Я придумал, как мне обелить мою позорную молодость. – Вспомнил слова лучшего товарища в студенческой группе: «Зачем тебе лезть в такие сложности?» Я ему пожаловался, что меня не любят женщины. (Я припозднился и стал за ними ухаживать лишь после института.) Он в пику привёл приблизительно такой довод. Надо-де подходить к той, с которой хочешь создать семью и не таить своих намерений. Если да, то да. Нет – так нет. Всё – просто. А не, как ты. И он уже был накануне свадьбы. – А я, новичок, и, главное, не вызывающий у девушек собою никакого аппетита, скатился к микроскопическим эволюциям. Нет, программа-максимум с каждой у меня была: а вдруг она мне даст. Но я вообще не понимал даже, зачем они со мной знакомились, настолько это со мной их не интересовало. А я пытался разобраться и извлечь уроки. И удавалось. И в этом была тонкость, не ведомая моему товарищу. Но – позорная: о чём я хлопочу?!. Сорвать хоть ответный поцелуй, например. – Первая, у которой я не только сорвал, но промучил полночи была по имени (я запомнил по первости) Ниёле. Она со мной пошла гулять в приморский парк после танцев потому же, почему и я её позвал – в новинку нам обоим было. Надо мной висел дамоклов меч: вдруг она даст и забеременеет. А над нею висел вопрос, что можно мне разрешить, а что нельзя. – Никакого особого взаимного нравления. Такая тихая война. Туда пойти нельзя, там слишком темно, а здесь сесть можно, есть хоть фонарь вдали. Сели – новая война: отвечать или не отвечать на поцелуи? Хорошо. Отвечать. А на тискание груди? – Физическая мука, скажу я вам. Наверно, не только мне – она ж тоже возбуждалась. Но! Назавтра утром я поймал себя на том, что, идя с тем самым товарищем, я абсолютно не смотрю на женщин на улице. Аб-со-лютно! Я был удовлетворён! – Представляете эту низость во всех смыслах. И вот по таким ступеням я опустился в мою сексуальную молодость. И стал разбираться в тонкостях отношений, что, может, повлияло на мою вообще тонкость, отразившуюся, аж на лице. – Перед концом, можно сказать, жизни, с вырезанной аденомой простаты, вдовец, я вышел раз вечером в центр городка на людей посмотреть (местного языка я не освоил). Увидел пустое место на скамейке рядом с какой-то женщиной, попросил разрешения присесть и сел. Она оказалась туристкой из Питера, и ей всё здесь нравится, а я удивляюсь, сравнивая с Ленинградскими чудесами. Разговор прерывала здешняя, видимо, золотая молодёжь, зовя женщину с собой. Хоть она на лицо была, можно сказать, страшная. Мне это было не важно: я изливал на неё своё «фэ» по поводу русских туристов, которым тут нравится любой пустяк. Но я после подхода золотой молодёжи спросил, как она осмелилась выйти вечером на улицу и сесть на скамейку одна, как она разрешила мне к ней подсесть. А она отвечает: «Я ж по лицу вижу, с кем я имею дело». – Оправдалось давнее: моё лицо выражало чистоту, а душа была грязная. И не одна покупалась на выражение моего лица, решив: о! С этим я отдохну. Ему можно не давать. А себя чувствовать, словно в интеллигентное общество тебя вводят.
Ну и параллельно я усиленно и ежедневно искусствоведчески самообразовывался. – Тонкость подкреплялась. Но с женщинами, она не распространялась на абсолютно традиционных. – Когда я уезжал из города, где прожил 40 лет, на отвальную в моём проектно-конструкторском бюро пришли – в частном порядке, прослышав – две женщины из других ПКБ с личными подарками. И тогда я понял, про кого мне иногда загадочно бубнила соседка по кульману, что я не знаю, как по мне сохнут некоторые.
А в искусствоведении я достиг и много и мало.
Вот этого я не понимаю:
«А увидит он [нынешний зритель] художника [Николая Рериха]яркого и странного. Художника, у которого на картинах почти нет лиц, сплошные тени и мутные фигуры. Художника цвета и линии, поставленных на службу большой идее… всегда не о человеке, а о высшем разуме» (Кира Долинина. http://loveread.me/read_book.php?id=100990&p=63).
По крайней мере, я думаю, что не понимаю, пока не дам себе словесный отчёт.
