Автор:Кейт Шопен
Листья были такими тихими, что даже Биби подумала, что вот-вот пойдет дождь. Бобинт, который привык разговаривать со своим маленьким сыном на равных, обратил внимание ребенка на некие мрачные тучи, которые со зловещими намерениями надвигались с запада, сопровождаемые угрюмым, угрожающим ревом. Они были в магазине Фридхаймера и решили остаться там, пока не утихнет шторм. Они сидели у двери на двух пустых бочонках. Биби было четыре года, и она выглядела очень умной.
"Да, мама будет бояться", - предположил он, моргая глазами.
"Она закроет дом. Может быть, она попросила Сильви помочь ей этим вечером", - успокаивающе ответил Бобинт.
"Нет, она забрала Сильвию. Сильвия помогала ей вчера", - пропищала Биби.
Бобинт встал и, подойдя к прилавку, купил банку креветок, которые Каликста очень любила. Затем он вернулся на свой насест на бочонке и флегматично сидел, держа в руках банку с креветками, пока разразился шторм. Она сотрясала деревянную лавку и, казалось, оставляла огромные борозды на далеком поле. Биби положил свою маленькую ручку на колено отца и не испугался.
II
Каликста, находясь дома, не испытывала беспокойства за их безопасность. Она сидела у бокового окна и яростно шила на швейной машинке. Она была очень занята и не заметила приближающейся грозы. Но ей было очень жарко, и она часто останавливалась, чтобы вытереть лицо, на котором бисеринками выступил пот. Она расстегнула у горла свой белый мешочек. Начало темнеть, и внезапно осознав ситуацию, она поспешно встала и пошла закрывать окна и двери.
На маленькой передней галерее она развесила сушиться воскресную одежду Бобинта и поспешила собрать ее, пока не начался дождь. Когда она вышла на улицу, в ворота въехала Альс Лабальер. С тех пор, как она вышла замуж, она видела его не так уж часто, и никогда наедине. Она стояла с пальто Бобина в руках, и начали падать крупные капли дождя. Алс въехал на своей лошади под укрытие бокового выступа, где сгрудились куры, а в углу были свалены в кучу плуги и борона.
"Могу я прийти и подождать на твоей галерее, пока буря не закончится, Каликста?" спросил он.
Давно назревала, мсье Альс."
Его голос и ее собственный вывели ее из транса, и она схватила Бобина за жилет. Элси, поднявшись на крыльцо, схватила брюки и плетеную куртку Биби, которую вот-вот должен был унести внезапный порыв ветра. Он выразил намерение остаться снаружи, но вскоре стало очевидно, что с таким же успехом он мог бы находиться на открытом воздухе: вода хлестала по доскам, и он вошел внутрь, закрыв за собой дверь. Пришлось даже подложить что-нибудь под дверь, чтобы вода не попадала внутрь.
"Боже мой! какой дождь! Хорошо, что два года не было такого дождя, - воскликнула Каликста, сворачивая кусок ткани, и Элси помогла ей просунуть его под трещину.
Она была немного полнее, чем пять лет назад, когда выходила замуж; но она ничуть не утратила своей живости. Ее голубые глаза все еще сохраняли свой тающий оттенок, а ее желтые волосы, растрепанные ветром и дождем, еще более упрямо, чем когда-либо, топорщились на ушах и висках.
Дождь барабанил по низкой, крытой дранкой крыше с такой силой и грохотом, что грозил проломить вход и затопить их там. Они были в столовой, гостиной и общем подсобном помещении. К ней примыкала спальня с диваном Биби рядом с ее собственной. Дверь была открыта, и комната с белой монументальной кроватью и закрытыми ставнями выглядела тусклой и таинственной.
Алс откинулся в кресле-качалке, а Каликста нервно начала собирать с пола отрезы хлопчатобумажной простыни, которую она шила.
если так будет продолжаться, черт возьми, если дамбы выдержат это!" - воскликнула она.
"Какое ты имеешь отношение к дамбам?"
"У меня и так достаточно дел! А там Бобинт с Биби в этом шторме, если только он не ушел из "Фридхаймера"!"
"Будем надеяться, Каликста, что у Бобинта хватит здравого смысла выбраться из циклона".
Она подошла и встала у окна с очень встревоженным выражением лица. Она протерла запотевшую от влаги раму. Было невыносимо жарко. Элси встала и присоединилась к ней у окна, глядя через ее плечо. Дождь лил как из ведра, скрывая вид на далекие домики и окутывая далекий лес серым туманом. Сверкание молний было непрерывным. Молния ударила в высокое дерево чайнаберри на краю поля. Он заполнил все видимое пространство ослепительным сиянием, и грохот, казалось, проникал в самые доски, на которых они стояли.
Каликста закрыла глаза руками и с криком отшатнулась назад. Рука Алса обхватила ее, и на мгновение он судорожно притянул ее к себе.
"Бонт!" - воскликнула она, высвобождаясь из его объятий и отступая от окна, - "дом рухнет следующим!" Если бы я только знала, где Биби!" Она не могла успокоиться; она не хотела садиться. Элси обхватила ее за плечи и посмотрела ей в лицо. Прикосновение ее теплого, трепещущего тела, когда он бездумно привлек ее в свои объятия, пробудило все прежнее увлечение и вожделение к ее плоти.
