Кирилл Шевченко
Адрес статьи: https://naukaverakuljtura.com/первую-украинскую-газету-в-ужгороде-3/
Борьба карпато-русской интеллигенции с чехословацкими властями за введение русских учебников в школы Подкарпатской Руси была затяжной и носила ожесточенный характер. Летом и осенью 1932 г. в русинской прессе прошла массовая кампания за русские учебные пособия; на страницах русинских газет публиковались многочисленные требования с мест об устройстве русских школ, которые направлялись непосредственно в министерство просвещения Чехословакии. Под давлением русинской общественности руководство министерства просвещения было вынуждено дать устное обещание разрешить обучение в школах по русским учебникам, однако это обещание откровенно и целенаправленно саботировалось на местах. Наряду с устным обещанием министерство просвещения издало прямо противоречащее ему распоряжение № 31.170/32-I/1, в соответствии с которым из школ удалялись «не получившие официального одобрения» учебники, т.е. те самые «русские учебники, введенные учительством на основании устных заверений господина министра. Чаша терпения добровольно присоединившегося к ЧСР русского народа …переполнена» (Карпаторусский голос. 24 августа 1932. № 76),[34] – писал в августе 1932 года местный русинский публицист. В сентябре 1932 г. карпато-русская делегация добилась встречи с министром просвещения Дерером в Праге и передала ему меморандум с требованием допустить в школы русские учебники. Несмотря на очередные обещания министра, члены делегации остались недовольны результатами встречи. Переговоры «с министром Дерером и его мнение по вопросу о языке делегация признала неудовлетворительными» (Карпаторусский голос. 16 сентября 1932. № 95).[35]
Многообразие проблем, с которыми русинское общество Подкарпатья столкнулось в начале 1930-х гг. потребовало создания нового печатного органа. С 1 мая 1932 г. в Ужгороде при поддержке губернатора Подкарпатской Руси А. Бескида начала выходить ежедневная русинская газета «Карпаторусский голос», издававшаяся на литературном русском языке. «В карпаторусской общественной жизни давно чувствовалась необходимость издания независимой …русской ежедневной газеты, которая верно и беспристрастно выражала бы волю карпаторусского народа. …На почве лояльности к республике и взаимного понимания трех государственных народов – чехов, словаков и карпатороссов – мы будем обсуждать все вопросы как Подкарпатской Руси, так и державы, – писал в первом номере «Карпаторусского голоса» ее редактор доктор И. Каминский. – Будем бороться за права и равноправие русского языка, за русскую школу и культуру по вековым традициям нашего народа. …На основании мирного договора и конституционной грамоты требуем признания равноправия карпаторусского чиновничества …во всех государственных ведомствах. На автономной Подкарпатской Руси в руководящих урядовых местах карпаторуссы должны иметь первенство. В школьной политике не могут иметь места ни покровительствование чешским или словацким школам в русских селах, ни поддержка украинизации, явления, которое решительно осуждено самыми широкими массами карпаторусского народа. Будем стараться отстранить те ошибочные, иногда тенденциозные мнения, которые о нашем карпаторусском народе не раз появлялись в туземной и заграничной печати, представляя Подкарпатскую Русь в виде какой-то темной, дикой, некультурной области, обижая карпаторусский народ» (Карпаторусский голос. 1 мая 1932. № 1).[3][36]
Особое место в своей редакционной статье Каминский уделил отношению с украинофилами. «В борьбе украинского направления с русским, – писал Каминский, – наше отношение ясно: мы украинцев считаем своими братьями-русскими, и языковой спор для нас не является причиною к тому, чтобы мы друг друга не любили. Наоборот, самые жизненные вопросы нашего народа заставляют украинцев и нас искать сближения и совместной работы для общего блага нашего народа» (Карпаторусский голос. 1 мая 1932. № 1).[37] Поиски «сближения» и «совместной работы» были продиктованы возросшим стремлением подкарпатских русинов получить давно обещанную чехословацкими властями автономию, в которой были заинтересованы как русофилы, так и украинофилы. Проблема автономии Подкарпатья продолжала активно обсуждаться на станицах русинской прессы, которая упрекала чехов в искусственном затягивании решения этого вопроса, в «полном бесправии» губернатора Подкарпатской Руси и в игнорировании интересов русинского населения.
