Подрядившись сразу после первого курса института в первую же в своей жизни экспедицию, мы пришли на кафедру географии, где был назначен сбор всех новоиспечённых членов, и скромно устроились в уголке, ожидая начала организационного совещания. Народ потихоньку собирался, как вдруг свет в помещении словно бы померк и одновременно стало как-то тесновато внутри: в дверях, чуть пригнув голову и подпирая могучими плечами притолоку, нарисовалась монументальная фигура. Она окинула всех беглым взором и зафиксировалась на нас двоих, видимо как на единственно незнакомых предметах на кафедре. Мы тоже уставились в ответ, ибо не так уж часто в жизни приходится наблюдать человека таких нестандартных габаритов.
Я лишь однажды после этого был также потрясён великанскими размерами человеческой особи, когда уже несколько лет спустя мне, новобранцу, выдавали форму на армейском складе. И вот там, среди целой горы бэушных кирзовых сапог я углядел поистине гигантскую пару 47-го размера. Это каким же мастодонтом должен был выглядеть тот "дедушка российской армии", кому они были впору! "Хорошо, что мы уже с ним не пересечёмся!" - подумалось мне тогда.
Фигура наконец протиснулась в дверной проём и, слегка покачиваясь в стиле африканского слона, двинулась прямо к нам.
- Здорово, вожди! - чуть хрипловатым голосом приветливо произнёс великан и примостился рядом на свободный стул, предварительно привычным покачивающим движением руки проверив его на прочность.
- Я - Андрей, но для своих - Батя! - и протянул ковшеобразную ладонь для рукопожатия. - Мы тут все третий год уже в экспедиции. Так что добро пожаловать в семью.
Я с некоторой опаской пожал ему руку, машинально отметив, что ладонь его оказалась на удивление мягкой и лёгкой, и подумал, насколько же меткими бывают прозвища! Сам себя он иногда с иронией величал старым, мудрым Каа по первым буквам фамилии, имени и отчества, но всё же "Батя" подходило ему как нельзя более. Он действительно был значительно старше нас, хотя и учился всего лишь на четвёртом курсе. Но у него за плечами уже были два года армии и ещё год академа, так что в номинальные отцы он нам, и правда, годился.
А кроме того, было в его образе что-то такое, медвежье что ли, заставлявшее относиться к нему неосознанно уважительно. Он и дрался-то как медведь (а мне довелось наблюдать это зрелище), раздавая оплеухи направо и налево не кулаком, а открытой ладонью, отчего у получивших этой землечерпалкой по голове наверняка потом ещё долго звенело в ушах и плохо фокусировался взгляд.
Ну и силищей он, конечно, обладал природной и, казалось, неограниченной.
Однажды, где-то уже ближе к концу экспедиционного лета, мы почти всем кагалом выехали на нашей вахтовке-шишиге на дальнюю точку. Водитель Валера съехал с шоссе и остановился на краю пашни. Нам, значит, предлагалось вытряхнуться наружу и, загрузившись лопатами и прочим оборудованием, среди которого не последнее место занимал тяжеленный бензобур, отправиться вон к тому перелеску километрах в двух-трёх от дороги прямо по целине.
Лето в том году выдалось так себе: то и дело заряжали противные дожди, почва раскисла, а мы не снимали курток и резиновых сапог. Мгновенно оценив невесёлые перспективы, наши девчонки дружно загундосили:
- Ну Валееерааа! Ну у тебя ж не машина, а вездеход! Ну чего мы попрёмся в такую даль пешком? Отвези, а? Ведь в сто раз быстрее получится! Раньше на базу вернёмся, магазин опять же ещё работать будет...
Последний аргумент убивал наповал и Валера мужественно рубанул воздух ладонью, мол, ладно, шут с вами, только не нойте! Мы забрались по короткой лесенке обратно в машину и потряслись по расхлябанному полю к цели.
Валера бодро крутил баранку, но с каждым десятком метров начинал выглядеть всё более озабоченным и менее уверенным в благополучном исходе этой авантюры. Он что-то, видимо не очень удобоваримое, бормотал себе под нос и с тревогой вглядывался вперёд. В конце концов он подключил всё вездеходное, что только можно было в своём чудесном автомобиле, но это не помогло: вахтовка замедлила ход, пару раз ещё вздрогнула и окончательно остановилась, вращая колёсами на месте и больше не продвигаясь вперёд ни на сантиметр.
- Всё, приплыли граждане! Конец...
Валера открыл дверь кабины и посмотрел вниз и назад.
- Сели крепко. Как выбираться будем, не знаю...
Коротко посовещавшись, мы решили, что двое парней и девчонки всё-таки должны будут добраться до точки, чтобы заложить там шурф и описать почвенные горизонты, а остальные займутся спасением шишиги из грязевого плена.
Легко сказать! Грунт оказался настолько раскисший, что даже я проваливался по середину своих сапог. Чего уж говорить об остальных. А машина вообще погрузилась практически по самые мосты. Ещё чуть-чуть и нам её будет не вытащить даже с помощью домкратов!
Кстати о домкратах: чтобы их использовать по назначению, под ними должна быть ровная, твёрдая поверхность. А таковой на километр вокруг не наблюдалось. Только недавно перепаханное поле. Мы вытащили из машины обрезки досок и ещё какие-то деревяшки, предусмотрительно припасённые водителем, и подложили под один из домкратов. Они тут же благополучно "утонули" в грунте, как только Валера начал поднимать машину.
Стало ясно, что дерева понадобится очень много, и все отправились к недалёкой рощице в надежде разжиться там каким-нибудь буреломом. В итоге мы прочесали перелесок вдоль и поперёк и вычистили его не хуже гринписовцев. Двое парней приволокли даже тяжеленный огрызок берёзы с комлем вывороченной земли, но и этого оказалось недостаточно. Вся подкладка благополучно уходила вниз и домкрат не помогал нам никак.
И тут вдруг кто-то вспомнил:
- А где Батя? Я его что-то давно не видел.
Действительно, куда он подевался? Физической работы он не чурался на нашей памяти ни разу, а тут, как никогда, требовалась его могучая сила!
Грустный Валера в очередной раз выбрался из-под машины и обречённо махнул рукой:
- Да он вроде в сторону шоссе ушёл. Только зачем? Сюда всё равно никто не поедет нас вытаскивать...
Однако, плохо мы знали Батю! И вскоре увидели, как он неотвратимо, словно ледокол, движется к нам по полю, мерно покачиваясь из стороны в сторону явно под тяжестью какой-то нелёгкой ноши. Когда он приблизился на расстояние, при котором его стало видно во всех подробностях, мы не поверили своим глазам: Батя спокойно пёр на плече тяжеленный бетонный пасынок, к таким раньше крепили деревянные столбы электропередачи, чтобы они не гнили в земле.
Подойдя к нам, Батя одним движением плеча скинул свой груз, быстро оценил тщетность наших усилий и произнёс:
- Пойду ещё один приволоку. Я б и оба сразу припёр, чтоб сто раз не ходить, да некому было мне второй на плечо закинуть. А одной свободной рукой его никак не ухватить. Я ещё постоял там немного на обочине, поголосовал... Только никто чего-то не остановился...
Но прошло совсем немного времени, Батя и ещё кое-кто из моих экспедиционных соратников стали нашими преподавателями, семинары которых мы посещали и не прогуливали, несмотря на близкое знакомство, а потом я и сам быстро превратился в школьного учителя. Не секрет, что многие учителя имеют свои клички среди учеников, передающиеся из поколения в поколение, иногда до конца жизни или педагогической карьеры.
Со мной, например, одно время работал учитель физики, неплохой малый и толковый препод, энергичный, круглый и смешно подпрыгивавший при ходьбе. Не удивительно, что он получил от своих подопечных меткое прозвище Буёк. Оно так приклеилось к нему, что и коллеги-учителя, за глаза конечно, ласково его так величали.
Некоторые педагоги получали прозвища, производные от имени-отчества или фамилии. Про Кузьмича я уже рассказывал вот здесь. И был на сто процентов уверен, что и меня постигнет подобная же участь, потому что и я в бытность свою учеником, и мой отец носили одну и ту же кличку от фамилии. Однако я не учёл, что мои ученики окажутся несколько мудрее и ироничнее.
- А ты знаешь, какая у тебя кличка? - вдруг спросил меня директор по окончании какого-то совещания у себя в кабинете и хитро прищурился, отметив моё замешательство.
Он вообще последнее время любил подобные приколы. Задаст неожиданный вопрос и наблюдает, как ты реагируешь. А я терпеть этого не могу! Чувствуешь себя мышью подопытной да ещё и белой. И потом, шут его знает, вдруг что-то изменилось, а мне не доложили? Нет, об "официальном" своём прозвище я был отлично осведомлён, как наверняка и любой другой учитель о своём, но мало ли...
- Да знаю, - говорю как можно увереннее и старательно равнодушно. - Дядя Коля, вроде бы...
- Вот! - поднял палец вверх директор. - Гордись, это тебе не какой-то там "хрен-с-горы"!
Я важно кивнул и, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, выскочил из канцелярии в коридор.
А дело всё в том, что буквально на днях я стал невольным свидетелем серьёзного обсуждения десятиклассниками вопроса о прозвище нашего директора. И большинством голосов было постановлено, что "Пельмень" ему в самый раз подойдёт.
