Начало читайте в первой и второй частях статьи «Колоритные подробности жизни в Сызрани середины ХХ века: из писем школьных друзей» .
В третьей части статьи представлены фрагменты из писем Юрия Бухтоярова и Владимира Котляревского, где они вспоминают своих одноклассников по Сызранской мужской школе № 1, а также реакцию педагогов на их проказы. Жизнь разбросала бывших одноклассников не только по всей России, но и по другим странам. Например, Юрий Бухтояров живёт в Украине, а Владимир Котляревский в Нюрнберге. В их воспоминаниях столько атмосферы, столько нюансов того времени.
Из писем Юрия Бухтоярова:
Володя, привет!
Посылаю несколько джазовых записей, чтобы у тебя появилось представление о моих музыкальных пристрастиях, а также обещанные пояснения к фотографиям из прошлого.
Наш 5 А.
Уверен, что многих ты вспомнишь чисто внешне, хотя до 10-го класса дошли только пятеро. В верхнем ряду, в белом свитере – Юрка Шевелёв, всю зиму ходивший без пальто. Правый крайний вверху – Сашка Чернышёв. Эти двое сдружились в 10-м классе на почве занятий конькобежным спортом и интереса к девчонкам из 14-й школы. Оба поступали в Куйбышевский авиационный. Сашка поступил, Юрка не прошёл по конкурсу. В следующем году он поступил в наш КИИ на технологию переработки нефти и газа. После института работал на Новокуйбышевском «Нефтеоргсинтезе», дорос до главного технолога. Сашка, парень вообще-то не глупый, но какой-то «отвязанный», что ли? Что он делал после вуза, понятия не имею, но кантовался он в Самаре. Во втором ряду – Вадим Рабинович, самая неординарная и интересная личность в нашем классе. О нём я тебе писал в предыдущем письме. Рядом с ним - Аркадий Лемберг, наряду с Наумом Хасманом (крайний справа в третьем ряду) притча во языцех, головная боль учителей и по успеваемости и по дисциплине. Оба, в сущности, неплохие ребята, но непоседливые и совершенно не организованные. Аркадий после 7-го класса поступил в нефтяной техникум, был в фаворе у директора Г. Симонянца. Умер очень рано, в 66-м, похоронен на Сызранском кладбище. Наум с родителями после 9-го класса уехал куда-то в Ново-Буянский район.
Ещё двое из этого состава, получившие аттестат зрелости, сидят в нижнем ряду. Крайний справа – я, третий справа – Юрка Топчев. Я, будучи по натуре чистейшим гуманитарием, собирался поступать в университет, на историю или филологию. Но одноклассник Юрка Писарев, с которым мы, по его инициативе сблизились к концу учёбы в школе, уболтал меня поступать на нефтяной факультет Куйбышевского индустриального института (КИИ). Кстати, это именно он и есть Джонни О' Хулигэн, которого «разыскивают». Такую «кликуху» он сам себе придумал, и она к нему приклеилась надолго. Писарев в наш класс попал после семилетки. Возвращаемся, однако, к Топчеву. Он жил в заводском доме № 114 по Советской. Из-за маленького роста он получил кличку «Карлик» и, как уменьшительный вариант, «Карлуша». Алик с ним неоднократно отдыхал в заводском пионерлагере в Рамено, и вспоминал как тот при маленьком росте, играя в футбол, «пёр, как танк».
На нефтефак КИИ из нашего класса поступило аж четверо: Писарев (на бурение) и Топчев, Славка Иванов (племянник завуча О. И. Романовой) и я – на разработку нефтяных и газовых месторождений. Так что мы с Топчевым проучились все 15 лет вместе, а у Славика был перерыв с 5-го по 7-й класс, когда их семья жила на «крекинге». Потому-то Славик отсутствует на этой фотке.
