Ворота любого ущелья Кавказа - теснина. Действительно ворота, но только не парадные с ажурной решёточкой, а, как в средневековых замках, рассчитанные на штурм и осаду. Рельеф теснин позволял их защитникам сдерживать несравнимо больше силы, а так как жили горцы, по равнинным меркам, в нищете - ни один обладатель сильной армии не видел повода пытаться взять теснину. Так ущелья превращались в замкнутые мирки, где чужака, кроме пленников и рабов, порой не видели веками.
Резко выросла ценность теснин в 13-14 веках, когда на плоскости умирала в муках Алания. Обширное государство, подарившие Кавказу беспрецедентные в его истории 200 лет мира, на прошлом рубеже тысячелетий прошло тот же путь, что и Русь: сложные отношения с Хазарией в 9-10 веках, крещение и опека Византии с 10 века, расцвет в 11 веке, дробление на уделы в 12-м, нашествие монголов, под ударом которых Магас пал на год раньше Киева, и мрачные века ордынского ига, которое тут было куда тяжелее, чем на Руси.
И сейчас уже не вполне очевидно, что конец ему положил Тамерлан, превративший Золотую Орду в руины. Только Русь тогда была с ней в конфликте (частью которого стала Куликовская битва), а вот аланы поддержали Тохтамыша, чего Железный Хромец не простил, и в 1395 году втоптал в чернозем всё, что оставалось от Алании. Но "свято место не бывает пусто": ещё век-полтора спустя предгорья заняла Кабарда - колония черкесских князей, ушедших в привольную степь подальше от своих междоусобиц.
"При жизни" Алания была многонациональной страной, в чём можно убедиться, открыв любой пост про неё на Дзене, где осетины, ингуши, балкарцы и карачаевцы, доказывая свою исключительную аланскую преемственность, быстро переходят к взаимным оскорблениям, достойным кровной мести.
Помимо осетин и вайнахов там жили ещё и половцы - тюрки-кипчаки из-за Каспия, всех соседей донимавшие набегами, а вот для ос-багатара (государя Алании) бывшие стражами границ. После разгрома эти народы нашли спасение в горах, но если у вайнахов и осетин были свои ущелья, то половцы осели там, куда успели добежать. Их прибежищем стал Бештауэль - Пять Горных обществ на Баксане (позже от него отпочковался Карачай у истока Кубани), Чегеме, Череке и целых два в глухом Безенгийском ущелье.
Веками в них мирно уживались половецкая и аланская речь, христианство, ислам, ассианство и тенгрианство без особых различий в быту и укладе. К 18 веку не без влияния Кабарды, в которую раскрывались ущелья, взяли верх тюркское и мусульманское начала - так появились балкарцы. Однако в конфедерацию входило, условно говоря, "на правах наблюдателя", ещё и шестое общество - Дигорское.
Тюрки там были меньшинством, Кабарда подходила окраиной, поэтому на Ирафе, в отличие от Черека или Чегема, осетинское начало оказалось сильнее. Но география - это судьба: вступали в браки, встречались на пастбищах гор и базарах предгорий дигорцы куда чаще с балкарцами, чем с другими осетинами. Сама их речь в этой глуши так и законсервировалась на уровне 13-14 веков - примерно как у русских староверов Южной Америки, чья речь после всего-то ста лет изоляции впечатляет количеством архаизмов.
С русскими людьми дигорцы встретились на век раньше других осетин - их представители Смаил и Чибирка в 1650 году общались в Кабарде с царским посольством. В состав России, напротив, Дигория вошла позже: по осетинской версии, в 1781-84 годах после восстания крестьян против мусульманской знати, а по кабардино-балкарской - в 1827, когда её представители отправились в Ставрополь вместе с делегацией балкарцев.
При этом вплоть до постсоветских времён дигорцы слыли мусульманским народом, не в последнюю очередь благодаря славному дому генералов, художников и учёных Тугановых, которым Владикавказ обязан красивейшей в стране мечетью. На деле же христиан и мусульман в 1850-х спустилось с гор примерно поровну, а в дигорских кау (аулах), за одним исключением, не найти даже фундамент мечети.
Зато Уастырджи, заступник всех людей вообще и осетин в частности, в христианстве отождествлённый со Святым Георгием, гордо гарцует над дорогой. Его не стоит путать с другим Уастырджи на Алагире - тамошний стоит уже давно, а здешнего тот же скульптор Владимир Соскиев изваял лишь в 2015-м. Кадр выше снят вниз по ущелью, а если едешь вверх - Уастырджи выскакивает справа:
Каньон Ахсинта - лишь малая часть огромной Ирафской теснины: она тут может и не самая глубокая (как на Череке) и не самая узкая (как на Чегеме), но явно - самая длинная, километров 5. По пути - небольшой водопадик:
