Злоупотребление внутренним монологом, когда его цитируют вслух встречному прохожему, это одно. Другое дело, когда он изложен в письменном виде, и у читающего стенограмму есть время разобрать темные места, прислушаться, усомниться или просветиться.
Тупики модернизма не избавляют от позднейшей модернизации того, что по старинке казалось непонятным тебе самому. Недопонимание воспринимается как благо. Побывал - убедился. Не соприкоснулся - мистерия остается мистерией.
Далекий от заокеанских противоречий слушатель проводит параллели смелее, чем на это мог бы решиться подкованный специалист.
Однажды, еще при Горбачеве, друзья прислали мне фотографию джема, где друг против друга играют Лу Рид и Джеймс Бёртон. По идее полярно противоположные музыканты. Тем не менее, это не был фотомонтаж. И реальность происходящего на картинке аргументировала тезис о том, что якобы самое консервативное кантри, в действительности самое радикальное толерантное направление поп-музыки США. Сегодня подобные утверждения не шокируют, им скорее поддакнут, нежели возразят, но мы говорим о конце 80-х.
Ладно бы Джерри Гарсиа или Боб Дилан, но, что может объединять перфекциониста с разрушителем, кроме лейбла RCA-Victor? В какой точке вселенной курортная Aloha from Havaji соприкасается с Metal Machine Music, фонограммой вселенского кладбища после конца света?
Разумеется, Лу Рид, это не только шумовая (и почти бесшумная) провокация MMM, и все-таки диапазон симпатий непредсказуемо шире иллюзорной вражды авангарда и традиции.
При изучении условных антиподов шокирует обилие не различий, а сходства, чья природа понятна только им самим. Вернее, понятна им самим непосредственно в момент взаимодействия, но, когда-нибудь, с опозданием, станет ясна и тем, для кого это пока что мираж.
Одним из первых примеров успешного симбиоза стал Blue Oyster Cult, которому, опять же не сразу, а примерно к "Секретным соглашениям" удалось объединить конспиративный Velvet Underground и декларативный Uriah Heep.
В интересах истины следует напомнить, что элементы "дорсизма" вписывались в массовый поп-рок куда более органично. Декаданс Моррисона и Лу Рида, это примерно как Есенин и Кузмин - предсмертная записка и её диктовка.
Крайности действительно сходятся, даже будучи порождением оптического обмана. Если умело добавить газу, Darkness Darkness светлейшего Джесси Колина Янга превращается в классический хард-роковый стоунер.
Иэн Пейс барабанит на последней пластинке под вывеской Velvet Underground. Только в кошмарном сне тогдашнего студента могли сыграть в одном составе пустое место из VU со знаковым членом DP, чьи сбивочки заставляли дергаться полсоюза.
Странные знакомства происходят не только в пивных стояках и на танцплощадках.
Представить Grateful Dead на подмостках Max' Kansas City или CBGB так же элементарно, как аншлаг Лу Рида в цитадели добрых хиппи Filmore West. Элементарно для человека полувековой давности, как было сказано выше, далекого от американских реалий, счастливчика, для которого весь рок, это английский язык плюс электрификация.
Однако неведение в одной области компенсирует оторванная от действительности интуиция, и слушая отдельные места Scull and Roses, кто-то еще не подозревал, насколько созвучны они окажутся отдельным пассажам в пока еще недоступных альбомах VU. А они, как островки в океане Солярис то и дело прорисовываются сквозь пустоты лже-джаза и фиктивное кантри. Особенно рельефно ближе к финалу The Other One.
Кому-то из зарубежных рок-журналистов хотелось увидеть "монструозного Игги с душою Джерри". Не помню кому, но заслуженно культовая группа 15-60-75 идеально сращивает мертвеца с вельветом, агрессивно и убедительно, с хладнокровием хирурга, проводящего операцию публично.
Так же идеально, как удавалось совмещать "легче воздуха" Youngbloods с камерным фолком третьей пластинки VU провинциальным минималистам Hackamore Brick.
Со временем о симбиозе "хиппов" (но не хиппи) с Лу Ридом в музыке стали не только писать по-английски, но и говорить по-русски, причем, в комплиментарном смысле, если в комплементах имеется какой-то смысл. Но еще раньше его отмечали про себя наблюдательные, не подверженные предрассудкам, обособленные люди, сознавая нецелесообразность делиться тем, что со временем станет общепонятно само собой.
Воссоединение несовместимого происходит на расстоянии, рождая необычное там, где его могло бы и не быть.
