Дело было так.
29 марта 1940 года в Новом Орлеане родился мальчик.
В тринадцать лет он ушёл из дома, чтобы стать послушником католического ордена. Реджио провёл в монастыре четырнадцать лет.
То есть, самый страстный период жизни каждого человека, когда плоть бунтует, а разум не поспевает за чувствами, Реджио нашёл опору в молитве и посте, молчании и послушании.
В двадцать восемь лет он вернулся в шумный мир ради воплощения благотворительных некоммерческих проектов и творческих замыслов. Кажется мне, что шум мира стал для Годфри Реджио с тех пор звучать иначе. Или он научился слышать и замечать то, что можно научиться слышать и замечать, имея за плечами молитвенный опыт, испытав аскезу приручения страстей и самоотречения.
Он снял фильм со странным названием "Койянискатци" / Koyaanisqatsi. Это слово индейского племени хопи, проживающего в резервации в Аризоне. У слова несколько значений. Основное, пожалуй, — "жизнь вне равновесия". А также: "сумасшедшая жизнь", "жизнь в беспорядке", "разрушение жизни" и изменение условий существования человека.
Это был первый фильм — 1982 года — Годфри Реджио и первый в его трилогии, называемой неформально "каци", что значит — жизнь.
Полноправными соавторами режиссёра стали оператор Рон Фрике и композитор Филипп Гласс.
Если бы мы перенеслись во времени в октябрь 1982 года на нью-йоркский кинофестиваль в зал, где демонстрировался "Койянискатци", то стали бы свидетелем грандиозного зрелища. И я имею в виду не только сам фильм, поразивший воображение зрителей, но и долгие овации, который устроил пятитысячный зал киноленте.
В фильме нет слов, нет сюжета. Условно он разделён на главы по названиям музыкальных фантазий Гласса. Камера Фрике завораживала. Киновед Андрей Дементьев пишет, что это был как будто "чужой" взгляд на нашу планету, взгляд со стороны. Да, верно. Но мне бы хотелось дополнить. В фильме есть несколько долгих крупных планов различных людей спокойно и просто смотрящих в камеру. Одновременно видящих её и смотрящих словно сквозь: киноаппарат, пространство, время. Вот он — взгляд чужака, которым каждый из нас может посмотреть на мир и увидеть его как нечто ИНОЕ. Точно — не как место, созданное ради удовлетворения человеческих амбиций. И есть попытаться так увидеть мир, то смотрящий будет удивлён "бессмысленной и опасной суетой мириадов человеческих существ, похоже, считающих себя здесь полными хозяевами", как писал Дементьев.
И далее: "От инопланетного взгляда не ускользнуло, впрочем, что и человек бывает красив. Причём любой – случайно выхваченный из толпы для более внимательного рассмотрения. Растерянный, страдающий, забывший за чередой житейских проблем, что он – венец творения. Человечный. Однако человечество в целом, с его разрушительным техническим прогрессом и стандартизованными идеалами, показалось пришельцу несколько неуместным на этой удивительной планете. Нежизнеспособность – такой диагноз был выдан землянам".
Поэт-обэриут Александр Введенский писал: "Горит бессмыслицы звезда, она одна без дна".
Мне кажется, что эта строчка, этот образ художественно рифмуется с образами "Коянискатци" и в целом впечатлением от фильма, в котором взгляд человека, — нашедшего в себе другое, иную точку опору — в Боге и попытавшегося положившего предел хотя бы собственному безумию (потребительства), — делает попытку остановить хаотичный поток жизни, выведенной из равновесия техногенной алчностью.
А теперь выдержки из интервью Годфри Реджио (опубликовано в журнале «Матадор», №3, — М., 1995): "... в ХХ веке открылся ящик Пандоры. Возьмём атомную бомбу. Было ведь ощущение, что мы с вами, наши семьи погибнут, страны будут подвергнуты бомбардировке. А я говорю: бомбу уже сбросили. Только теряем мы не собственную, личную жизнь, а то, что принято считать сутью и признаком человеческого существа. Если всё и дальше так пойдет, как шло до сих пор, то в следующем веке мы потеряем свои тела. Станем бестелесными сущностями. Превратимся в некие устройства, которые будут существовать вечно в силиконовой оболочке, если только хватит электричества, чтобы поддерживать в нас тепло. Вот, что происходит. Это гораздо страшнее традиционного описания конца света. Тут перемены, которых не постичь разумом, не почувствовать сердцем, они не умещаются в человеческом воображении. Грядет Новый Мир. Рискуя впасть в крайность, скажу, что приближается уникальнейшее событие: человек, возможно, уступит дорогу кому-то другому, может быть, механизму, техническому устройству. Человек вступил в брак с инструментами массовых технологий и уже не пользуется этими инструментами, а живет ими. Это новый образ жизни. Компьютер обрел собственный интеллект, и стало возможным всё. Знаете выражение: всё, что могло стать возможным через миллионы лет, возможно уже сейчас, вот за этим углом. Мы думали, что это случится через миллионы лет, а оно уже здесь, завтра. Вероятно, мы должны будем заплатить за такое ускорение самой человеческой природой. Нужно больше сумасшедших, которые могли бы это озвучить более ясно убедительно, четко. Слишком многие чувствуют то же самое, что и я, но утратили язык, на котором могли бы рассказать и объяснить это даже самим себе".
Меня поразил визуальный образ, когда сверхдальний план города превращается в нечто подобное электронной микросхемы, а потом как будто усилием воли, обратно и оборачивается сигнальными огнями ночного аэропорта.
Посмотрите этот фильм, пожалуйста. Он важен для нас.
Умному недостаточно: навигатор по сайту
Артавазд Пелешян — режиссёр, которого Годфри Реджио называет своим "учителем"