В предыдущем материале я говорил, что большинство психологических проблем, которые приписываются т. н. «советскому человеку» как результат советского же строя, в действительности являются абсолютно универсальными, что называется, для всех времён и народов.
Говорил я и о главной, а по сути, единственной его особенности: ментальной и поведенческой ориентированности на коллективизм, на общинность, на соборность, которая многими ошибочно воспринимается как неумение «уважать границы», столь ценимое в обществе возведённого в абсолют индивидуализма.
Теперь обе мысли чуть подробнее.
Стандартный перечень «претензий» к «психике совка» выглядит так:
1. Культ жертвенности, самоотречение, неумение осознавать личные интересы.
2. Нонматериализм, «культ нищеты».
3. Страх как норма жизни: страх наказания, страх осуждения.
4. Асексуальность, и вообще неумение строить отношения с противоположным полом.
Повторяю: люди с подобными проблемами в СССР, разумеется, были. Точно так же, как они были и до СССР, как они есть и сейчас.
Прямо сейчас, и не только в России, по городам и весям всего мира бродит огромное количество напуганных и асексуальных людей, либо вообще не способных осознавать личные интересы, либо считающие таковыми навязанные им извне.
Создавал ли советский строй какие-то особые предпосылки для развития перечисленных психических особенностей?
Разумеется, не не создавал. Или создавал ровно в той же степени, в которой их создаёт любой государственный строй.
Никакого культа нищеты в СССР не было: в отличие, кстати, от культа роскоши, активно навязываемого современному обывателю, и в России в том числе. Напротив, гражданину активно внушалась мысль, что своим собственным созидательным трудом он обеспечит достойный материальный уровень себе и своей семье. Так и происходило.
Да, в кинокартинах советского периода 30-80-х годов не увидишь ни многометровых яхт, ни персональных бизнес-джетов, ни многогектарных личных поместий, ни даже сумочек со стразами. Вы готовы считать отсутствие в обществе всего этого «культом нищеты»? Я вот как-то не готов. А если вы готовы, то возможно, вы просто приверженец какого-то другого культа?..
Далее. Страх наказания и осуждения социумом — универсальный страх, присутствующий даже в психике обезьяны. Это основа нашего социального инстинкта. Любой примат хочет выглядеть похожим на тех, с кем он сидит на одной ветке: иначе его просто выпрут из стаи.
В «совке» обезьяну, не желающую в поте лица добывать хлеб свой, или выискивающую возможность нажиться на дефиците чего-либо у окружающих, действительно могли подвергнуть общему остракизму и сделать нерукопожатной. В современном социуме обезьяну, готовую, как дура, в поте лица добывать хлеб свой, вместо того, чтобы инвестировать в деривативы третьего уровня и писать в блог, а также игнорирующую возможность нажиться на дефиците чего-либо у окружающих, тоже могут подвергнуть общему остракизму и сделать нерукопожатной.
Если у вас получится найти десять отличий, или хотя бы одно, то найдите: а то у меня что-то не получается... «Отказники» от общего мейнстрима в любом социуме всегда живут в страхе осуждения и отвержения.
Ошибочное представление об асексуальности в СССР частично растёт из знаменитой фразы «В СССР секса нет!», в действительности никогда не звучавшей. Журналист Познер, ведущий советско-американского телемоста, многократно напоминал, как в ответ на жалобу американской дамы на засилье порнухи на американском ТВ, советская барышня с гордостью ответила «У нас такого нет!», имея в виду отсутствие секса на советском телевидении, что тут же в студии и уточнили. Но всем, как обычно, пофигу: фразу придумали и понесли.
Однако в сравнении с современным обывателем, для которого просмотр порно — часть регулярного времяпровождения, советский человек 30-60-х годов (как, впрочем, и американский, и германский, и даже французский человек этого периода) действительно выглядит асексуалом: не в том смысле, что он меньше, хуже, или однообразнее занимается сексом, а в том смысле, что он куда меньше о нём думает. Объяснение этому простое. Так называемая «сексуальная революция» Вильгельма Райха повсеместно производилась уже после его смерти, как раз в 60-е годы XX века, усилиями лондонского Тавистокского института, а заодно ЦРУ и Ми-6: до этого, на протяжении тысячелетий человеческой истории, никому даже и в голову не приходило заменить реальный процесс секса на процесс его наблюдения и обдумывания…
Однако 250-миллионное население СССР накануне его распада как бы показывает, что секс всё же был. Стремительное, чуть ли не по миллиону в год, сокращение нынешнего населения, как бы свидетельствует, что сам процесс всё же заменён на наблюдение и обдумывание…
Ну и, наконец, «культ жертвенности» и неумение осознавать личные интересы.
В этой связи не могу не высказать мысль, которую большинство радетелей за современный мир не примет. Но она, с одной стороны, исчерпывающим образом объясняет, почему советский человек делал выбор в пользу коллективизма и соборности, в пику индивидуализму и эгоизму. С другой стороны, она косвенным образом объясняет и все прочие особенности «психики совка»: веру в честный труд, презрение к излишней роскоши, и нежелание демонстрировать подробности собственной интимной жизни.
Дело в том, что советская идеология по своей сути базировалась ровно на тех же нравственных принципах, на которых базируется любая — повторяю, любая — из существующих человеческих религий.
Собственно говоря, религия — это и есть просто разновидность идеологии.
Так называемого «богоборчества» и «атеизма» в психике и ментальности советского человека никогда не существовало: это миф, выдуманный антисоветчиками неолиберальной эпохи. Советский человек был жёстким антиклерикалом, это да. То есть им отрицались церковные институты, — грубо говоря, попы, — как претенденты на его ум и душу. Однако в этом смысле он ничем не отличался ни от раскольников-беспоповцев, миллионами живущих в России на всем протяжении её РПЦ-шной истории, ни от западных протестантов, отказавших римскому Папе в его исключительном праве трактовать волю Божию.
Вера в честный труд, презрение к излишней роскоши, и нежелание демонстрировать подробности собственной интимной жизни, свойственные «совку», ровно в той же степени свойственны и последовательному христианину, и правоверному мусульманину, и ортодоксальному буддисту.
Иными словами — верующему человеку.
Человеку, верующему в то, что мир не сводится к его собственной персоне, и что его личное ползание по поверхности земного шарика, в попытках собрать максимальное количество корма, не является главным замыслом Бога.
Верующему во что-то иное, нежели личный успех и частная собственность.
Отсюда, собственно, и все его психические особенности, столь необъяснимые для адептов дивного нового мира, пророчески предсказанного Замятиным, Оруэллом, и Хаксли...