Стояла теплая ранняя осень. Воздух был пропитан ароматами пряных трав и первых опавших листьев. Солнце пригревало ласково, на пригорках еще тут и там порхали последние бабочки.
Любуясь погожим днем, Найда ожидала кого-то на окраине поля, неотрывно глядя в сторону леса. Легкий ветерок целовал светлые девичьи косы, играл подолом сарафана.
Найда была дочерью одного из местных старейшин. Ее отец, Горазд, глава большого семейства, снискал почет и уважение среди жителей всей деревни. Горазда слушали и слушались не только домочадцы, но и односельчане. К нему шли за советом, помощью. А некоторые – и на дочку его старшую глянуть: уж больно хороша она была.
Защищая глаза от солнца, Найда приложила ладонь ко лбу: давно уж ждала она. И не напрасно.
Вскоре из-за кустарника, что рос на окраине леса, показался человек. Он шёл, глубоко задумавшись и опустив кудрявую голову, одной рукой придерживая свежеотесанные колья, перекинутые через плечо. Молодой, темноволосый, высокий. Это был Тихомир, давний друг Найды. Нет, больше, чем друг. Не брат, не суженый, но близкий сердцу человек. Они с малых лет держались вместе...
Когда Тихомир приблизился, Найда окликнула его. Он поднял голову, улыбнулся и подошёл к ней.
- Найда, ты зачем здесь? Одна пришла, без сестер?
- Одна. Прознала, что ты отправился на окраину леса колья рубить и обтёсывать… пришла повидаться тайком. Убежала из дома, не сказав матери, куда.
- Мы таимся теперь ото всех? Я не ведал…
- Тиша…
- В лесу нынче дюже хорошо… воздух такой чистый, теплый... грибами пахнет… а тут ветер в поле гуляет. Да ты дрожишь! Продрогла совсем, никак? Идём в селение.
Найда, казалось, искала повод, чтоб задержаться.
- Я вот что хотела… ты не ходи один в лес – боюсь я. Лучше соберись вместе со всеми. Страшно сейчас… не ходи, у меня сердце не на месте!
- Да что ты! Нашла, о чем печалиться! Со мной не случится ничего. Но, коли ты боишься за меня, так и быть, пойдем все гуртом. Ведь и правда: нынче не оборотень, так кабан или волк напасть могут. Волки скоро голодные будут – осень...
Найда вздрогнула.
- Я еще пришла сказать тебе… Тиша… я скоро буду женой Радима. Вчера сваты у нас были от него…
И она замолчала. Слезы сдавили горло, глаза защипало.
Тихомир остановился. Постоял минуту. Спросил, не глядя на Найду:
- И что же отец твой порешил? Каков ответ ваш будет?
Найда смахнула слезу:
- Отец согласие дал…
Тихомир молчал… потом шагнул к ней и быстро заговорил. Его трясло, точно в лихорадке:
- Почему так скоро… когда сговор? Ведь обещано было тебе, не раньше того года… как же...
- А что будет в том году, Тиша? Что переменится? Рано или поздно моя судьба все равно решится! Не в моей это власти, ведомо тебе...
Тихомир молчал, не замечая, казалось, ничего вокруг. Лицо его окаменело. Даже тяжести на плечах он не чувствовал. Он просто перестал думать о своей ноше, больно продавливающей плечо.
- О чем ты мыслишь? – со слезами воскликнула Найда. – Я уже отчаялась. Что мне делать?! Отец не оставит мне выбора. Он желает видеть меня женой Радима. Говорит, Радим сильный, смелый, усердный в работе, дома у них столы ломятся… я не пропаду там.
Тихомир упрямо молчал. Найда не выдержала:
- Ну молви хоть слово! Как быть нам? Бежать отсюда? Но куда? Мы пропадем в лесах… это верная гибель.
Тихомир заговорил медленно, но твердо:
- Твоя правда. Верная гибель тебе со мной. Дом у нас бедный, отец сызнова во хмелю, а мне надобно кормить мать с сестрицей и лодыря-братца. Ведомо тебе, как все есть, Найда. Не мне тебе сказывать.
- Да что с тобой?
- Мне твой отец никогда рад не будет – ты знаешь, почему. Он не отдаст дочь в непутевый дом, на голодную жизнь. Ты не для этого росла.
Найда удивлённо глядела на него. Она отказывалась верить своим ушам.
- Да как же это… ведь это не жизнь – доля горькая… Радим мне не мил… я за него не хочу идти… что же теперь будет?!
Она закрыла лицо руками. На пальце блеснуло простое колечко – давний подарок Тихомира.
- Не горюй, - Тишка наносил рану за раной, - я всегда буду рядом. Не покину, не забуду, ты только помни меня. На вот, возьми.
Он снял с шеи какую-то подвеску на тонкой кожаной тесьме. Подвеска была похожа на круглую монету.
- Что это? Никогда прежде не видала у тебя такого.
