Я сильно удивил новопринятого конструктором парня, переданного в мою группу, сказав ему, что работать надо тупо. Меня угораздило долго работать замом главного конструктора по конструктивной части прибора такого-то. Электронного. Одного. Другого и т.д. В этой отрасли очень сильна была стандартизация, а в приборах всё меньше и меньше являлось со временем что-то механически движущееся. – Смерть для моей специальности. Я, правда, сумел выделиться…
У нас был один, которого мы знали как стукача. И он был парень вострый. Уж не знаю, как, но он прознал, что на Западе процесс оформления чертежа здорово шаблонизирован. Впрочем, перейдя много-много позже в КБ, что в аналогичном министерстве, я обнаружил там то, что, думал, монополизировано Западом. А так я думал из-за этого стукача. – Я попал ему на подозрение тем, что сам додумался до этой шаблонизации и в личном порядке пробовал внедрять её в наше огромное конструкторское отделение. – Стукач меня за дурака не имел, но всё же ему странно было, что я додумался до такой «техники» оформления чертежей. Заподозрил, что я где-то достаю и читаю западные технические журналы, о чём в анкете при приёме на работу в этот секретный п/я умолчал, что ли, и просто прокололся, выдав, как там увеличивают производительность труда конструктора низового уровня.
Я придумал особую составленность справочника. Надо было тупо работать по нему, страница за страницей. И всё. И будешь хорошим работником на своём месте.
А тогда же я в своём эстетическом самообразовании дошёл до жажды писать самому о произведениях искусства. И я стал писать. В стол. Иначе тогда было нельзя, если пишешь честно. – Только знакомым давал читать. – И в этом деле тоже обнаружилась своя рутина. Роль стандартов и норм технических заиграли искусствоведческие моего сочинения. Нет. Точнее, я их заимствовал там и сям и приспособил друг к другу и к моему уровню ума. – Получилось с годами что-то, похожее на тот скоросшиватель, который я наполнил для пользования конструктором низкого уровня. Только тот существовал материально и во многих экземплярах (я раздавал вещь тем конструкторам, кто желал этой штукой пользоваться), а искусствоведческий аналог существует только в моей голове.
И я его, вообще-то, немного стесняюсь. (Признаюсь обо всём этом впервые, хотя внимательный читатель многих моих вещей мог бы наличие шаблона усечь.)
И вот с его учётом у меня получается (и исторический процесс изменения живописи в Индии в ХХ веке с получающимся совпадает), что идеостили в Индии сменяли друг друга в порядке, приблизительно обратном европейскому. Из-за какого-то миролюбия, что ли, этой страны. Европа шла от улётного романтизма, к более трезвому реализму и к ницшеанству, настолько сверхтрезвому, что тоже улетает, а в Индии – ницшеанство (считая пробуддизм пассивным ницшеанством), потом романтизм, потом реализм.
А психолого-солипсистский романтизм, улетая из ужасной внешней действительности в свой прекрасный внутренний мир, образом последнего – в пейзаже – брал не наличную, не найденную в мире красоту, а искусственно усиленную, менее или более пряча искусственность. – Зачаровывает. Иногда может не дойти, что такой красоты в реальности не бывает.
Искусственность подтверждается тем фактом, что художник всё рисовал дома. Да и как иначе? У него всё – сплошь миниатюры. Каждая вещь умещается на ладони.
Например, до вашего сознания достигло, что две горы – симметричны, а в центре, за ними, два облака симметричны? Собственно, и первый план симметричен: по два уступа слева и справа.
Интересно: мир – в смысле не война, или в более общем смысле… В 1920-м году объединились в движении неповиновения английскому управлению народ и элита. И это можно считать миром.
Тут две горы и освещённое закатным солнцем облако между ними тоже симметричны.
Симметрия и тут – в «кулисах» переднего плана. Или вот: на переднем плане складки гор наклонены влево, а на заднем плане – вправо.
По два проёма относительно центрального: слева и, если вглядеться, справа.
Выгнутая дуга кромки воды как бы повторяется в вогнутых дугах ближнего берега и дальних гор.
А тут – аж 9 планов! Лужу справа я считаю вторым планом, а небо – девятым.
Ветер, видимо: облака выстроились в ряды. Хоть это и не бросается в глаза.
Хребты среднего и дальнего планов почти параллельны.
Вообще-то по 5 возвышений на ближнем и дальнем планах. Путник на втором слева.
А тут по параболе в небе и на земле.
Сен не Рерих – его подсознательный идеал в метафизику не удирает, хоть его сознание иногда под влиянием Рериха даёт названия, как у Рериха («Маяк Света Бога»). Оно же, сознание, может даже думать, что следует за Рерихом. Но это самообман. Удирает Сен гораздо ближе – в прекрасную свою внутреннюю жизнь. Поэтому я не могу признать, что на картине выше река. Это дорога. Начинающая слева спускаться вниз. Вода б так могла выглядеть только как начало водопада. И тогда б мать с дитём не рискнула войти в воду в такой относительной близи от начала падения воды. – Нет. Это такая широченная дорога. Покрытая лужами. В одной из них мать и дитя купаются.
А красота? – В каком-то параллелизме кромки облаков и линии вершин деревьев.
А тут никаких линий искать не надо – от одного общего зелёного тона можно… лучше помолчу – слов нет. Жаль, никаких сведений об этой вещи не находится, кроме автора. Но планов тут – 8. Что тоже само себе ценно. – Я мало, где бывал, но знаю, что много планов – редкость.
Но вообще, Рерих своим экстремизмом Сена всё-таки то и дело заражал.
Но простим ему некоторую неустойчивость, а?
А последовавший за романтизмом реализм выглядит, конечно, не эффектно.
Ну и поделом: рождённый ползать летать не может. Это ж не настоящий реализм, который в социуме чует то, что ещё никто не почуял.
27 апреля 2024 г.