Довольно типичным явлением общественной жизни была ожесточенная газетная полемика, в ходе которой русинская пресса остро реагировала на недружественные выпады в адрес русинов и Подкарпатской Руси на страницах чешских и словацких газет, напоминая чехам обо всех невыполненных ими обещаниях. Так, гневную отповедь «Карпаторусского голоса» вызвала перепечатанная в чешской прессе статья некоего голландского журналиста, изображавшего карпаторусский народ «глупым, темным, ленивым, пьянствующим» и заявлявшего, что «президент Масарик свыше десяти лет борется с этими недостатками русина, который к его благородству относится апатически». Особое возмущение русинских журналистов вызвало то обстоятельство, что чехословацкий официоз «Ческословенска република», поместивший эту статью на своих страницах, солидаризировался с обвинениями в адрес русинов. Реагируя на эту статью, «Карпаторусский голос» писал: «Республика получила территорию Подкарпатской Руси со всеми ее богатствами бесплатно, а взамен она обязалась осуществить автономию. Тринадцать лет прошло от дня присоединения, но автономии нет, карпаторусского законодательного сейма нет, карпаторусский губернатор не имеет компетенции. Наоборот, Прага поместила в Подкарпатскую Русь большое количество чешских чиновников, ввела администрацию на чешском языке, учреждает в русских селах чешские школы, для чешских урядов построила множество дорогих зданий… и свободно распоряжается карпаторусским национальным имуществом, каким являются огромные леса, соляные копи, полонины и пр.» (Карпаторусский голос. 15 июня 1932. № 24).[38]
Многие русинские деятели указывали на обстановку психологического дискомфорта, которую ощущали вокруг себя русофильски настроенные русины в Чехословакии. «К сожалению, в нашей республике русский народ не достиг всего того, что ему было обещано… и, можно сказать, считается последним из народов. У нас нехорошая рекомендация быть сознательным русским, русофильство как-то вызывает ироничную улыбку, человек такого заказа считается отсталым, – делился своими наблюдениями с читателями лидер Русской Народной партии в Словакии К.П. Мачик и язвительно заключал. – По-видимому, немцы ближе стоят к сердцу официальных кругов…» (Народная газета. 1933. № 1-2).[39] Время от времени негодование карпато-русской общественности вызывали некоторые чешские литературные произведения и кинофильмы о Подкарпатской Руси, где, по мнению русинской прессы, всячески смаковалась культурная отсталость русинов, изображавшихся экзотическими дикарями, и подчеркивалось благотворное цивилизующее влияние чехов на население Подкарпатья.
* * *
Если русофильские круги обвиняли чехословацкие власти в поддержке украинофилов, то представители украинского направления, прежде всего коммунисты, были недовольны ассимиляторскими тенденциями в политике Праги и ее попытками чехизировать местное население. Со второй половины 1920-х гг. эти обвинения особенно часто появлялись на страницах печатного органа коммунистов Подкарпатской Руси газеты «Карпатська правда», которая издавалась на литературном украинском языке. «Начался новый школьный год, а вместе с ним и новая волна чехизации» (Карпатська правда. 8 вересня (сентября) 1929. Число 14),[40] – писала «Карпатська правда» 8 сентября 1929 г., возлагая главную вину за политику чехизации на господствовавшую в Подкарпатской Руси партию аграриев. «На борьбу против чехизации… Чехизация затапливает наши города и села. Чешские школы растут, как грибы после дождя. Местная буржуазия не способна бороться против чехизации. За саботаж чешских школ!», – под такими примечательными заголовками вышел номер «Карпатськой правды» 26 сентября 1929 г. «Год за годом растет число чешских школ, не только в городах, но и в селах, хотя в селах нет чешских детей. …В селе Голубинном нет ни одного чешского ребенка, но чешская школа существует уже три года. В Чернике нет ни одного ни чешского, ни еврейского ребенка, а чешская школа имеется, – приводила примеры ассимиляторской политики чехословацких властей «Карпатська правда». – Чехизируют украинских детей насильно, так как украинской школы нет и селяне должны посылать своих детей в чешскую школу, поскольку иначе их наказывают. Коммунистическая партия призывает трудящиеся массы к решительной борьбе против чехизации, которая является средством укрепления чехословацкого империализма в Закарпатье. Не просьбами, не делегациями, а саботажем чешских школ мы можем бороться с чехизацией образования: не пускать ни одного ребенка в чешскую школу, требовать школ с преподаванием на родном языке. Долой чехизацию! Долой чешские школы! Долой чешский империализм!» (Карпатська правда. 26 вересня (сентября) 1929. Число 17).[41]
Обеспокоенность русинской общественности ростом количества школ с чешским языком обучения была обоснованной. Если в 1920 г. в Подкарпатской Руси было 22 чешские школы, то к 1938 г. их число увеличилось до 188, что намного превышало образовательные потребности проживавшего в Подкарпатской Руси чешского населения, подавляющее большинство которого составляли чиновники и члены их семей.
