снимке он, – что для выходца из народа естественно, – хочет походить на представителя дореволюционной элиты. Что ему, собственно, и удаётся. Пока речь о внешности, но речь, кругозор, поведение, также могут быть скорректированы к высоким «господским» стандартам индивидуальными усилиями. Ведь, как-то же это, – без специальных курсов, – получалось у всех «кухаркиных детей», получавших дворянство. Было бы желание.
Никита Сергеевич стал таким, каким стал, ибо желание у него пропало. Советская власть сказала ему, что он и так хорош. Таким образом, урон, – снижением стандартов до плинтуса, – был нанесёт культурному уровню именно народа. Интеллигенция, в тайне продолжая ассоциировать себя с господствующим дореволюционным классом, держалась лучше, – сопротивлялась тенденции к опрощению, – но тоже критически сдала.