Как я уже писала: рейтинг любимых городов у меня чрезвычайно прост:
1. Санкт-Петербург
2. Ангарск
3. Ханья (остров Крит, Греция)
4. Таруса (место Цветаевых и Паустовского)
5. Лиссабон/Порту (не могу выбрать!)...
6. Советск (Тильзит, калининградская область).
7.Рим.
8.Вена.
Кстати, о Вене:
Девятое и десятое места, наверное, включаются опционально... приезжаю куда-то, очаровываюсь и... включаю их в десятку любимых городов нашей планеты. Правда, в самом списке тоже происходят небольшие рокировки... тоска заест по Атлантике и Португалии - поставлю на третье место... но трудно решить - Лиссабон с его Байша-Шиаду и парком Эштрела?..
Или Порту, поразивший меня своими... контрастами?..
Но я собиралась поблагодарить Ангарск. За чудеса, скрытые во дворах:
За удивительные закаты над площадью Ленина и домом со шпилем и с курантами:
За летнее кокетливое настроение - чтобы юбка-солнце, кружиться, мороженое и каникулы. И... новая шляпка, разумеется:
Опять снились сны про Ан-ск. Многим снятся старые дома, места, где они жили... мне редко снится Рим, Падуя, Венеция, Неаполь, Афины... но часто снится Ан-ск. Но там башня с часами выше, чем она есть, а от неё идёт канал, ведущий к морю... и сверкание воды, и катера, и тонкие белые мачты... и высокие фасады терракотовых цветов - это шикарные магазины, где можно купить всё... от садового гнома до параплана!
Ещё там есть метро. Станция Нефтехимик - самая красивая. Там деревянные колонны, выкрашенные тёмно-золотым цветом, лепнина в виде цветов как на римском форуме. И две деревянные платформы. Как будто сцены в провинциальном театре. И ещё в Ан-ске, в моих снах, бывает парад, когда по улицам идут слоны с красными плюмажами на головах.
В каждом магазине там продаются брэцели, посыпанные маком. И называются "местный бублик", а ещё напиток "стружка", где бокал для виски наполняют кофе. Затем идёт слой молока или сливок, куда выбивают сырое яйцо. И сверху - шоколадная стружка.
И, конечно, я помню, что мне надо уехать домой до темноты... поэтому бОльшую часть ночи я, с бьющимся сердцем, бегаю по городу в поисках то убегающей трамвайной остановки, то теряющейся автостанции, то ищу вокзал, где рельсы уводят под землю... никогда не могу вернуться домой, но просыпаюсь счастливая.
Ангарск - абсолютный портал в лето:
Хочется поблагодарить за красоту, изящество, за необычные оформления подъездов каждого дома:
"...руки Саши протирали тарелки и вилки, мельхиор и фаянс лениво ударялись друг о друга под крепкой горячей струей воды, она взяла чашу из-под фруктов жестом священника, охватывающего потир, посмотрела ее на свет, повертела и поставила на полку
потом она чему-то улыбнулась и провела тыльной стороной ладони по лбу, и я умер, сгорел
лиловая гортензия разрослась неопалимой купиной, джакарандой, дождевым нигерийским лесом, я шел сквозь нее, раздвигая утренние росистые заросли, пробираясь между острыми бутонами, похожими на мумии царских детей в египетской скале.
За гортензией маячила грудь под атласным фартуком, на фартуке сверкали два кофейных свежих пятна, над грудью был рот, похожий на терновую ягоду, надо ртом заспанные узкие глаза, над глазами бархатная лента, над лентой распахнутое окно с дождем, над дождем, вероятно, Бог".
Лена Элтанг, Каменные клёны
За "этажерку" - напиток продвинутой молодёжи, как гласит меню кафе "Старая квартира", что на проспекте Карла Маркса:
За ёлку в середине лета (кафе-мороженое при фабрике Ангария):
В этом мае будет двадцать один год со смерти дедушки, а я всё думаю, что он либо на работе, либо уехал сниматься в кино про Каменскую (он очень похож на Колобка из сериала).
И в Ан-ске мне всё время кажется, что он где-то здесь. И вообще - все ещё молоды, живы и здоровы. Как будто сошли с чёрно-белых фотографий моего детства: ведь там все радостные, красивые, здоровые... никому ведь не придёт в голову фотографироваться больным и несчастным, правда?.. Хотя в советские времена зачем-то снимали похороны, но эти фотокарточки мама убирала отдельно, а многие просто рвала.