С июня 1932 г. языковые споры в Подкарпатской Руси приобретают более сложный и ожесточенный характер, выражаясь не только в традиционном противостоянии украинофилов и русофилов, но и в сопротивлении русинской общественности возросшему ассимиляционному давлению чехословацких властей. В известном смысле можно утверждать, что с начала 1930-х годов и русофилы, и украинофилы вели борьбу на два фронта – как друг против друга, так и против ассимиляционной политики властей. Причиной обострения языковых споров стало принятое в мае 1932 г. постановление языкового Сената Высшего Административного Суда Чехословакии, в соответствии с которым «чехословацкий» язык как официальный государственный язык был объявлен «имеющим преимущество» на территории Подкарпатской Руси перед языком местного населения до окончательного решения языкового вопроса будущим сеймом Подкарпатской Руси.
Решение Высшего Административного Суда было воспринято как очередное наступление на культурно-языковые права русинов и вызвало негодование всей русинской общественности независимо от ее культурно-национальной ориентации. «Карпатороссы не являются народом меньшинственным, все же они, как и меньшинства, не могут требовать, чтобы административные ведомства и суды выносили решения по их прошениям исключительно на языке русском… Язык внутреннего производства судов и административных урядов есть язык чехословацкий. Это решение Административного Суда поразит весь карпаторусский народ, который, как народ свободный, добровольно присоединился к чехословацкой республике под условием, что за ним будет признано право на широчайшее самоуправление, – писал «Карпаторусский голос». – Мирный договор и конституционная грамота чехословацкой республики эту «широчайшую автономию» гарантировали прежде всего на поле русского языка… Решение Административного Суда совершенно расходится с всеобщим мнением карпатороссов, которые считают себя народом государственным, создавшим чехословацкую республику вместе с чешским и словацким народами.… Если словацкий язык имеет характер государственного языка и считается равноправным с чешским, то язык карпаторусского народа тоже должен быть признан языком государственным тем более, что мирный договор и конституционная грамота гарантировали русскому языку широчайшие автономные права» (Карпаторусский голос. 1 июня 1932. № 14).[42]
Еще более резко на решение Высшего Административного Суда Чехословакии отреагировали украинофилы-коммунисты. «Чешские империалисты решили более последовательно чехизировать Подкарпатье. Высший Административный Суд постановил, что официальным государственным языком на Подкарпатье должен быть чешский язык…, – комментировала решение чехословацких властей «Карпатська правда». – В наших селах уже основано более 200 чешских школ. Чехизаторы оправдывались тем, что… чешские школы просит местное население. Ни для кого не секрет, что представители чешской буржуазии получали подписи на просьбы об открытии чешских школ от корчмарей, которым в награду за подписи выдавали лицензии.… Сами уряды уже чехизируют население. Хочешь добиться результата – говори с паном урядником по-чешски, а то он рассердится и вопроса не решит» (Карпатська правда. 26 червня (юния) 1932. Число 27).[43]
В своей борьбе с ассимиляционной политикой властей русинская интеллигенция обращалась к опыту словаков. Большой отклик в Подкарпатской Руси вызвал протест 130 словацких писателей против реформы словацкого правописания, призванной приблизить словацкий язык чешскому в рамках создания «общего чехословацкого языка». Протест словацких писателей был поддержан на собрании Матицы Словацкой 12 мая 1932 г., после чего «сторонники чехословацкой ориентации покинули собрание.… Итак, не только в Подкарпатской Руси, но и в Словакии идет борьба за язык. Словаки считают, что они имеют свой язык, созданный не без влияния русской грамматики, и не хотят превращать его в чехословацкий, – делился своими мыслями по поводу чешско-словацкого языкового спора «Карпаторусский голос». – Вопросы культуры не могут подчиняться политическим заданиям. Не может и карпаторусский народ отказаться от своего сокровища – своего языка и заменить его импортированным украинским или приблизить к чешскому» (Карпаторусский голос. 2 июня 1932. № 15).[44]
