В 1920 году Фрейд публикует статью «По ту сторону принципа удовольствия», в которой вводит термин «влечение смерти» (Todestriebe) и разрабатывает понятие «навязчивое повторение» (Wiederholungszwang). Сложный путь, который проделывает Фрейд в попытке концептуализировать влечение смерти, «носит характер логического круга. Вновь и вновь возвращается он к понятию, которое непрерывно от него ускользает»[1]. Попытаемся проследить ход размышлений Фрейда, возникающие по мере его продвижения противоречия и его результаты, которые позже получат свою разработку в теории Лакана.
Фрейд начинает с того, что описывает ряд феноменов, которые противоречат принципу удовольствия, принятому за основу всей метапсихологии. Стоит сразу отметить неоднозначность этого термина. Под Lustprinzip понимается гомеостаз, то есть поддержание энергии на постоянном минимальном уровне, который регулируется возгонкой напряжения, иначе, ощущением неудовольствия, и разрядкой, приводящей к снижению напряжения, иначе, удовольствием. Таким образом об удовольствии в смысле наслаждения речь не идет: Ж. Лапланш различает удовольствие в функциональном смысле и удовольствие как вожделение/наслаждение[2]. В Lustprinzip удовольствие как наслаждение не является целью: будь оно так, то его реализация привела бы к повышению энергии, что противоречило бы гомеостазу. Таким образом, «согласно принципу удовольствия получается, что удовольствие по определению стремится к собственному концу. Принцип удовольствия состоит в том, что удовольствие прекращается»[3]. Следовательно, задача Фрейда – очертить те феномены, которые характеризуются поддержанием психического раздражения.
В поле внимания Фрейда: повторяющиеся сновидения при травматических неврозах, воспроизведение неприятных переживаний в детской игре, навязчивое повторение в переносе и в судьбе.
Подступаясь к потустороннему, Фрейд задается вопросом, почему при травматическом неврозе психика вновь и вновь восстанавливает в сновидении – за которым закреплена функция исполнения желания – опыт неудовольствия? Согласно Фрейду, в момент травмы происходит сбой в работе системы Восприятие-Сознание: поскольку для человека она (травма) наступает неожиданно и у него нет «тревожной готовности, включающей в себя гиперкатексис систем»[4], то происходит прорыв защиты. Вследствие этого психика ставит перед собой новую цель – путем воспроизведения пугающей сцены связать раздражение для последующего освобождения от него. Повторяющиеся сновидения «пытаются задним числом справиться с раздражением, порождая страх, отсутствие которого стало причиной травматического невроза»[5].
Другой сюжет, описываемый Фрейдом в связи с механизмом повторения – игра в катушку его полуторогодовалого внука, в которой он (внук) реконструирует ситуацию ухода матери и ее возвращения, сопровождая эти такты фонемами, напоминающими слова «fort» (там) и «da» (здесь), что в контексте понимается как «уходи» и «вернись», соответственно. Фрейд трактует этот эпизод как реализацию подавленного импульса мести матери и отмечает, что посредством игры ребенок занимает активную роль вместо пассивного наблюдателя: он «повторяет даже неприятное переживание потому, что благодаря своей активности он более основательно справляется с сильным впечатлением, чем это возможно при пассивном переживании»[6].
Третий пример загадочной тенденции – навязчивое повторение в переносе. Перенос, согласно Фрейду, состоит в том, что пациент предпочитает не вспоминать прошлое, а воспроизводить его в отношениях с психоаналитиком. Вытесненное стремится достичь сознания, в то время как инстанция Я сопротивляется этому: обе тенденции подчинены принципу удовольствия, разве что каждая система имеет своим удовольствием то, что является неудовольствием для другой. Тем не менее в переносе навязчиво возвращается то, что и раньше не могло принести удовольствие – то, что связано с эдиповой фазой, в которой субъект сталкивался с пренебрежением[7]: родитель противоположного пола не отвечал взаимностью на любовные притязания пациента в детстве; отец и мать любили другого ребенка; запреты и упреки лишь убеждали его в ряде невозможностей. Очевидно, что «у анализируемого человека принуждение повторять в ситуации переноса события своего детства в любом случае выходит за рамки принципа удовольствия»[8]. Такое же «вечное повторение одного и того же»[9] прослеживается в «неврозе судьбы», когда человек бессознательно реконструирует неприятный опыт в различных ситуациях.
