Отец девочки ликовал — вся родня и их прихвостни здесь, и одним ювелирным ударом он сейчас победит, заставит молчать! Даже губы его подрагивали от сладостного предвкушения, но Маша почему-то не разделяла восторга и снова срывалась на крик:
— Папа! Остановись! Они не виноваты!
— Глупости! Они и тебя хотели забрать! Ты разве забыла?
— А мама? Тебе её мало?!
— Мама хотела отдать тебя им, — ослиное упрямство ещё исказило донельзя безумные черты, — и я не мог иначе. Поймешь, когда вырастешь. Она была полной дурой и могла лишь навредить тебе.
— Но ведь ты сам собирался сжечь меня!
Костя присел на корточки перед своим ребёнком.
— Маша, ты забыла, что я говорил про огонь? Для тебя он не опасен. Он очищает.
Маша выпучила глазищи, потом отчаянно зажмурилась и сунула в пламя кончики пальцев. И дико завизжала.
— Видишь, папа?! Это ожог! — и пихнула рану ему под нос.
— Глупости, — отмахнулся Костя, — это ерунда. В итоге ты переродишься заново.
— Как бабушка? Настоящая бабушка? Это ты её?
Костя побагровел.
— Тогда я был мал, но сейчас всё иначе! Мне лучше знать, чем всё закончится! Отойди и не мешай.
Он уверенно отодвинул подростка и встал по границе горящей ловушки, горделиво перекрестил руки. Люди в западне пытались сбить пламя, но неведомая сила раздувала огонь, швыряла вправо и влево, кидалась сполохами.
Белая от ужаса Аня взмолилась:
— Костя, очнись! Ты сгубил родную мать, потом Вику, и всё ради чего? Чтобы спрятаться?! А тебя разве ищут?! Твой отец ведь прекрасно знал Викин адрес, но не стал лезть в твою жизнь! Как думаешь, почему?
Маша совсем по-детски прижала ладони к лицу и заплакала, но Костя был неумолим.
— Потому что тогда она бы проследила! — обвиняющий тычок в Ларису Ивановну выдал всю ненависть её бывшего подопечного.
Моложавая женщина неожиданно собралась и очень спокойно шагнула ближе к огненной дорожке.
— Ты до сих пор не понял, что зря во всём винил меня? Костя, не я убила твою мать. Ты это сделал. Сам.
— Ты врёшь! — в облике мужчины вдруг проступил обиженный мальчик. — Всё время врёшь! Отцу голову задурила, учителям, ребятам! Без тебя всё нормально бы было!
— Костя, ты не прав, — Лариса властно остановила готового вмешаться Вадима, — тебе ведь нравилось в школе, пока я туда не приехала?
— Нравилось, и что с того? — набычился горе-переросток. — Ты всё испортила!
— Костя, давай успокоимся, — мягкий голос женщины обволакивал и разливался по воздуху подобно елею, — и вспомним тот день. Что я просила сделать? Пожалуйста, напомни. Расскажи всем присутствующим про моё первое задание. Ты показал мне…
— Погасить искру. Ты просила погасить искру, — выплюнул Костя.
— А если бы ты отказался, и мы бы не потушили огонь своими силами, то что бы произошло потом?
— Здание сгорело бы целиком! И все освободились бы разом, оставалось дождаться лишь возвращения Кроля. Я ждал, когда все соберутся.
— Как думаешь, они этого хотели? Ребята, которые жили с тобой? Учителя? Или Кроль?
— Слабаки, — страшная гримаса превратилась в маску горького разочарования, — они боялись боли и не заслуживали исцеления. Слепцы! В итоге я плюнул на их судьбу и ушёл. Им же хуже! Только Вика меня понимала, но, когда родилась Маша, её будто заклинило. Она больше не хотела огня, твердила, что можно вечно прятаться.
— Мама заставила тебя позвонить дедушке, — тоненькое Машино сопрано взвилось сквозь дымную завесу, — и попросить деньги. Она больше не верила, что дедушка плохой. Перестала верить из-за того, что ты хотел очистить меня.
— Ну и что с того? — зашипел Костя. — Да, он дал деньги без звука и не приехал сам, но где гарантия, что после этого он не начал следить за мной? Я не мог ему доверять из-за неё!
— Дедушка не знал про меня! Правда, не знал! Он верил, что ты сам когда-нибудь вернёшься домой.
— А она? — злобный взгляд на Ларису Ивановну.
— Бабушка всегда хотела с тобой подружиться… Папа!
Вихрь искр взлетел до небес и рассеялся, а мужчина рухнул на колени и завыл от горя.
— Мама… Прости меня…
Вадим Дмитриевич осторожно шагнул к сыну через выжженную траву, а потом упал на колени и обнял дрожащую фигуру.
— Сынок… Ты не виноват…
Лариса Ивановна коснулась плеч пасынка.
— Хочешь вернуться обратно?
— А вы меня примете? Мне так плохо одному.
— Двери моей школы всегда открыты для таких, как ты. И тебя это тоже касается, Машенька.