И в городе, где ничего не изменилось, у меня возникает какая-то безумная уверенность в том, что его жёлтый москвич стоит на перекрёстке Ворошилова и Коминтерна. И сама я скидываю там то выражение лица, которое присуще мне вообще, и тётеньки на фабрике переживали: - девочка, ты почему ни вафли, ни мороженое не кушаешь?
В зоопарке тоже подумали, что я ребёнок, начали всё рассказывать заинтересованной девочке, видимо, т.к. я ходила от клетке к клетке и бормотала себе под нос: - Привет, чайка. Точно такую я видела в Риме. И не одну. Только ноги у них ярко-жёлтые, а у вас - бледные.
Или: - Филин, мы с тобой тут вообще самые старшие - тебе 29 лет, мне - 37, видишь, как мы похожи!
Словом, у меня два состояния: либо маленькая, либо старенькая. А середину я, видимо, намериваюсь, пропустить...
Хочется уже написать лирический пост о том, как я зафигачила подруге Лене "шалимаром" в глаз. В магазине "Лэтуаль". А всего-то решила щедро побрызгать на блоттер!.. Лена мужественно проморгалась, всхлипнула и продолжила изучение полок. Я же завернула за угол и решила накрасить глаза всей тушью от "ланкома" сразу. Имеется в виду той, что дороже двух тысяч, естественно... была разочарована. То ли она вся всегда старая, то ли я просто расхожусь во мнениях по вопросу "цена-качество". Под конец я, заскучав, решила накрасить глаза золотой тушью (я как женщина дальновидная и прозорливая предполагаю, что муж у меня будет строгий, скупой и вообще ретроград и деспот - глаза особо не покрасишь... зато морально стойкий!) - а тут - такой случай оторваться!.. Кончилось тем, что провидение наказало меня тут же: я ткнула себе щёткой в глаз, и всё стало золотым, а ещё замерцало звёздочками... Вылезла я из-за угла смущённая, а после уже ни на минуты от друзей не отходила. Ещё мы видели в этом магазине женщину, которая была вылитая фрекен Бок, но в ярко-голубом костюме, с огромной причёской-помпадур, с голубыми серёжками и бирюзовыми бусами. В руках у неё была нежно-голубая сумочка-клатч, а росту в ней было, наверное, почти два метра. В общем, эти два метра стиля меня сразили и погрузили в благоговейное молчание. -Аня, как тебе этот кензо? - спросила Лена. -Аня влюбилась, - отмахнулся Филибер.
-Опять?..
-Нет, сейчас, кажется, по-настоящему.
Там время не только остановилось, но и поплыло в золотисто-дрожащем мареве полуденной жары, когда золотистые дома разворачиваются в молчаливых перспективах пустынных улиц, по которым когда-то, видимо, планировались шумные потоки машин, многокилометровые пробки; поэтому ширина улиц в центре равна московским, а не иркутским, пустота - европейским.
И полукруглые арки, и теряющиеся где-то в вышине потолки... весь этот размах затевался когда-то для неведомых будущих дел, а стал - старой квартирой, где владельцы и дизайнеры благоразумно оставили на полу плитку шоколадного цвета, с золотыми звёздами - такая была в бассейне на улице 5-ой Армии двадцать лет тому назад, - мгновенно кольнуло у меня в груди.
Понятно, что это было только начало, и в груди кололось многое - от коробок с индийским чаем в буфетной, до выставки чугунных утюгов - такие были в кафе "Карлсон" на улице Ленина моего счастливого детства, от выставки устрашающих ножниц и щипцов на стенах, до часов с маятником и боем, до огромного белого бюста Ленина (таких я вживую не видела ещё... даже в райкоме партии моего детства были поменьше...), до нашего домашнего зеркала, но с восстановленной амальгамой, до луковиц гиацинтов, до апельсинов в сетках, до деревянного неудобного диванчика, на котором сидели Ася и Муся Цветаевы в Тарусе; медведя, набитого гречкой, вязаных бабушкиных ковриков, полукружьев арок, этажерок, тёмных альковов и закутков за шторами с бомбошками... видов города - узнаваемых и, фантастических, неузнаваемых...
печатные машинки, жестяные коробки, перьевые ручки, петушиными хвостами торчащими из подстаканников, - всё это присутствовало, но... самое главное - железная дорогая. Настоящая! - пущенная по полу - возле столиков... и на сверкающей нитке рельсов - не пластмассовые, а настоящие, тяжёлые, паровозики, вагончики... и миниатюрная станция "Пионерская" - с фонариками из 50-ых годов, с крошечным встречающим - одинокой фигуркой - на выплывающем айсберге перрона...