Отрицательная реакция чехов на отказ словаков реформировать словацкое правописание для сближения своего языка с чешским вызвала оживленно-язвительные отклики русинов. «Чешские правительственные газеты резко высказались против этого сепаратистского, в случае признания наличия «чехословацкого» народа, уклона.… В отношении к словакам правительство стоит на точке зрения допустимости литературно-языкового сближения.… Однако единого чехословацкого языка еще нет, он только в проекте на будущее, – писал «Карпаторусский голос», упрекая чехословацкие власти в политике двойных стандартов, заключавшейся в поддержке чехословацкого культурно-языкового единства и в одновременном препятствовании общерусскому единству. – Русский литературный язык, общий всем русским племенам – явление, не подлежащее сомнениям. До сих пор только незначительная часть малорусского племени, и то несвободная в своих решениях, пожелала оторваться от прочего русского народа и наскоро изобрела так называемый украинский литературный язык. И эта попытка отрыва, не имевшая в прошлом Подкарпатской Руси никакой традиции, ныне является основой деятельности ШО (школьного отдела – К.Ш.) на Подкарпатской Руси» (Карпаторусский голос. 10 августа 1932. № 66).[45]
С начала 1930-х гг. в условиях возросшей чехизации русинские деятели резко активизировали пропаганду русского языка и русской культуры. «Говорите всюду по-русски! – призывали русинские газеты. – В урядах, в торговлях, в кофейнях требуйте русские надписи… Национальное будущее и развитие русской культуры зависит от нас самих. Только твердое национальное самосознание укрепит нас. Гордитесь тем, что вы русские, и никогда не забывайте об этом» (Карпаторусский голос. 25 апреля 1933. № 89).[46] Подобные призывы регулярно появлялись на страницах русинской прессы в 1930-е годы.
С середины 1930-х гг. чехословацкие власти в Подкарпатской Руси начинают вносить некоторые коррективы в свою культурно-языковую политику, пересматривая отношение к украинофилам и стремясь в большей степени учитывать местные особенности. Это нашло свое проявление в дискуссии о языке, на котором различные чехословацкие официальные органы в Подкарпатской Руси издавали свои материалы для местного населения. В письме президиума земельного управления Подкарпатской Руси в Ужгороде руководству министерства просвещения от 7 октября 1935 г. сообщалось: «Поскольку о так называемом языковом вопросе в Подкарпатской Руси автономный сейм до сих пор не принял решения, земельное управление в Ужгороде, как и другие государственные учреждения в Подкарпатской Руси, издает свои «Официальные Известия», «Земельный Вестник» для Подкарпатской Руси и прочие официальные печатные материалы в соответствии с положениями Генерального статута на том языке, который употреблялся на этой территории до революции, т.е. на языке «status quo». На этом языке бывшее венгерское правительство издавало свои официальные материалы и законы, тем самым признав официальный характер этого языка (русский / малорусский язык с этимологическим правописанием, т.е. язык народа). После установления контроля над данной территорией …земельное управление Подкарпатья использовало этот язык как официальный и продолжает придерживаться этого вплоть до настоящего времени, не взирая на влияние украинских и русских эмигрантов, которые сюда переселились и принесли с собой свои старые языковые и культурные споры, – указывалось в письме президиума земельного управления Подкарпатской Руси. В то же время, авторы документа с явным неудовольствием отзывались о проукраинской ориентации чешских чиновников местного школьного отдела. – «Официальный Вестник» школьного отдела земельного управления вплоть до настоящего времени издавался на украинском языке с искусственным правописанием. …Школьный отдел поступил правильно, изменив свою предыдущую ничем не обоснованную позицию и приспособив издание своего Вестника к той форме, в которой издаются все остальные официальные публикации, с самого начала использовавшие традиционный язык местного русинского народа» (SÚA, fond PMR, inv. č. 588, sign. 223, kart. č. 131. Jazyková otázka na Podkarpatské Rusi 1920-1938).[47]
Таким образом, в отношении чешских властей к ситуации в Подкарпатской Руси имела место определенная раздвоенность. Если чешские чиновники министерства образования и школьного отдела отдавали явное предпочтение украинскому направлению, то остальные были склонны в большей степени учитывать местные особенности. Однако даже наиболее проукраински ориентированный школьный отдел земельного управления Подкарпатской Руси был вынужден частично пересмотреть свою позицию и внести коррективы в свою деятельность с учетом культурно-языковых особенностей Подкарпатской Руси.