"Каликста, - сказал он, - не бойся. Ничего не может случиться. Дом слишком низок, чтобы в него можно было попасть, вокруг так много высоких деревьев. Вот! ты не собираешься помолчать? скажи, не так ли? Он откинул волосы с ее лица, от которого шел пар. Ее губы были красными и влажными, как зернышки граната. Ее белая шея и вид ее полной, упругой груди сильно взволновали его. Когда она взглянула на него, страх в ее влажных голубых глазах сменился сонным блеском, который бессознательно выдавал чувственное желание. Он посмотрел ей в глаза, и ему ничего не оставалось, как слиться с ее губами в поцелуе. Это напомнило ему об Успении.
"Ты помнишь Успение Пресвятой Богородицы, Каликста?" спросил он тихим голосом, прерывающимся от страсти. О! она вспомнила; ибо в предположении, что он целовал ее, и целовал, и целовал до тех пор, пока его чувства почти не иссякнут, и, чтобы спасти ее, он прибегнет к отчаянному бегству. Если в те дни она и не была непорочной голубкой, то все же оставалась неприкосновенным; страстным созданием, сама беззащитность которого служила ей защитой, противостоять которой его честь запрещала ему. Теперь, что ж, теперь ее губы казались свободными для дегустации, так же как и ее округлая белая шея и еще более белые груди.
Они не обращали внимания на грохочущие потоки, и рев стихии заставлял ее смеяться, когда она лежала в его объятиях. Она была откровением в этой тусклой, таинственной комнате; такая же белая, как ложе, на котором она лежала. Ее упругая плоть, впервые осознавшая свое право по рождению, была подобна кремовой лилии, которую солнце приглашает внести свое дыхание и аромат в бессмертную жизнь мира.
Щедрое изобилие ее страсти, без лукавства или обмана, было подобно белому пламени, которое проникло и нашло отклик в глубинах его собственной чувственной натуры, которых он еще никогда не достигал.
Когда он коснулся ее грудей, они отдались трепету экстаза, приглашая его губы. Ее рот был фонтаном наслаждения. И когда он овладел ею, они, казалось, вместе упали в обморок на самой границе тайны жизни.
Он прижался к ней, затаив дыхание, ошеломленный, обессиленный, с сердцем, бьющимся о нее, как молот. Одной рукой она обхватила его голову, ее губы слегка коснулись его лба. Другая рука успокаивающе поглаживала его мускулистые плечи.
Раскаты грома были далекими и затихали вдали. Дождь мягко барабанил по гальке, приглашая их погрузиться в дремоту. Но они не смели уступить.
III
Дождь закончился, и солнце превращало сверкающий зеленый мир во дворец из драгоценных камней. Каликста с галереи смотрела, как Алси уезжает. Он повернулся и улыбнулся ей с сияющим лицом; а она вздернула свой хорошенький подбородок и громко рассмеялась.
Бобинт и Биби, тащась домой, остановились у цистерны, чтобы привести себя в порядок.
"Боже! Биби, что скажет твоя мама! Тебе должно быть стыдно". Тебе следует надеть эти хорошие штаны. Посмотри на них! И эта грязь у тебя на воротнике! Откуда у тебя эта грязь на воротнике, Биби? Я никогда не видел такого мальчика! Биби был воплощением трогательной покорности судьбе. Бобинт был воплощением серьезной заботы, поскольку он стремился убрать с себя и своего сына следы их хождения по тяжелым дорогам и мокрым полям. Он соскреб грязь с голых ног Биби палкой и тщательно стер все следы со своих тяжелых ботинок. Затем, подготовившись к худшему - встрече с чересчур щепетильной домохозяйкой, они осторожно вошли через заднюю дверь.
Каликста готовила ужин. Она накрыла на стол и варила кофе у очага. Она вскочила, когда они вошли.
"О, Бобинт! Ты вернулся! Боже! Но мне было не по себе. Где ты был под дождем? А Биби? он не промок? он не пострадал? Она обняла Биби и пылко целовала его. Объяснения и извинения Бобина, которые он сочинял всю дорогу, замерли у него на губах, когда Каликста ощупала его, проверяя, высох ли он, и, казалось, не выражали ничего, кроме удовлетворения по поводу их благополучного возвращения.
"Я принес тебе немного креветок, Каликста", - предложил Бобинт, вытаскивая банку из своего вместительного бокового кармана и ставя ее на стол.
"Креветки! О, Бобинт! ты слишком хорош для всего!" и она чмокнула его в щеку, что прозвучало так: "Друзья, сегодня вечером у нас будет праздник! умф-умф!"
Бобинт и Биби начали расслабляться и получать удовольствие, и когда все трое уселись за стол, они много смеялись и так громко, что их мог услышать любой, даже у Лабаллира.
IV
Альс Лабальер написал своей жене Клариссе в ту ночь. Это было любовное письмо, полное нежной заботы. Он сказал ей не спешить возвращаться, но если ей и малышам понравится в Билокси, остаться еще на месяц. У него все шло хорошо; и хотя он скучал по ним, он был готов вынести разлуку еще немного, понимая, что их здоровье и удовольствие - это первые вещи, о которых следует думать.
V
Что касается Клариссы, она была очарована, получив письмо мужа. У нее и малышей все было хорошо. Общество было приятным; многие из ее старых друзей и знакомых были в заливе. И первый свободный вздох с тех пор, как она вышла замуж, казалось, восстановили приятную свободу ее первых дней. Несмотря на то, что она была предана своему мужу, их интимная супружеская жизнь была чем-то, от чего она была более чем готова отказаться на некоторое время.
Итак, буря прошла, и все были счастливы.