Два последних наблюдения кажутся Фрейду более достоверными свидетельствами в пользу потусторонней тенденции психики. Ведь многократное воспроизведение пугающей сцены в сновидениях является необходимой мерой по достижению психического покоя – реализации принципа удовольствия. В детской игре также можно обнаружить маячащее на горизонте ее завершения удовольствие от формирования представления об утраченном объекте и вписывании его в психику субъекта. Мы видим, что связыванию как функции либидо сопутствует навязчивое повторение. Следовательно воспроизводство неудовольствия – необходимая ступень достижения удовольствия не только в границах травматического невроза и игры, но и вообще некий иной, первичный принцип – принцип навязчивого повторения. Принцип удовольствия и его модификация в принцип реальности утверждаются только после связывания возбуждения путем навязчивого повторения на уровне первичного процесса: «связывание – это подготовительный акт, благодаря которому устанавливается и обеспечивается господство принципа удовольствия»[10].
Итак, то, что лежит по ту сторону принципа удовольствия и одновременно является его основанием – это навязчивое повторение, заставляющее психику преодолевать порог покоя.
В каких терминах говорит Фрейд о влечении смерти? Он описывает его как тенденцию организма вернуться в неорганическое, до-жизненное состояние. Если жизнь сопряжена с постоянным раздражением, то влечение смерти как стремление к восстановлению покоя соотносится с тем, что Фрейд называет принципом удовольствия. Оба психических явления направлены на понижение энергии, разница лишь в том, что влечение смерти стремится к абсолютному покою, а принцип удовольствия – к поддержанию количества «возбуждения на как можно более низком уровне или, по крайней мере, константным»[11]. Фрейд в одном месте данной статьи замечает: «То, что мы выявили в качестве доминирующей тенденции душевной жизни <…>, то есть тенденции, которая выражается в принципе удовольствия, – и составляет один из наших сильнейших мотивов, заставляющих нас поверить в существование влечений к смерти»[12]. То есть само стремление к понижению энергии в рамках принципа удовольствия соответствует одной из черт той тенденции, которую Фрейд называет влечением смерти, направленной на возврат к безмятежному состоянию.
Получается, что эффект жизненной активности связан с навязчивым повторением. Но не только. В более ранней статье[13] из метапсихологического цикла одной из характеристик частичных влечений Фрейд определял «постоянную силу» (Drang), то есть то, что постоянно нарушает искомый организмом покой. В конце «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд заключает: сексуальные влечения предназначены «для обеспечения организму собственного пути к смерти и недопущения других возможностей возвращения к неорганическому состоянию, кроме внутренне ему присущих»[14], то есть они предотвращают смерть от внешних обстоятельств и создают сингулярный рисунок судьбы человека, дают ему возможность «умереть по-своему»[15].
Таким образом, согласно Фрейду, влечение смерти – это полюс притяжения организма к небытию, отклонения на пути к нему задаются навязчивым повторением и сексуальными влечениями, действие которых производит впечатление жизни. Уже на этом этапе развития психоаналитической теории становится заметно, что эффекты жизни – это суть отступления на пути к смерти, что либидо вложено во влечение смерти: «влечение к смерти – это сама душа, образующая принцип циркуляции либидо»[16]. Тем не менее, поскольку у Фрейда влечение смерти чисто описательно оказалось сближено с гомеостазом, попробуем выйти из этого логического тупика, обратившись к более поздним психоаналитическим разработкам.
Если Фрейд все-таки прибегает к бинарной оппозиции влечения жизни–влечения смерти, то в теории Лакана влечение смерти соотносится с влечением как таковым, поскольку воплощает собой негативность, имплицитную сексуальным влечениям. Это позволяет ему утверждать, что есть только одно влечение – влечение смерти. При этом влечение смерти – это не влечение к смерти, потому что сама биологическая смерть не означает прекращение жизненной активности в организме: «Все, что умирает, посредством разложения оказывается вовлечено в новые формы жизни; <...> природа равна «тирании» жизни, тому факту, что жизнь в действительности не может быть разрушена смертью, поскольку смерть представляет собой ее внутренний момент, участвующий в возрождении, а не противоположность жизни и не ее предел. Смерти [в биологическом смысле] недостаточно»[17]. Следовательно речь идет не о противоположности жизни, а о том, что присуще ей как таковой – о пробеле, на основании которого она выстраивается.
Смерть имплицитна сексуальным влечениям – она составляет их внутренний разрыв, делающий их частичными и учащенными в повторении либидинальных вложений. Они выходят за пределы принципа удовольствия, который «выступает у человека как ограничивающее его начало»[18], путем отщепления от биологических потребностей, удовлетворение которых и служило бы поддержанию гомеостаза. Когда ребенок сосет грудь, он сексуализируется, поскольку наслаждение доставляет ему не утоление голода, а раздражение орального отверстия, наполнение желудка теплой жидкостью. Эта надбавка – сверх необходимой для выживания меры – запускает работу влечений, которые в своем навязчивом стремлении воспроизвести первый опыт удовольствия сделают из организма потребности – субъект желания.
