Найти в Дзене

Большая жизнь маленькой женщины (часть 38)

Наконец-то у Аннушки было время просто в тишине посидеть и оглядеться вокруг, хотя время от времени машину так встряхивало, что она едва успевала схватиться да доску на которой сидела, чтобы не оказаться за бортом на земле только-только начавшую оживать после длинной студёной зимы.

Даже её застуженное сердце, которое казалось бы охладело от всего что творится совсем рядом, не смогло не отозваться на красоту вокруг сотворённую Всевышним. Всё для людей! Для них! А что же творит сам человек?

Она оглядывала окрестности, наслаждаясь увиденным, на глазах навернулись слёзы…

– Чего головой вертишь? – услышала она грубый голос конвоира сидевшего напротив, направил на неё оружие, – размечталась о побеге! – он весело рассмеялся, вероятно представив как она могла бы это сделать.

Аннушка мельком взглянула на него блестевшими от влаги глазами, хотела промолчат, но всё же ответила.

– Любуюсь красотой земли нашей…

– От, баба дура! – рассмеялся второй конвоир, – её везут неизвестно куда, а она красотой любуется! Трястись должна за жизнь свою, а она вишь округу разглядывает!

На это женщина тоже решилась ответить.

– За жизнь трястись давно перестала! Дети выросли пока я тут… Хотя увидеть их страсть как охота! – сквозь слёзы проговорила Аннушка, – трижды успела на том свете побывать. У видела то, что ждёт меня после…

– Совсем, баба, рехнулась! – продолжал смеяться первый конвоир, – ну-ну расскажи нам что ты там увидела!

– Сны мы любим слушать! Рассказывай! Дорога короче покажется… – сквозь хохот произнёс второй.

Машина неожиданно остановилась посреди дороги, шофёр открыв дверцу, показался из кабины.

– Кто вам позволил разговоры с заключённой разговаривать! Доложено будет об этом так и знайте!

Улыбки с лиц конвоиров моментально слетели, теперь они сидели неподвижно со строгими физиономиями, изредка кидая взоры на измученною голодом и непосильной работой женщину, но похоже ничто её не сломило. Крепки и воля, и характер, значит доживёт она до освобождения…

Прибыли в назначенное место уже в сумерки, оглядевшись по сторонам Аннушка увидела те же наскоро построенные бараки, ту-же колючую проволоку вокруг них, вышки…

– Слазь! Чего расселась! – услышала она всё тот же строгий голос. Спрыгнула с кузова и выпрямившись, заложила руки за спину, стояла ожидая команду. – Вперёд!

Шла Аннушка следом за конвоиром, теперь уж не поворачивая головы, только взирала на всё удивлёнными глазами. Поняла она, что находится в лагере, где отбывают наказание только мужчины. Они стояли вдоль колючей проволоки и не менее удивлённо смотрели на неё, не понимая что происходит. Кто-то даже пытался выкрикивать шуточки, но конвоиры направляя на него оружие, пресекали все разговоры.

Вот тут-то женщина испугалась! Для какой цели она оказалась здесь? Похоже это центральный лагерь, где находится комендатура всего огромного лагеря состоявшего из множества отделений. Её вели по замысловато расположенным проходам густо окутанным колючей проволокой.

Вскоре она оказалась перед одной из дверей. Конвоир постучав, вошёл в неё, но тут же выскочил в коридор оставляя дверь открытой.

– Входи, – совершенно другим голосом, предложил он, затем тихо прикрыл за ней дверь.

Аннушка оказалась в кабинете, где при свете фонаря висевшего над столом она увидела человека в форме сидевшего за тем же столом. Он читал какие-то документы подшитые в бумажные корочки.

Как и положено женщина назвала свой лагерный номе, статью по которой отбывает наказание и замерла, ожидая дальнейших распоряжений начальства.

Гражданин начальник сначала внимательно посмотрел на стоявшую у входной двери заключённую, затем резко поднявшись со своего стула, так же быстро проследовал к ней. Подозрительно внимательно вглядывался в её черты лица, а она не смела взглянуть ему в глаза. За это и получить можно.

Она видела, что начальник человек весьма высок, широкоплеч, как успела заметить пока он к ней приближался – волос на голове не носил.

– Анна Васильевна, – вдруг услышала она его приветливый голос, – очень рад нашему знакомству! – продолжал поражать Аннушку незнакомый человек своими словами. – Проходите к столу, садитесь на стул! Дорога-то не легка, да и после работы в лесу ещё не отдохнули. Проходите!

– Гражданин начальник, позвольте я тут постою, – смутившись от происходящего, заговорила женщина, – за стол не могу, уж больно... неопрятная я.