Примечательным было и поведение Высшего Административного Суда Чехословакии, который 26 июня 1935 г. «принял решение № 5. 136/33 о том, что в соответствии с законом языком славянского населения Подкарпатской Руси является язык русинский, русский (малорусский), а национальность этого населения определяется как русская (малорусская). Любое другое обозначение, например украинский язык, является в соответствии с законодательством в правовом отношении недопустимым…» (SÚA, fond PMR, inv. č. 588, sign. 223, kart. č. 131. Jazyková otázka na Podkarpatské Rusi 1920-1938).[48] Решение Высшего Административного Суда делало заметный шаг навстречу русофильской интеллигенции Подкарпатской Руси, категорически отрицавшей существование отдельного украинского народа. Вместе с тем, подобный вердикт означал вмешательство Высшего Административного Суда в сферу компетенции будущего парламента Подкарпатской Руси, которому, в соответствии с законодательством, отводилось право принятия окончательного решения вопроса о языке и национальности местного населения. Русофильская общественность, судя по всему, не ожидавшая подобного развития событий, приветствовала решение Высшего Административного Суда. «Американский Русский Вестник», назвав данное решение «сенсационным», отмечал его «чрезвычайное значение» и констатировал, что оно «показывает властям путь решения языкового вопроса» (Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. August 8, 1935. № 32).[49]
Серьезная уступка русофильской интеллигенции была сделана и в области просвещения. В октябре 1936 г. чехословацкие власти после многолетних усилий русофильской общественности наконец рекомендовали русофильскую грамматику Сабова в качестве учебного пособия для школ Подкарпатской Руси. По словам П.Р. Магочи, признание «грамматики» Сабова чехословацкой администрацией в 1936 г. было попыткой смягчить недовольство и пойти навстречу многочисленным требованиям ввести русский язык в школьную систему Подкарпатской Руси.