Теперь я попрошу читателя прочесть предыдущую статью о Рерихе и там обратить внимание, с каким трудом мне далось найти, каким элементом картин там выражено было благое для всех сверхбудущее. С чем именно там связана идея «о высшем разуме»?
Я процитированные выше слова Долининой понимаю так: если поначалу сознанию Рериха не был дан его подсознательный идеал «о высшем разуме», то потом, спустя десятилетия, когда из подсознания этот идеал поднялся в сознание, то образы стали не труднопостигаемыми зрителем, а легко. Причём этот осознаваемый высший разум конкурировал с большевизмом в СССР, до чрезвычайности конкретным: не случилось Всемирной революции, будем строить социализм в отдельно взятой стране. Чтоб рериховская, довольно неопределённая (как всегда у символистов), альтернатива была «услышана» зрителями, художнику приходится «кричать» изо всех сил. Что, по Долининой, есть просто дурновкусие. Хуже передвижников 19 века. И то, что мне искренно нравился Рерих, похоже на мои неполноценные амуры с девушками в молодости. А Долинина как бы выступает в роли моего товарища-сокурсника, предлагавшего не погружаться в психологию партнёрши данного вечера, ибо тоже дурновкусие.
Это очень похоже на Долинину, которую я уже давно критикую. Она против анализирования. А когда перед нами такой «крик», как у Рериха, то потребность определить ЧТО (о высшем разуме) ЧЕМ выражено становится настоятельной, хоть и, кажется ей, противно лёгкой.
Другие, более конкретные, слова «о высшем разуме» такие:
«Рерих верит в социальный и культурный прогресс <…>, но в то же время трепетно относится и к архаике как фундаментальным ценностям культуры и истокам будущего культурного развития, сохраняющимся в формах материальных реликтов, обнаруживаемых в археологических экспедициях» (https://www.bibliofond.ru/view.aspx?id=598995#text).
Почти как коммунизм без высокого материально-технического уровня. Оно и логически сходится, если взять в скобки этот уровень. Уже и сейчас еды, например, в мире очень много. То есть, если б вместо потребительского ажиотажа была б, например, конкурентная гонка (ну представьте на секунду), кто больше анализов произведений искусства сделает (это моя идея-фикс), то коммунизм немедленно б наступил. (А если чего-то подобного не случится, то человечество просто умрёт в экологической катастрофе от перепроизводства и перепотребления.) Или взглянуть на факты повторяемости сказок у разных народов мира. Это материалистически объясняется тем фактом, что всё человечество произошло из Африки. Вот и сказки схожи. Изначальный глобализм. Он, собственно, предсказывает будущий производственный глобализм. То есть, да, Рерих в чём-то прав, что будущее как бы принципиально можно экстраполировать из прошлого. Но. Для этого нужно какое-то особое умение, какое-то изменённое психическое состояние, образом чего может служить какая-то неожиданная краска сама по себе, если не все оттенки уже побывали на холстах художников за тысячи лет. Или хотя бы если нечто на картине имеет очень уж неожиданный цвет. – И это элементарно (что бесит Долинскую).
А ну посмотрим Рериха 30-х годов. Первую же вещь.
Мне – ну как не переборщить с позитивом? – взгляд остановило абсолютное совпадение по цвету неба и льда в тени – в центре.
Интересно, есть такое на фотографиях?
Есть. Тоже первая попавшаяся фотография.
Опять на самой вершине.
Так что? Провалилось моё толкование?
Нет. Достаточно редки такие фотографии. И это как-то не бросается в глаза, как у Рериха.
Смотрим вторую вещь.
Судя по тому, как самые края облаков у горизонта освещает садящееся солнце, оно закатывается слева. То есть бледно-лимонного цвета (такая заря) прорывы в тучах находятся по отношению к солнцу в направлении 90 градусов. Но заря не может сохранять желтизну на полнеба. Значит, это образ какой-то нездешности.
А что олень спрятался от стрелы под скалой, а эта скала из-за антропоморфности показалась охотнику заслонившей оленя своей рукой… Ну так это охотнику померещилось.
Действительно, какая-то натуга чувствуется в картинах. Эти большие однотонные куски картин… Как маляр работает. Впечатление халтуры человека, желающего побольше нарисовать.
Правильно имеет претензии Долинская к «холодному, стерилизованному гладкому письму последних десятилетий».
23 апреля 2024 г.