– Для вас я – Леонид Макарович, – произнёс мужчина, глядя на ничего не понимающую растерявшуюся женщину. – Проходите… Поговорим… мне есть, что вам сказать, – он осторожно взял Аннушку за локоть и проводил к столу, усадив за стол, сам прошёл к своему месту.

Повисла тревожная для неё тишина. Чего ожидать от её положения? Сердце почему-то тревожно забилась, хотя она перестала чего-то бояться.

– Анна Васильевна, расскажите, пожалуйста всё о своей жизни. Как вы оказались здесь? – слова начальника звучали так же спокойно и ей казалось, что он даже боялся чем-то её встревожить.

Тут она не удержалась, взглянула в его ярко-голубые глаза. Хотя взгляд его был суров и пронизывающий, поняла она, что он к ней относится не так как все служащие здесь люди, относятся к таким как она.

– Всё? – удивлённо спросила Аннушка, не понимая зачем это ему нужно, всё, что он должен о ней знать изложено в папке лежащей перед ним на столе.

– О своей жизни коротко, о детях… О том как тут оказались, – тихо произнёс Леонид Макарович, женщина заметила на его круглом лице бегающие желваки.

– Чего рассказывать-то… прошло уже давно…

– Мне надо знать! – твёрдо произнёс подполковник, отводя свой взор на настенные часы, – у нас целая ночь впереди, говорите, я слушаю.

Женщина начала говорить медленно, её голос в тишине звучал глухо, она начала свой рассказ с той поры как похоронила мужа, ведь именно с этих пор началась её особо тяжёлая жизнь.

Рассказывая смотрела в окно, там уже совсем стемнело, началась длинная сибирская ночь… Говорила Аннушка долго, никто её не останавливал, не перебивал. Зачем этому человеку нужны подробности её жизни. Никому не поверит она, что кого-то может волновать судьба обычной «зечки». Ведь с похожей судьбой даже в её бараке столько, что диву даёшься…

Договорив до сегодняшнего дня она замолчала, ожидая своей участи, сидела опустив голову, рассматривала мозолистые руки.

Подполковник встал, подошёл к окну, открыв форточку, подставил лицо под ворвавшийся морозный ветер. Затем закурил.

А в кабинет вошли два человека в форме, один из них нёс чайник с кипятком, второй поднос укрытый чистым полотенцем. Поставили всё, что у них было на стол за которым сидела Аннушка, вытянулись по струнке, вероятно ожидая каких-то распоряжений от начальника колонии. Тот только сделал жест рукой, позволяя им удалиться.

Загасив сигарету, сел за стол напротив женщины, достал две кружки из приоткрытой дверки стола, разлил кипяток. Всё это он делал молча, не глядя на свою «гостью». Затем убрал полотенце и Аннушка мельком взглянув на поднос, грустно улыбнулась, слёзы блеснули на её глазах. Неожиданно вспомнилось то время, когда она жила с родными и не была ещё женой. Именно такие пряники привозил тятя с базара и белоснежный сахар сверкал своей белизной на столе в мисочке, когда маманя накрывала на стол и звала всех пить чай... Аппетитные куски сала аккуратно разложены на кусках хлеба… Всё так живо вспомнилось, словно она там за тысячи километров отсюда и сейчас тятя подойдёт, обнимет её за плечи и поцелует в макушку… Но нет! Она не там, она здесь! И вернётся ли туда… Ей ещё более двух лет…

– Угощайтесь, Анна Васильевна, – услышала Аннушка, голос гражданина начальника, – угощайтесь повторил он.

– Благодарю, – отозвалась женщина, – я сыта…

Мужчина грустно усмехнулся.

– Вот уж не поверю! – воскликнул он. – Не поверю я вам! Ладно! Если не хотите со мной поужинать! – говорил он, вдруг резко поднялся со стула, прошёл по помещению несколько раз, остановился напротив. – Хотел накормить тебя, перед своим рассказом. Ну да ладно! – он торопливо прошёл к своему стулу, жестом руки попросил Аннушку пересесть на стул стоявший ближе к нему. Когда Аннушка, перебралась на него, тот из нагрудного кармана кителя достал что-то и положил перед ней. Она сначала не поняла, смотрела на двух военных на ней, сначала равнодушно, затем признала человека сидевшего напротив и едва не задохнулась от боли кольнувшую израненное болью сердце. Она узнала глаза Стёпушки – мужа своего…

– Коленька! – закричала Аннушка, с трепетом подцепила дрожащими пальцами фотографию и разрыдалась. Гладила изображение сына и плакала, никто её не останавливал. Мужчина понимал, что утешать сейчас её не стоит. Пусть выплеснется всё, что накопилось за эти годы.