Наряду с определенными реверансами в сторону русофилов, Прага проявляла возросшую заинтересованность в поддержке русинофильского течения в противовес как украинофилам, так и русофилам. В 1930-е гг. чехословацкими властями были предприняты некоторые шаги в этом направлении. Так, с 1934 г. в Подкарпатской Руси началось радиовещание на местном русинском диалекте. В 1936 г. при поддержке чехословацкого правительства был создан подкарпатский национальный театр, представления которого также проходили на местном диалекте. Появился ряд публикаций и печатных изданий, подчеркивавших самобытность и оригинальность Подкарпатской Руси и населявшего ее народа; с этой же целью в середине 1930-х гг. при поддержке властей была создана Матица Подкарпаторусская. Тем не менее, в целом поддержка Прагой русинофильской ориентации носила расплывчатый и бессистемный характер; целенаправленных попыток создать отдельный русинский литературный язык чехословацкие власти также не предпринимали. «Пражская политика «русинизма» не являлась тщательно разработанной программой…, – обоснованно отмечал П.Р. Магочи. – В ответ на возросшую политическую напряженность в Подкарпатской Руси, «русинизм» выступал в роли компромисса, который в лучшем случае мог способствовать распространению доверия и уважения к чехословацкому государству у населения Подкарпатской Руси» (Magocsi 1979: 223).[50]
Возросшая ориентация Праги на русинофильское направление нашла свое выражение в кадровой политике. В 1935 г. губернатором Подкарпатской Руси был назначен греко-католический священник Константин Грабарь, сторонник русинофильской ориентации, который пробыл на этом посту вплоть до 1938 г. Изменение акцентов в русинской политике чешских властей и личность К. Грабаря вызвали критические отзывы русофильской общественности. «В Праге при МШАНО (министерство школ и народного просвещения – К.Ш.) открыт новый карпаторусский отдел, где шефом отделения назначен доктор Славик, – сообщал в сентябре 1934 г. «Карпаторусский голос», и, выражая взгляды русофилов, констатировал. – …Направление нового отдела – русинско-украинское, т.е. полная денационализация Подкарпатской Руси. Это новое направление, по-видимому, вполне соответствует намерениям назначения губернатором грекокатолического священника о. Константина Грабаря» (Карпаторусский голос. 8 сентября 1934. № 646).[51]
Главной причиной частичного пересмотра чехословацкими властями своей проукраинской политики были возросший к середине 1930-х гг. радикализм украинского движения и его все более явная ориентация на нацистский Берлин. Уже с конца 1920-х гг. чешская пресса обращала внимание на усиление явно сепаратистских и античехословацких тенденций в украинском движении, критикуя официальную Прагу за проукраинскую политику. Примечательно, что газета «Подкарпатске гласы», отражавшая взгляды чехословацкой администрации в Подкарпатской Руси, в октябре 1929 г. с тревогой констатировала усиливающийся сепаратизм украинцев, связанный с Германией.
Вместе с тем, в условиях продолжавшегося и всё более ожесточённого противостояния различных культурно-языковых ориентаций в Подкарпатской Руси, среди части чешской бюрократии крепло убеждение в том, что оптимальным для Праги решением языковых проблем в регионе была бы полная чехизация и словакизация местных русинов. По откровенному выражению одного чешского чиновника, «поскольку Подкарпатская Русь в экономическом смысле является крайне отсталой, а в политическом смысле – необразованной и непросвещенной, наиболее целесообразным было бы способствовать естественной ассимиляции русинов со словаками и чехами… Так как русины не имеют своей культуры, литературы и языка, с точки зрения государства было бы выгодным чехизировать и словакизировать этот полумиллионный славянский народ» (Magocsi 1979: 337).[52] Подобные настроения среди части чешской бюрократии, которые не были секретом для русинской общественности, а также явные проявления ассимиляционной политики в виде экспансии чешских школ, отталкивали от Праги как русофилов, так и украинофилов, создавая питательную почву для распространения античехословацких настроений в Подкарпатской Руси.
Литература
Борисенок Е. Феномен советской украинизации. Москва, Европа. 2006.
Геровский А. Карпатская Русь в чешском ярме // Путями истории. Общерусское национальное, духовное и культурное единство на основании науки и жизни. Том 1. Нью-Йорк, 1977.
Годьмаш П., Годьмаш С. Подкарпатская Русь и Украина. Ужгород, 2003.
Карпаторусский голос. 1 мая 1932. № 1.
Карпаторусский голос. 1 июня 1932. № 14.
Карпаторусский голос. 2 июня 1932. № 15.
Карпаторусский голос. 15 июня 1932. № 24.
Карпаторусский голос. 10 августа 1932. № 66.
Карпаторусский голос. 13 августа 1932. № 69.
Карпаторусский голос. 24 августа 1932. № 76.
Карпаторусский голос. 25 августа 1932. № 77.
Карпаторусский голос. 16 сентября 1932. № 95.
Карпаторусский голос. 11октября 1932. № 113.
Карпаторусский голос. 25 апреля 1933. № 89.
Карпаторусский голос. 8 сентября 1934. № 646.
Карпатский свет. 1931. № 5-6-7.
Карпатский свет. 1932. № 6.