Однако только ли излишек меняет порядок вещей? Ведь и животное может испытать прибавочное удовольствие. Человеку, чтобы искать и повторять, необходимо прежде знать искомое, точнее, иметь представление о нем, которое, в свою очередь, складывается на символическом уроне: путем утраты первичного объекта и замещения его метонимической цепочкой означающих. Следовательно, одного лишь избытка не хватит, чтобы отклониться от биологизма жизни. Чтобы занять позицию на уровне желания, а не просто перенасыщения на уровне наслаждения. необходим язык и запрет, воплощенные в Другом. Если гомеостаз – тот уровень, на котором располагаются неговорящие существа, то повторение – уровень, расположения субъекта, вошедшего в символический порядок, ставшего звеном в цепи означающих, это то принуждение (Zwang), которое заставляет субъекта двигаться внутри замкнутой цепи дискурса[19].
Циркуляция частичных влечений, которые являются «единственным дозволенным субъекту способом нарушения принципа удовольствия»[20], обеспечивается конститутивным зазором – влечением смерти. Влечение смерти, с одной стороны, запускает работу желания и наслаждения, с другой стороны, предупреждает удовлетворение – прекращение кружения субъекта вокруг искомого и никогда не обретаемого: влечения отличаются от органической потребности и целью своей имеют не итог, а повторение, возврат по замкнутому контуру[21]. Человек не может прекратить желать, в равной степени не может удовлетвориться, поскольку в сердцевине его бытия – дыра, которую невозможно залатать, в противном случае это значило бы смерть субъекта желания, чье существование поддерживается нехваткой.
Таким образом, мы подходим к выводу, что в статье «По ту сторону принципа удовольствия» возникает ряд парадоксов и противоречий, пусть и не нашедших полного разрешения у самого Фрейда. Понятия влечение смерти и навязчивое повторение не могут быть рассмотрены как отклонения, своего рода перверсии психического, напротив, они предстают как две величины ее фундаментальной негативности. Итак, подведем итоги в нескольких тезисах:
- Не существует оппозиции между влечением смерти и влечением жизни. Все, что производит впечатление жизни – это пути отклонения от изначальной цели вернуться к неживому.
- Влечение смерти – это не деструктивный импульс, а имплицитная негативность психического. Поэтому оно вшито в частичные влечения, продлевающие жизнь.
- Влечение частично: оно навязчивого повторяется и не достигает полного удовлетворения.
- Влечение не есть потребность. Субъект – это не субъект гомеостаза, а субъект нехватки.
[1] Лакан, Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). Пер. с фр./Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос». 1999. - С. 119.
[2] Лапланш Ж. Жизнь и смерть в психоанализе. Пер. с фр./Перевод В.Ю. Быстрова. СПб.: Издательство «Владимир Даль». 2011. – С. 317-318.
[3] Лакан, Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). Пер. с фр./Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос». 1999. - С. 125.
[4] Фрейд, З. Психология бессознательного // По ту сторону принципа удовольствия / Пер. с нем. А. Боковикова. – М.: ООО «Фирма СТД», 2006. – С. 256.
[5] Там же. С. 256.
[6] Там же. С. 260.
[7] Там же. С. 245.
[8] Там же. С. 261.
[9] Там же. С. 246.
[10] Там же. С. 287.
[11] Там же. С. 233.
[12] Там же. С. 281.
[13] Фрейд, З. Психология бессознательного // Влечения и их судьбы / Пер. с нем. А. Боковикова. – М.: ООО «Фирма СТД», 2006.
[14] Фрейд, З. Психология бессознательного // По ту сторону принципа удовольствия / Пер. с нем. А. Боковикова. – М.: ООО «Фирма СТД», 2006. – С. 264.
[15] Там же. С. 264.
[16] Лапланш Ж. Жизнь и смерть в психоанализе. Пер. с фр./Перевод В.Ю. Быстрова. СПб.: Издательство «Владимир Даль». 2011. – С. 365
[17] Зупанчич А. «Я бы оставила их гнить»: параллакс Антигоны / Под ред. В.А. Мазина. – СПб.: Скифия-принт, 2021. – С. 39.
[18] Лакан, Ж. Четыре основные понятия психоанализа (Семинары: Книга XI (1964)). Пер. с фр./Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос». 2004. – С. 37.
[19] Лакан, Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). Пер. с фр./Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос». 1999. – С. 133.
[20] Лакан, Ж. Четыре основные понятия психоанализа (Семинары: Книга XI (1964)). Пер. с фр./Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос». 2004. – С. 195.
[21] Там же. С. 190.
В публикации использована фотография Уго Мулоса "Лучо Фонтана, Милан, 1964"
Автор: Целан Арина Дмитриевна
Психолог
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru