- Отдай! Отдаааааай! – то и дело слышались из соседнего купе детские крики, переходящие в визг, а тонкая перегородка сотрясалась от частых глухих ударов. Очевидно, маленькие возмутители спокойствия, еще не умея договариваться, доказывали друг другу свою правоту кулаками. И делали они это, не слезая с полки, на которой сидели.
Этот пронзительный дуэт ненадолго затихал, когда дети приходили к какому-то компромиссу и переставали громко и активно бороться за свой трофей, но несколько минут спустя все повторялось заново. Продолжалась эта какофония с девяти часов утра и незадолго до полудня нервы у их соседки, в чью стенку раз в десять минут постоянно стучали чьи-то кулаки и колени, наконец, сдали. Она с раздражением швырнула на стол книгу в твердом переплете, которую пыталась читать, откинула в сторону одеяло и стала торопливо обуваться.
- Что, пойдешь свои порядки наводить? – усмехнулся ее супруг с нижнего места напротив, оторвавшись от своего чтения. – Говорю же, давай полками поменяемся!
- А ушами и нервами тоже поменяемся? – огрызнулась женщина, поправляя перед зеркалом взъерошенные от долгого лежания волосы. – И что это значит - «свои порядки»? Есть общий порядок для всех – вести себя уважительно по отношению к другим пассажирам и не нарушать их покой! А где ты увидел покой и уважение? В зоопарке и то тише! - она демонстративно протянула руку в сторону возобновившегося за стенкой шума, рванула в сторону дверь, сделала шаг в коридор и забарабанила в дверь соседнего купе – требовательно, резко, громко.
«Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук!»
За дверью тут же воцарилась тишина, но никаких звуков, намекающих на то, что ее собираются впустить, не возникло. Она подождала около десяти секунд, а потом снова постучала. Послышалась какая-то возня, чей-то шепот, а потом детский голос неуверенно произнес:
- Папа? Пап? Там кто-то стучит, пап!
И по-прежнему ничего. Ни предложения зайти внутрь, ни скрипа полки, ни шелеста одежды. Она немного помялась у двери, размышляя, стоит ли заходить без приглашения, чтобы высказать все, что накипело, но сдавленное детское хихиканье за дверью помогло ей сделать выбор. В конце концов, она несколько часов была вынуждена слушать детские крики, почему же сейчас она переживает, что нарушит чье-то личное пространство?
Постучав в третий раз и не дождавшись ни ответа, ни какой-либо другой реакции, она открыла дверь и оказалась нос к носу с одним из возмутителей тишины и спокойствия. Светловолосый мальчик лет шести стоял прямо под дверью и смотрел на нее с любопытством, которое свойственно детям этого возраста: кто это тут к нам пришел? И что интересного/вкусного принес с собой? Второй мальчик лет трех-четырех – уменьшенная копия брата, сидел на нижней полке и держал в руках трофей, за который и велась борьба – планшет, на котором мелькали яркие изображения.
Верхние полки были свободны, а в глубине тесного пространства купе, у стола закиданного фантиками от конфет, усыпанного крошками и обломками печенья и заставленного упаковками с йогуртами и соком, сгорбившись сидел мужчина лет тридцати пяти, в синей футболке с надписью «Adidas» на груди. Его голова была повернута в сторону окна, правая рука подпирала щеку и вся его поза демонстрировала полнейшее пренебрежение к тому, что происходит вокруг. Он не повернул головы в ее сторону, не произнес ни слова, не сделал ни одного жеста. Пока она разглядывала его, ее охватило чувство, словно она смотрит на манекен. Будто живой человек куда-то ушел и оставил на своем месте безжизненную куклу, как видимость того, что рядом с детьми кто-то есть.
- П-р-р-ривет! – произнес старший мальчик, старательно выговаривая букву «р» и продолжая стоять прямо перед ней.
- Привет! – машинально ответила она, не сводя глаз с мужчины. – Это ваш папа?
- Да! – радостно выкрикнул второй малыш и спрыгнув с полки потянул отца за футболку. – Пааааап, у нас тетя!
Манекен у окна пошевелился. Голова дернулась назад, словно он пришел в себя после обморока или глубокого сна, правая рука оторвалась от щеки, взялась за руку сына и бережно отвела ее от своей одежды. Мужчина повернул голову и прищурившись посмотрел на гостью.
Многодневная щетина, красные воспаленные глаза, совершенно пустой безучастный взгляд… Сначала ей показалось, что он пьян и на нее накатила новая волна возмущения. Так вот оно что! Потому мальчишки и ведут тебя как дикие зверьки – за ними же нет никакого присмотра! Он не делает им никаких замечаний, не занимает их тихими играми и не пытается соблюдать какое-то подобие дисциплины, потому что ему дела нет до того, что происходит, он же нетрезв! И судя по беспорядку в купе – заваленному столу, разбросанной одежде и игрушкам, едет он с ними без жены, потому что ни одна женщина бы не допустила подобного бардака!
А затем она присмотрелась и увидела, что его щеки мокры от слез. Мужчина плакал и судя по опухшему носу и красным глазам, плакал сильно и долго. Слова порицания и осуждения, которые чуть не сорвались с ее губ, застряли где-то на полпути и благополучно испарились. Она просто смотрела на него, не зная, что сказать. Мужчина сам нарушил паузу.
- Мешают? – спросил он тихим, немного хриплым голосом, коротко кивнув в сторону детей.
- Да… - она почувствовала, как от ее желания задать всем хорошую взбучку, не осталось и следа. – Будьте добры, потише – дети постоянно кричат, дерутся и нам это очень мешает…
Мужчина перевел бесцветный взгляд на притихших мальчишек.
- Слышали? Тихо себя ведем, вы мешаете другим пассажирам! Поняли?
Мальчики послушно закивали головами, а их отец вновь отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Словно в купе кроме них никого больше не было, хотя она продолжала стоять в дверях, ожидая сама не зная чего. Не так она себе представляла этот разговор…
- Спасибо, извините… - наконец сказала она, поняв, что на этом всё. И только закрыв дверь, осознала, что почему-то произнесла слова, которые должен был произнести этот странный тихий пассажир. Постояв с полминуты в коридоре, она вернулась в свое купе.
- Всех построила? – с улыбкой встретил супруг ее возвращение. Она закрыла дверь и сделав большие глаза зашептала, мотнув головой в сторону соседнего купе:
- Там мужчина… один, представляешь? Сидит за столом и рыдает! А дети на ушах стоят и он на них – ноль внимания…
- Прям рыдает? – вскинул брови супруг.
- Да, весь зареванный и опухший! Я вот что думаю… - она наклонилась к нему и зашептала еще тише, - наверное у него жена либо умерла, либо бросила его… Ну а как еще это объяснить – одинокий рыдающий мужчина, с маленькими детьми? Наверное, так все и есть!
Супруг пожал плечами.
- Да, всякое бывает… Ну, он хоть извинился?
Она поджала губы и медленно покачала головой. О том, что извиняться зачем-то стала она, а не тот, кто несет ответственность за поведение своих детей, она решила умолчать. Муж демонстративно хмыкнул.
- Ну, его можно понять… - произнесла она. – Непросто ему с детишками-то…
Через полчаса за стенкой возобновилась детская возня, с обиженными и возмущенными криками, визгами и глухими ударами. Подождав некоторое время и поняв, что успокаивать детей никто не собирается, она попросила супруга поменяться с ней полками…
В соседнем вагоне проводник без стука открыл дверь одного из купе, в котором громко плакал ребенок. Два женских лица повернулись в его сторону, две пары заплаканных женских глаз посмотрели на него с удивлением и немым вопросом. Одна пара глаз – покрасневших и припухших от недавно пролитых слез принадлежала молодой женщине, вторая – девочке лет четырех.
- Добрый день, я извиняюсь, но на вас поступила жалоба… - без предисловий начал проводник и осекся, увидев заплаканное лицо женщины, которая поспешно смахнула слезу со своей мокрой щеки. Девочка, сидящая на ее коленях, была такой же заплаканной, как и ее мать. При его появлении она резко замолчала и теперь смотрела на него большими испуганными глазами, периодически всхлипывая и вздрагивая всем телом.
- Ээээммм… - молодой человек замялся, словно забыл, зачем пришел. – Я могу попозже зайти, просто… ребенок долго плакал и ко мне обратились пассажиры с жалобами…
- Да, извините… - женщина посильнее прижала девочку к себе и коснулась губами ее макушки. – Поезд резко дернулся, и она ударилась, вот и плачет… но уже все хорошо, да моя любовь? – она наклонилась и выдавив из себя улыбку заглянула малышке в лицо.
