Будь у языка некое идеальное состояние, то он был бы похож на маятник, который качается туда-сюда, но вечно стремится вернуться в наилучшее - статичное - положение.
Увы, это не так, язык постоянно движется, меняется, не заботясь о возврате в исходную точку, а потому всякое его состояние последовательно может быть то слишком новым, то привычным, то устаревшим - в зависимости от того, из какой точки времени на это посмотреть.
Не верите? Возьмём заметки о русском языке, опубликованные в журнале «Москвитянин» в 1853 году и поглядим, все ли тогдашние языковые претензии актуальны и сейчас или что-то из «изъянов» за последние полтора с лишним века уже вполне вошло в норму.
Заметки о русском языке
• В № 91 Санкт-Петербургских Ведомостей: «Я не имею никакой причины злословить на него». - По-русски: «злословить его». Причина самая простая и неспорная: глагол злословить требует винительного падежа.
• В № 58 Петербургских Ведомостей я нахожу: «осемнадцатилетний юноша». А в № 61 напечатано: «молодой человек восемнадцати лет». - Следуя употреблению народного выговора, должно писать восемь, но - осьмнадцатый, или восьмнадцатый; а ни в каком случае осемнадцатый, ни восемнадцатый, хотя последнее и признала в своём Словаре Академия. Против этого употребление, выговор и пример Карамзина: важные авторитеты!
• В одном журнале употреблена поговорка: «каждый почувствовал себя не в своей тарелке». - Знаю, что она давно в употреблении и сделалась русскою. Но не худо бы не употреблять печатно этого бессмысленного выражения, невежественно переведённого с французского: слово assiette значит не тарелка, а посадка. Лучше бы даже было говорить: «не в своей посадке», хотя и это было бы дурно. А в этом случае лучше всего было бы сказать: «каждый почувствовал, что ему становится не хорошо, не ловко!»
• В Санкт-Петербургских Ведомостях есть презабавные фразы, например, в № 92: «Он не притворяется, он сам сильно вибрирует!» - Это что за слово? - Vibrer значит по-русски: сотрясаться, дрожать. Можно было сказать: «чувствует сильное внутреннее сотрясение». - Ежели мы эдак будем переносить в наш язык иностранные слова, то возвратимся к тому времени, когда один дипломат писал о Карле XII в своей реляции: «он упал болен феброю малигною».
• Недавно издатель Москвитянина заметил тоже чудную фразу: «парча по золотому фону». - По-русски всегда говорилось: «по золотой земле». - Но всё забыто, и язык составляется вновь! - Так пишут нынче: муар, муаровый. А слово la moire было давно известно ещё нашим пра-прадедам. Они говорили: объярь, объяринный.
• Нынче пишут: поэтому; а по моему мнению должно писать раздельно: по этому. В Петербурге пишут ещё: кнесчастию (Санкт-Петербургские Ведомости, № 91), ксожалению; почему же не пишут: крадости, кгорести, кбеде, куму, кразуму? - Есть ли какая-то разумная причина к такому искажению правописания? - До чего дойдём мы наконец с новой петербургской грамотой?
• Но этого мало! До какой степени там забыто значение и употребление русских слов - то, что не один раз я находил в тамошних журналах: его свёкор и её тесть. - Это побуждает меня выписать здесь, для напамятования им, объяснение русских родственных наименований:
Отец жены - тесть.
Мать жены - тёща.
Отец мужа - свёкор.
Мать мужа - свекровь.
[И далее - кто такие шурин, деверь, золовка, свояченица, сноха и т.д.]
Вот что надобно объяснять, вместе с грамматикой, в то время, в которое более всего занимаются Русью, народностию и стариною, и когда наша Академия занимается исследованием русского языка в отдалённейших его началах.
...И это всё не считая дореформенной орфографии с ятями, ерами и прочими изысками, из-за которых бедный буквоед XIX века вырвал бы последние волосы из своей умной головы, увидев любой текст, написанный на современном русском языке.