Карпатська правда. 10 липня (июля) 1927. Число 28.
Карпатська правда. 23 червня (юния) 1929. Число 3.
Карпатська правда. 8 вересня (сентября) 1929. Число 14.
Карпатська правда. 26 вересня (сентября) 1929. Число 17.
Карпатська правда. 26 червня (юния) 1932. Число 27.
Манифест Русской национально-автономной партии. Интерпелляции и открытые письма Председателю Совета Министров и Министрам, земскому вице-президенту и вице-губернатору Подкарпатской Руси Д-ра Степана А. Фенцика, депутата парламента. Ужгород. 1938.
Народная газета. 1925. №. 3.
Народная газета. 1925. №. 21.
Народная газета. 1928. №. 10.
Народная газета. 1930. № 3.
Народная газета. 1933. № 1-2.
Русская земля. 2 августа 1923. № 29.
Свобода. 12 юния 1930. Число 24.
Сiрка Й. Розвиток нацiональної свiдомости лемкiв Пряшiвшини у свiтлi української художньої лiтератури Чехословаччини. Мюнхен. 1980.
Скрипник М. Національне відродження в сучасних капіталістичних державах на прикладі Закарпатської України // Прапор марксизму. № 1 (2). 1928.
Тихий Ф. Ужгород 1923. Перечин. 1992.
Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. February 24, 1927. № 8.
Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. July 31, 1930. № 31.
Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. August 8, 1935. № 32.
AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1922, krabice 401.
AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1928, krabice 403. Podkarpatská Rus – zpráva Ing. Nečase.
AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1931, krabice 403. Memorandum Centrální Ruské Národní Rady v Užhorodě týkající se křivdy přičiněné Podkarpatským Rusínům na poli hospodářském.
AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1931, krabice 403.
Chinyaeva E. Russian Émigrés: Czechoslovak Refugee Policy and the Development of the International Refugee Regime between the Two World Wars // Journal of Refugee Studies. Vol. 8. No. 2. 1995.
Dr. Pankevič I. Spolek „Prosvita“ v Užhorodě // Podkarpatská Rus. Sborník hospodářského, kulturního a politického poznání Podkarpatské Rusi. Redigoval Dr. Jaroslav Zatloukal. V Bratislavě. 1936.
Encyclopedia of Rusyn History and Culture. Revised and expanded edition. Edited by Paul Robert Magocsi and Ivan Pop. Toronto University Press, 2004.
Magocsi P.R. The Shaping of a National Identity. Subcarpathian Rus’ 1848-1948. Cambridge (Mass.), 1979.
Národní listy. 13.7.1929.
Podkarpatské hlasy. 31.10.1929.
SÚA, fond PMR, inv. č. 588, sign. 223, kart. č. 131. Jazyková otázka na Podkarpatské Rusi 1920-1938.
Venkov. 17.4.1930.
[34] Карпаторусский голос. 24 августа 1932. № 76.
[35] Карпаторусский голос. 16 сентября 1932. № 95.
[36] Карпаторусский голос. 1 мая 1932. № 1.
[37] Там же.
[38] Карпаторусский голос. 15 июня 1932. № 24.
[39] Народная газета. 1933. № 1-2.
[40] Карпатська правда. 8 вересня (сентября) 1929. Число 14.
[41] Карпатська правда. 26 вересня (сентября) 1929. Число 17.
[42] Карпаторусский голос. 1 июня 1932. № 14.
[43] Карпатська правда. 26 червня (юния) 1932. Число 27.
[44] Карпаторусский голос. 2 июня 1932. № 15.
[45] Карпаторусский голос. 10 августа 1932. № 66.
[46] Карпаторусский голос. 25 апреля 1933. № 89.
[47] SÚA, fond PMR, inv. č. 588, sign. 223, kart. č. 131. Jazyková otázka na Podkarpatské Rusi 1920-1938.
[48] Ibidem.
[49] Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. August 8, 1935. № 32.
[50] Ibidem. P. 223.
[51] Карпаторусский голос. 8 сентября 1934. № 646.
[52] Цит. по: Magocsi P.R. The Shaping of a National Identity… P. 227.