Эту дорогу (а ещё гигантскую монстеру, в горшке которой можно купаться, а у подножия её стояло стадо слоников) я пожирала глазами, пока несли мороженое... оно плыло в разноцветных высоких креманках густо-синего и серебристо-голубого стекла... там были шарики, обсыпанные маком, корицей, черёмуховой мукой, кардамоном... а в центре каждого была воткнута палочка корицы. Ложки были наши - домашние... такими мы размешиваем в джезве кофе; с тёмным, как будто влажным, камушком в черенке...
Одно мороженое "Оранжевое небо" было в прозрачной раковине, на дней которой был ледяной апельсиновый сок, а выше - слои мороженого, украшенные ярусами золотистых фруктов, зонтиков, палочек...
А солнце отражалось в медной посуде над стойкой, цеплялось за ярко-красные гроздья перцев на солнечно-жёлтой стене, за светлую чёлку официантки в холщовом фартуке...
Этим солнцем мы наивно и доверчиво облучались, понимая, что за один день, пожалуй, мы не наберём того, что хранит в себе ржавый металл оборудования тридцать восьмого года выпуска несуществующей фашистской Германии...
И несмотря на это обилие июньского ослепительного солнца - над каждым столиком горел... абажур. Абажуры были золотистые, оранжевые, плывущие в воздухе, нависающие над круглыми столами, над клетчатыми скатертями, а в центре главной комнаты стоял огромный круглый стол, накрытый скатертью, похожей на посадский платок, вокруг которого выстроились стулья, обтянутые светло-льняными чехлами на завязках (тут дизайнер решил подбавить немного шведского, видимо), а винно-красный абажур - самый большой - плыл над этим столом как гигантская ягода физалиса. За этим столом сидела семья: мама, папа, бабушка, дедушка, мальчик и девочка... девочка была в очках, но с пластырем на ссадине, мальчик - светловолосый и покладистый... и все они были как будто перенесённые сюда из десятилетней, может быть, двадцатилетней давности, которые мои детство и юность... а, может, и тысячелетней....
Ну, а потом мы доели мороженое и посадили подругу Лену в машину, которая увезла её в Усолье-Сибирское через старый китойский мост. А потом... и хочется написать, что "не было никакого потом", но я всё-таки надеюсь, что оно будет.
И неважно, в каких городах. Пусть будет - какое-угодно, но будет. Даже с травой, прорастающей из асфальта проспекта космонавтов.
Филибер: - Аня, так многих уже нет - это совсем другие люди... И Светланы Ивановны, и Марии, и Валентины...
-Оли, Насти и Ромы, и Пети и Саши, и хрен знает кого, - откликнулась я мысленно, вспоминая остальных:
-с ноутбуком, с мобильным, в березовой роще, небесным столбом,
с запрокинутым к небу прозрачным любимым лицом
(потому что все люди — с любимыми лицами — в небо столбы).
Я вас всех научу — говорить с воробьиной горы...
Как опрометчиво обещал Дмитрий Воденников. Тут во мне кольнуло учителем, и я подумала, что никого и никогда не могла бы научить - только показать...
Как показывают города, взмахивая рукой в извечном жесте всех памятников, обращённых в будущее:
-Вот по этой самой дороге шли декабристы, закованные в кандалы, здесь шестьдесят раз облетали акации, а эта самая долина осталась неизменной, только цветущая зелёная вода неспешно качалась в низовьях, только голубая лента сверкала на солнце вдали, и только здесь - в долине - в междуречье, в междудействии, в кольце рельс и асфальтовых трасс, осталась жизнь за кремовыми шторами, ограниченная световым кругом абажура...в том месте, где не было прошлого, а было одно светлое будущее, которого не случилось, но
надежда
как будто
осталась.
"Чего только не говорят о Немухине! Говорят, например, что у каждого
командировочного начинает звенеть в левом ухе, когда он приезжает в этот
город, и так и звенит, пока он не управится со своими делами. Говорят, что в
Комиссионном Магазине продаются ковры-вертолеты. И, наконец, говорят, что
самым большим влиянием в городе пользуется бывший Леший Трофим Пантелеевич,
с блеском закончивший Институт Усовершенствования Леших и Домовых.
Как ни странно, все это почти правда или, по меньшей мере, похоже на правду.
Командировочные утверждают, что у них действительно звенит в ухе, но не в
левом, а в правом. Ковры-вертолеты продаются, и даже новейшей конструкции, с
шелковыми парусами. Трофим Пантелеевич как жил, так и живет в роще недалеко
от Поселка Любителей Чистого Воздуха, и в его жизни ничего не изменилось,
кроме того, что недавно он купил новый тулуп".
В. Каверин
Приезжайте в Ангарск и ностальгируйте, короче, как я:)