У него, у человека, привыкшего к жестокости, привыкшему по своей служебной надобности подозревать окружающих в том в чём они порой не виноваты, а вдруг… Только вот тот парень с фотографии, над которой сейчас рыдает его мать, однажды совершил невозможное и выбил его из привычной жизни, расколов её пополам. Теперь он разрывается, то снова становясь жестоким, то вот так как сейчас готов страдать вместе с это женщиной, которая по воле таких же как и он «отмотала» десять лет в этом восхитительно прекрасном крае, с которым соседствует уродливые вкрапления многочисленных лагерей.

Немного успокоившись, Аннушка с надеждой смотрела на подполковника.

– Он жив? – коротко спросила женщина, но от этого вопроса, запершило в горле. Он промолчал.

– Значит нет…

– Похоронен под Полтавой, – наконец сообщил начальник лагеря. – Впервые мы встретились в Сталинграде, – начал тот свой рассказ. – Бои шли буквально за каждую пядь нашей земли. От города можно сказать не осталось ни одного целого дома. Прятались в руинах, в подвалах. Часто атаки врага переходили в рукопашные… Вот в одном таком бою мы с Николаем и встретились… – сообщил подполковник, притихшей женщине.

Он снова закурил, открыв форточку, пускал дым наружу.

– Я до сих пор не могу понять, зачем он закрыл меня собой! Зачем?! Без слов понятно, что нас все мягко говоря ненавидят… А тут! Он так неожиданно возник передо мной, когда штык готов был в меня вонзиться… Но достался он Николаю…

Пока он находился в городе я несколько раз навещал его в лазарете, мы беседовали. Он рассказал мне ту же историю, что только что я услышал от вас. Затем его отправили на Большую землю…

И встретились мы с ним снова, уже много позже. Мы гонялись за пособниками врага на Западной Украине. Нам понадобилось подкрепление и получили мы его. Роту стрелков… и во время знакомства после их прибытия, я вдруг увидел знакомое лицо. Едва сдержался чтобы не обнять его. Только позже вызвал к себе. Мы снова долго беседовали, просидели почти всю ночь.

Теперь это был уже другой человек! Закалённый, уверенный в себе. После ранения полностью восстановился. По счастью жизненно важные органы не были задеты. В одном из боёв он был снова ранен, очень серьёзно и по дороге в госпиталь скончался. Где похоронен я уже вам сказал…

Аннушка снова долго плакала, разглядывая фотографию сына, гладила его лицо, в конце прикоснулась к нему губами, затем вернула её Леониду Макаровичу.

– Оставьте себе, – произнёс мужчина, видя как обрадовалась мать своего спасителя. – Когда я по воле судьбы попал сюда для продолжения службы, начал пересматривать дела заключённых. В то, что вы можете быть именно здесь, я конечно же не верил в такое совпадение, а когда нашёл «Дело» с полностью совпадающими данными, был просто поражён. Жаль, что не оказался здесь ранее...

– Если можете расскажите как они там без меня… Николка может рассказывал вам что-то, – попросила женщина, она осмелилась на это, уж очень ей хотелось знать, как остальные дети. Выжили ли?

– Николай рассказал, что уходил на фронт вместе с братом Иваном. Только тот захотел стать артиллеристом и они расстались. Из дома иногда приходили письма, писали, что брат воюет. Сам Николай, – подполковник грустно улыбнулся, – за несколько месяцев до отправки на фронт успел жениться…

– Ах! – только и смогла воскликнуть Аннушка, из глаз снова потекли слёзы.

– Только вот, – мужчина глубоко вздохнув, добавил, – не захотела она ждать с войны своего мужа, вскоре нашла другого.

– Бог ей судья… – только и выдохнула Аннушка.

– По словам Николая Михаил в основном обитал у тётки, Полюшка жила у учительницы… пока они были дома, потом обещала вернуться к братьям, провожая их на фронт. А младший… он сказал, что дядьки его не бросают. Хотя… обмолвился, что дядька Иван был призван…

– Столько лет прошло, а вы всё помните…

– А что ещё-то помнить требуется?! Добро людское! – воскликнул начальник и Аннушке послышалась искренность в его голосе. – А подлость хотелось бы забыть, не забывается!

– Спасибо вам, что помните, что рассказали о Колюшке… Очень жаль, что нет его теперь… Война… – она глубоко вздохнула, – спасибо за то, что обо всех рассказали. Буду жить с надеждой, что они живы. Не легко всем пришлось… в эти годы, – её губы задрожали… – снова надо всё восстанавливать и надеяться на лучшую жизнь.

– Надо! Только это и придаёт силы…

Они немного помолчали, думая каждый о своём.

– Не буду я вас отправлять на ночь глядя, отдыхайте здесь. Никто вас не обидит. А утром снова отвезут вас в ваш лагерь.

Последнее предложение прозвучало с большим сожалением.