- Д-да… - ответила та, снова всхлипнув и зарывшись лицом в мамины волосы.
- Да, будьте осторожны! – проводник сочувственно покивал головой. – Мотает нас не слабо, последний вагон все-таки… - и он уже начал было закрывать дверь, как позади него появилась одна из пассажирок – ухоженная блондинка средних лет, которую можно было бы назвать красивой, если бы не презрительно поджатые губы, которые превращали ее лицо в маску высокомерной снисходительности.
- О! – поджатые губы на секунду округлились и решительным движением она подвинула, а точнее, оттолкнула проводника в сторону и встала в проходе, нависая над женщиной с девочкой. – Это я просила принять меры – у вас почему ребенок кричит, не замолкая ни на секунду? То смеется, то плачет, то требует что-то громко? Вы что, не объяснили ей правили поведения в общественном месте? Вокруг вас люди, почему мы должны это слушать?
Мама девочки безучастно смотрела перед собой, а девочка, сидящая у нее на коленях, снова начала всхлипывать.
- Что ты плачешь, малыш? – обратилась к ней женщина, уже не таким категоричным тоном, но все равно, достаточно резко. – Тебе мама разве не сказала, что в поезде нужно вести себя тихо, здесь же все друг друга слышат!
- Сказа-а-а-а-ла… - всхлипнула девочка, - Просто я… упала и ударилась…
- Так, а мама куда смотрела?! – эта реплика снова предназначалась женщине, которая опять украдкой смахнула с лица слезу. – А ты-то, что ревешь, у тебя какие проблемы? Не ревела бы, мамочка, а смотрела лучше и не пришлось бы ребенку реветь и весь вагон ставить на уши! Понарожают детей, а воспитывать не хотят… - последняя фраза была сказана куда-то в пространство, непонятно кому, а сама пассажирка повернулась, чтобы уйти, но в этот момент мама девочки сняла малышку со своих колен, встала и оказалась рядом с недовольной женщиной.
- Слушай, мамочка! – сказала она, копируя тон женщины и глядя ей прямо в глаза. – Мне очень жаль, что нам достались билеты в последний вагон, который шатает так, словно мы находимся на каком-то аттракционе! Мне жаль, что мой ребенок из-за этого ударился и заплакал и мне не хватило доли секунды, чтобы ее подхватить! Еще, мне очень жаль, что две недели назад я похоронила мужа и теперь наношу тебе личное оскорбление своими слезами! Действительно, как мы смеем плакать, смеяться и быть живыми, находясь в отдельном купе? Прости нас пожалуйста! Ма-моч-ка! – последнее слово она словно выплюнула в раскрасневшееся лицо женщины, которая смотрела на нее так, словно не верила своим ушам. «Да как ты смеешь еще и оправдываться?» - читалось на ее лице.
- Женщина, здесь у всех полно своих проблем! – сказала она вслух вместо этого, и не обращая внимание на проводника, который пытался что-то сказать и судя по его виду, отдал бы все на свете, лишь бы очутиться подальше от места своей работы. – У всех кто-то болеет, кто-то умирает, но никто этого не выпячивает и ждет, что его пожалеют! Ты бы лучше… - договорить она не успела, поскольку мама девочки резким движением вытолкнула ее из купе в коридор и закрыла дверь. На замок. Все слова, которые донеслись до нее после этого из-за закрытой двери, вынудили ее прикрыть девочке ушки ладонями.
Они сошли на одной станции – плачущий мужчина с двумя сыновьями и заплаканная женщина с девочкой. Сошли на одной платформе и разошлись в разные стороны, каждый по своим жизням.
Мужчину, который даже не подумал извиниться за поведение своих сыновей и не делал даже малейшей попытки их успокоить, провожали сочувствующие взгляды. Женщину, чей ребенок плакал, потому что ушибся, и которая извинилась и перед проводником, и перед пассажиркой, провожали взгляды, полные раздражения и презрения.
- Как же тяжело ему, наверное, - думала семейная пара из соседнего купе, глядя мужчине вслед.
- Наконец-то вышла, наглая равнодушная мамаша! – думала пассажирка, которую за ее хамство вытолкнули из купе, глядя вслед женщине…