В декабре 1838 года литератор, поэт, друг Пушкина князь Петр Андреевич Вяземский навестил во Франкфурте-на-Майне гостеприимную семью дипломата и русского посланника при Германском союзе Петра Яковлевича Убри. Вяземский писал, что был рад найти «попавшись на чужбину, родных обычаев знакомую картину, домашнюю хлеб-соль, гостеприимный кров». И «любовался он с сознаньем и участье семейства милого согласием и счастьем». В гости он пришел к девяти вечера – в «час дружеских бесед у чайного стола». И говоря о том, что у хозяев «по-русски тепло и хлебосольно», Вяземский имел ввиду прежде всего чай, который «не жидкий как вода или напиток детский, но Русью веющий, но сочный, но густой», душистый и льющийся «янтарною струей». Да, к тому времени традиции русского чаепития были уже давними и прочными. Например, когда Вяземский уехал из Парижа во Франкфурт-на-Майне, один из друзей писал ему: «Я совсем осиротел без вас. Не с кем отвести душу и усладить изсохшую гортань русским чаем».
Но в гостях у семейства Убри Вяземский не обнаружил самовар. Так родилось одноименное стихотворение. Что же говорится в нем о самоваре?
«Прекрасно!.. Но один встречаю недостаток:
Нет, быта русского неполон отпечаток.
Где ж самовар родной, семейный наш очаг,
Семейный наш алтарь, ковчег домашних благ?
В нем льются и кипят всех наших дней преданья,
В нем русской старины живут воспоминанья;
Он уцелел один в обломках прежних лет,
И к внукам перешел неугасимый дед.
Он русский рококо, нестройный, неуклюжий,
Но внутренно хорош, хоть некрасив снаружи;
Он лучше держит жар, и под его шумок
Кипит и разговор, как прыткий кипяток.
Как много тайных глав романов ежедневных,
Животрепещущих романов, задушевных,
Которых в книгах нет – как сладко ни пиши!
Как много чистых снов девической души,
И нежных ссор любви, и примирений нежных,
И тихих радостей, и сладостно мятежных –
При пламени его украдкою зажглось
И с облаком паров незримо разнеслось!
Где только водятся домашние пенаты,
От золотых палат и до смиренной хаты,
Где медный самовар, наследство сироты,
Вдовы последний грош и роскошь нищеты, –
Повсюду на Руси святой и православной
Семейных сборов он всегда участник главный.
Нельзя родиться в свет, ни в брак вступить нельзя,
Ни «здравствуй!» ни «прощай!» не вымолвят друзья,
Чтоб, всех житейских дел конец или начало,
Кипучий самовар, домашний запевало,
Не подал голоса и не созвал семьи
К священнодействию заветной питии».
В конце стихотворения – просьба «конфорку бросить прочь и самовар завесть».
Прекрасной иллюстрацией к стихотворению может стать картина «Семейство за чайным столом» (варианты названия: «Семейная сцена», «Семейный портрет»), написанная спустя семь лет после стихотворения Вяземского. Автор жанрового полотна – Тимофей Егорович Мягков (1813-1865). Вольноотпущенник из государственных крестьян стал одним из первых выпускников Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Сначала он совмещал учебу с росписями многочисленных храмов в Тамбовской и Рязанской губерниях, с заказными портретами провинциальных помещиков, священнослужителей, купцов. Потом пришли и московские заказы на работы в храмах, получилось обзавестись собственным домом. За картину «Семейство за чайным столом» Мягков получил от серебряную медаль «второго достоинства» (второй степени).
На картине изображены три сестры Загряжские – Варвара Андреевна (1810-1870; в замужестве Беликова), Надежда Андреевна (?-1889), Софья Андреевна (?-?; в замужестве Чулкова). Софья стоит, Варвара держит заварочный чайник на самоваре, напротив Надежды сидит ее муж – надворный советник Алексей Дмитриевич Плечко (1862-1882). Но главный герой этой семейной сцены, конечно же, роскошный самовар, «домашний запевало», как писал Вяземский. Интересно рассмотреть также и изящную фарфоровую посуду: чайные пары, сахарницу с колотым сахаром, молочник.
В книге-альбоме Е.И. Ивановой «Русские самовары», изданной в 1971 году в Ленинграде, можно видеть похожий самовар «чашей гранный». Он был сделан из меди в 1840-х–1850-х годах в Тульской губернии, в мастерской Григория Ермилова.