- То не для чужих глаз. Оберег это, он будет хранить тебя от всех бед.
- Для чего? Оставь его себе. Меня крест нательный защищает. Все под Богом ходим!
- Крест и у меня есть… был когда-то, покуда не потерял. А это – иной оберег. Пущай память у тебя останется обо мне.
Сердце Найды сжалось от дурного предчувствия: не по душе ей были такие слова. Она коснулась пальцами потемневшего металла.
- Откуда он?
- Одно молвлю: это особая вещь. Гляди, на поверхности знак нацарапан.
- И верно! Есть что-то…
- Он сохранит жизнь, когда придет время. Я желаю, чтобы твоя жизнь надежно охранялась.
Найда подняла удивленный взгляд:
- Знаю тебя с малых лет, а такого не ждала. Никогда ты мне не рассказывал, какие чудные безделицы хранишь.
- Это не безделица, - отрезал Тихомир. - Верь мне. Носи, и с тобой ничего не случится.
В это мгновение Найде почудилось, будто она совсем не ведает, каков есть Тихомир на самом деле...
Тишка надел ей на шею странный оберег и побрел прочь, понурив голову. Найда пошла за ним вослед, и так горько ей было, что слова застряли в горле. А столько всего хотелось вымолвить, столько накопилось на сердце! Не такого разговора ждала она, не такого…
В молчании добрались они до селения. Разошлись в разные стороны, словно чужие. Сделав несколько шагов, Тихомир развернулся и проговорил:
- Нынче полнолуние, не позабудь… луна в ветках… и… прочно заприте двери!
- Да... луна в ветках... - глухо отозвалась Найда. - Я помню… помню наши вечера…
Частенько, малыми детьми, они глядели с крыльца избы на луну, что подымалась над крышей. Большая, желтая, круглая... она будто бы запутывалась в ветках старой яблони, как паук в паутине… им было страшно… а после гроза сломала яблоню…
Тихомир улыбнулся одними уголками губ и пошёл прочь.
- Отчего он так спокоен?! – шептала Найда, глотая слезы, - разве не рвется у него сердце?! Неправда это! Я ведаю, ведаю, что творится нынче у него на душе!
Она глядела ему вослед, покуда Тихомир не скрылся из вида. И такой болью отзывались внутри его слова, что девке уже было все равно, что скажут и помыслят люди. Найда, едва живая, шла к себе на двор, даже не пряча горьких слез...
С ранних лет она знала Тихомира. Добрый малец Тишка всегда был участником ее ребяческих забав. Будучи детьми, они часто сокрушались, что избы их стоят по разные стороны селения.
Семью, в которой вырос Тишка, никто не почитал счастливой. Отец запил, когда мальцу было около десяти лет. Мать, Авдотья, измученная тяжелой долей баба, тянула троих детей и пыталась образумить главу семейства. Вернуть мужа к заботам о том, как достать кусок хлеба, у нее не выходило. Тот еще и поколачивал ее в лихие времена. Тишке больно было глядеть на это. Когда отец начинал буянить во хмелю, он сбегал к Найде на двор. Там они вдвоем прятались, покуда Матрена, мать Найды, не созывала семью к вечере. Тишку тоже привечали – не могли оставить голодным несчастного мальца. После вечери он всегда убегал восвояси, никогда не упрашивая остаться в избе Горазда на ночь, как бы ему этого не хотелось. Он ведал, что дома, помимо отца, у него мать, старший брат и маленькая сестра.
Спустя годы, когда Тихомир вырос, все заботы легли на его плечи. Отец трудился лишь по трезвости, брат тоже приносил одни беды, временами потягивая бражку вместе с отцом. Прошка хорошо понимал в плотницком деле и мог бы наладить собственный быт, но этого не случилось. Всё делал он нехотя и с непонятной озлобленностью, и не находилось на него никакой управы. Тихомир с матерью уж и стыдили его, и с уговорами подступались – все было напрасно. Не хотел Прошка ничего, только на печи лежал, петушков из дерева вырезая, или бражничал с отцом вместе. А столоваться, однако, оба привыкли исправно…
Туго жилось в таком семействе. Тихомир жалел не себя: мать и сестру жаль было, еще малую девку. Ни на отца, ни на брата не было никакой надежды. Со всем справлялся Тишка сам: и землю возделывал, и дрова заготавливал, и избу старую подлатывал.
У Найды в доме к их семье относились неважно. Отца с Прошкой почитали непутёвыми и презирали за пьянство, порой долгое и беспробудное.
Авдотью жалели, но не могли взять в толк, отчего она старшего сына не образумила, а младшему, единственному кормильцу, только жаловалась на горькую судьбу и их несносное существование. Тихомира одобряли промеж собой за трудолюбие и терпение, однако и ему в будущем приписывали судьбу отца с братом. Найда слушала всё это молча и только молилась про себя, чтоб подобного никогда не случилось.
Назад или Читать далее (Глава 3. Клок шерсти)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