Класс наш был недружный, и разбежались мы кто куда, толком даже не простившись. Писарев быстро отошёл со своим бурением в сторону, а мы, одногруппники, хотя в школе не были дружны, в институте сошлись ближе. И позже, разлетевшись в разные концы страны, мы до конца не теряли связь. Выпуск наш встречался каждые пять лет. На последних встречах уже не было ни Юрки, ни Славика. Топчев, как ты уже знаешь, умер в 92-м, а Славка – в 1996-м.
С Агеевым (директором СМШ № 1) у меня тоже случилась одно забавное происшествие, не имевшее, правда, для меня негативных последствий. Последние два года в школе мы проучились на втором этаже, в торцевой комнате, окнами выходившей в Кузнецкий сад. Рядом в коридоре располагался туалет. Как-то на перемене перед уроком математики, которую вёл у нас «Желтопузик», мы с Димкой оказались в туалетном «предбаннике». Кто-то из каналий одноклассников закрыл снаружи двери на щеколду. На все наши просьбы выпустить в ответ раздавался хохот. Прозвенел звонок, за дверью пакостным голосом Славка Иванов сообщил, что нам «принесли передачу». Рассчитывая, что кто-то из ребят, наконец, откроет дверь, и, надеясь отыграться на открывшем, я взял стоявшую в углу швабру, и прислонил её к двери у верхнего косяка. Раздался щелчок щеколды, дверь открылась… На пороге, вместо ожидавшегося оболтуса, стоял собственной персоной Иван Александрович Агеев. Увидев его, я буквально остолбенел, швабра скользнула вниз и, хлопнув его по лбу, с грохотом упала на пол. От неожиданности наш директор только и смог сказать (до сих пор слышу тогдашнюю его интонацию!): «Та-а-ак, спасибо», и, повернувшись, пошёл в класс. Свидетелями происшедшего, кроме Димки, были ещё двое-трое наших одноклассников. Войдя последним в класс, я, прежде всего, извинился перед ним публично, но ИАА неумолимо ответствовал: «Ничего не знаю. Поступок будет обсуждаться на комсомольском собрании». Слава Богу, происшествие быстро забылось, обсуждения, разумеется, никакого не было, меньше всего оно было нужно пострадавшему.
Наш учитель английского языка. До прихода в нашу школу служил переводчиком в военной разведке. Свободно владел английским и японским языками.
С выше упомянутым Ю. К. Писаревым последний раз виделись в 66-м в Сызрани, дома у Казицких-Меунаргия, и за прошедшие 43 года он весьма изменился. Они с Рабиновичем были двумя медалистами в нашем выпуске 53-го года. Юрка учился легко, увлекался лыжными гонками, выступал за сборную института, получил красный диплом, но потенциал его оказался в жизни не реализованным.
С Писаревым мы к концу учёбы в школе по его инициативе сблизились. Благодаря его стараниям летом 53-го образовалась наша компания, собиравшаяся у Казицких в течение трёх лет.
Из письма Владимира Котляревского:
А гормоны заиграли особенно тогда, когда наши школы сделали "помешанными" и в нашу СШ-1 пришла 7-я женская школа. После первого знакомства девочки взялись за культурное воспитание нас, неотёсанных. Решили учить нас танцевать после уроков. Для этого нужна музыка. А я жил ближе всех - через задний двор школы зразу на Ульяновской. Поэтому перед последним уроком я притаскивал из дома патефон.
А последний урок был черчение. Ну как не похулиганить на уроке! Милейший учитель Маркушин, у которого почему-то была кликуха "бобик", что-то рисует на доске. Патефон запускался из-под последней парты. раздавались бравурные "Звуки джаза" или "Рио-Рита". "Бобик" резко оборачивается... Мембрана патефона резво снималась с пластинки ногой. Всеобщее ликование. Но от учителя не бывало никаких репрессий.
Влад-баварин.
Если вам нравятся воспоминания наших земляков о колоритных подробностях жизни в Сызрани середины ХХ века и вы ждёте их продолжения ставьте свои лайки 👍.
2