Автор: Людмила Белогорская
Перед ноябрьскими праздниками, наконец, выпал снежок, установилась холодная погода, и сельчане дружно принялись резать свиней.
Выпить и закусить народ в деревне любил и умел. Но если «горячительным» к празднику основная масса жителей обеспечила себя заблаговременно, то о закуске ещё предстояло подумать.
Итак, на каждом подворье кипела работа: кто собственными силами, кто с помощью друзей или соседей превращал хрюкающее содержимое своих сараек в мясо и сало. Степан, рассчитывающий в этом деле на помощь дружка Ивана, неожиданно получил отказ.
-Не могу, занят сегодня, - виновато пряча глаза, сообщил тот.
-И что за дела у тебя такие важные? – полюбопытствовал Степан.
Иван бросил взгляд на супругу, зорко наблюдающую за друзьями из глубины комнаты.
-А тебе зачем это знать? – пришла она на помощь благоверному.
-Ну-у, может…, - замялся Степан.
-Не может! Ступай домой, не отвлекай людей от дела!
Пришлось уходить несолоно хлебавши.
-Сам справишься, не безрукий, вроде бы, - сердито прошипела вслед растерянному соседу супруга Ивана.
Вернулся домой Степан смурной и задумчивый. Да и было от чего задуматься – вся мужская линия его многочисленного семейства была представлена им самим, стариком-отцом, который год почти не слезавшим с печи, да котом Васькой, принципиально отказывающимся ловить мышей – не то от лени, не то из соображений гуманизма.
-А сам что, не мужик, что ли? – налетели на Степана жена и две незамужние сестры.
-А вы как думаете? – огрызнулся он.
-Доколь ждать-то Ваньку? Может, его Нинка-то не отпустит вовсе – знает, небось, что потом три дня праздновать будете и неделю похмеляться!
-Отстаньте, говорю! – рассердился Степан.
Внезапно в голову его пришла простая до гениальности мысль. Накинув фуфайку, он устремился прочь из дома, напоследок громко хлопнув дверью. Спустя полчаса вернулся с ружьём, одолженным у знакомого.
-Ты чего это надумал? – завелась жена. – Стрелять его, что ль, будешь? Совсем ума лишился…
-А чего? – горделиво расправил плечи глава семьи. – Вы ж его не удержите, борова этого, коли я с ножом к нему подступлюсь. А тут щёлк – и готово!
Для расправы было выбрано помещение, в котором проживал кабанчик, а до него квартировали куры. Степан с ружьём в руках смело вошёл в сарай, наказав женскому большинству семьи крепко-накрепко держать дверь на тот случай, если мясо с салом вознамерится пуститься в бега.
Дамы дружно налегли на дверь, прислушиваясь к происходящему внутри. Степан же не спешил: подождал, пока глаза свыкнутся с полумраком, вежливо поговорил с кабаном (опять же Васькой), призывая того проявить гражданскую сознательность. Наконец, прицелился и спустил курок…
Выстрел слился с оглушительным визгом, от которого у подпиравших дверь женщин вся кровь отхлынула от лица.
-Прикончил, кажись…, - дружно выдохнули они.
Однако, пронзительный визг не стихал. Через минуту внутри послышался какой-то шум, стук, а затем раздались сильные удары в дверь.
-Нет, не застрелил, - вздохнули помощницы и покрепче налегли на дверь. – Ишь, ломится…
Между тем удары в дверь изнутри становились всё сильнее. Степан что-то кричал, но за визгом кабана и бестолковыми выкриками женщин слов было не разобрать.
-Вот ведь… не догадались… ничем… подпереть… дверь-то…, побагровев от усилий, пропыхтела одна из сестёр, Татьяна.
-Ой, лишенько… не могу больше…, - заскулила другая.
-Небось… жить-то… тоже… хочет… божья тварь ведь…, подытожила супруга Степана, упираясь из последних сил.
Но тут дверь, вырванная вместе с петлями со своего законного места, накрыла одну из помощниц, а из сарайки вылетел почти обезумевший взлохмаченный Степан, за ним с визгом – боров Васька, из бока которого хлестала кровь. Здесь пути их разошлись – Степан заскочил в сени, захлопнув за собой дверь, а Васька рванул в ближайший лесок, оставляя за собой на снегу красный след…
Женщины пришли в себя через несколько минут. Незадачливая младшая сестра, освобождённая из-под двери, хлюпая носом и размазывая по лицу слёзы, осматривала «боевые раны». На появившегося из дома Степана тоже нельзя было смотреть без сострадания: измазанный с ног до головы навозом и кровью, изрядно помятый и взъерошенный, на какое-то время он переключил на себя всё внимание женщин. Долго, однако, он собой любоваться не дал – коршуном налетев на родственниц, произнёс длинную пламенную речь, не имеющую ничего общего с русским литературным языком…
А вышло так, что после злосчастного выстрела Степан напрочь потерял контроль над ситуацией. Васька вместо того, чтобы рухнуть на пол и гордо испустить дух, озверел и кинулся на Степана. Тому не оставалось ничего другого, как попытаться взгромоздиться на куриный насест. Уцепившись за жердь руками и ногами и крепко зажмурив глаза, Степан с тоской прикидывал, сколько времени ему удастся ещё продержаться. Оказалось, совсем немного: не рассчитанная на столь упитанного представителя семейства фазановых, жердь с треском сломалась, и горе-стрелок плюхнулся на пол, представ прямо пред Васькины очи.
Обезумевшее от боли животное, видимо, решило во что бы то ни стало отомстить обидчику, и тому пришлось спешно спасаться бегством. Удары в дверь, расценённые слабым полом как стремление кабана вырваться на волю, на самом деле были отчаянной попыткой Степана спастись от справедливого Васькиного гнева…
Довершил начатое Иван, которому супруга всё-таки дала «увольнительную» на полдня, разыскавший едва живого кабана в лесочке и с трудом приволокший его на подворье на санках. Обиженный на весь белый свет Степан отошёл от гнева и слегка «отмяк» где-то к вечеру; закусив хорошую дозу фирменного соседского самогона свежей свининой, он нехотя признал, что Васька всё-таки был геройским представителем своего племени.
