(С) Богачев А.В. 2011, 2022
На рубеже XIX – XXвв. славянская археология находилась в стадии своего становления. Источниковая база была еще слишком мала. Однако, как отметил В.В. Седов, уже тогда возникла мысль о необходимости привлечения археологических материалов для освещения начальной истории славянства. К последним десятилетиям XIX в. относятся первые попытки использования данных археологии для анализа этногенеза славян. Киевский археолог И.А. Хойновский писал, что выводы по древнейшей истории славян, опирающиеся только на письменные источники, иногда не обоснованы и не имеют прочного фундамента. Многолетние занятия археологией убедили исследователя в необходимости широко использовать для этих целей вещественные источники [Седов 1994, с. 24].
С тех пор прошло уже более века и сегодня уже никого не приходится убеждать в том, что именно археологические материалы могут пополнить и скорректировать наши знания о древних славянах, полученные из письменных источников. И подтверждение тому – обширнейшая археологическая литература. Интересно то, что в результате интенсивных археологических изысканий вещественные источники прирастают столь быстрыми темпами, что исследователям порой приходится вносить срочные правки в уже сверстанные тексты своих статей и монографий.
В этой связи, некогда сформулированные специалистами теории и концепции объективно устаревают и становятся интересными уже в контексте истории науки. Читателю, желающему постичь все тонкости и перипетии трансформации взглядов исследователей на круг проблем, связанных с археологией ранних славян, следует в первую очередь обратиться к фундаментальным работам крупнейшего отечественного археолога-слависта В.В. Седова [Седов 1979; 1982; 1994; 2002]. Мы же на страницах этой книги остановимся лишь на тех трудах, которые задавали и продолжают задавать тон в продолжающейся и по сей день дискуссии об археологической идентификации венедов.
Д.А. Мачинский в своей известной статье, блестяще сопоставив между собой все письменные источники о венедах, пришел к выводу о том, что территория возможного доминирования венедов во второй половине I в. н.э. ограничивалась средним течением Западного Буга, на юго-западе простиралась на Подольскую возвышенность, не достигая течения Верхнего Днестра (рис. 3, 4), и задался в этой связи вопросом: «С какими археологическими единствами можно связывать при таком решении вопроса венетов Тацита?» [Мачинский 1976, с. 88, 94]. И сам дал на него нетривиальный ответ: «Пока что единственным археологическим признаком этих венетов является отсутствие археологических памятников в зоне их обитания. Если кратковременные, почти лишенные культурного слоя поселения венетов, вероятно, просто еще не уловлены, то полное отсутствие каких-либо погребений, которые в Полесье обычно обнаруживаются быстрее и легче поселений, представляется странным. В связи с этим отметим, что для культур железного века, расположенных севернее и северо-восточнее Полесья (культура штрихованной керамики, Днепро-Двинская, Юхновская, Дьяковская культура, группа «зарубиноидных» памятников Подесенья I– IIвв. н.э. и др.), вообще, по-видимому, не характерны захоронения в земле на больших постоянно действующих могильниках. Очевидно, в этой северной культурной зоне преобладали какие-то похоронные обряды, не оставляющие для археологов почти никаких следов. Не являются ли венеты Тацита пришельцами из южных областей этой зоны, принесшими с собой и археологически неуловимый похоронный обряд?» [Мачинский 1976, с.94-95].
С момента выхода этой работы прошел немалый срок и за это время количество археологических материалов возросло кратно. Выделены новые культуры, хронологические горизонты, культурные типы. Связывают ли исследователи эти новообразованные гносеологические конструкты с венедами письменных источников первых веков нашей эры?
В середине 1970-х годов в результате археологических работ на территории Западной Волыни и Западного Подолья была исследована группа памятников Iв. до н.э. – IVв. н.э., выделенных в особую зубрицкую группу. Территория, а так же время бытования этих памятников, по мнению Д.Н.Козака, совпадает с территорией (по Д.А. Мачинскому) и временем существования венедов Тацита: «либо носители зарубинецкой культуры Припятского Полесья продвинулись на Волынь и Верхнее Поднестровье, покорив пшеворские племена, дали им название венедов, либо наоборот, зарубинцы, растворившись в пшеворской среде, приняли их племенное название. Как видим, два независимых источника (археологические материалы и сообщения античных писателей) полностью сходятся, подтверждая и дополняя друг друга. Они свидетельствуют, что начиная с позднелатенского времени на территории Северо-Западной Украины проживали славянские племена – носители памятников поморско-клешевой, зарубинецкой, пшеворской культур, зубрицкой группы и памятников черняховского типа, которые как минимум, в крайнем случае со второй половины I в. н.э. назывались венедами и составляли, возможно, западную часть большого этнического массива Юго-Восточной Европы» [Козак 1992, с. 139 – 140].
М.Б. Щукин в своей обстоятельной монографии «На рубеже эр» писал: «Весь ход рассуждений в данной работе привел нас в конечном итоге к тому же решению, которое уже предложили Д.А. Мачинский и М.А. Тиханова, хотя мы шли несколько иным путем и выводы наши в некоторых нюансах отличны» [Щукин 1994, с. 239].
М.Б. Щукин, вслед за Д.А. Мачинским обращает внимание на то место «Германии» Тацита, где он пишет, что «Германия отделена… от сарматов и даков обоюдной боязнью и горами» [Тацит 1993, с. 353]. По мнениюисследователя, «зона взаимного страха соответствует зоне «археологической трудноуловимости», существовавшей и ранее между культурами пшеворской, западно-балтских курганов и зарубинецкой, а теперь расширившейся за счет «воронки», образовавшейся в Полесье после зарубинецкого «взрыва». И простирается эта зона действительно вплоть до занятых сарматами земель Среднего Поднепровья (рис. 5). Окаймляют ее памятники горизонта Рахны-Почеп. Не оставили ли их «бродящие ради грабежа» венеты? В описанной выше ситуации более вероятным становится предположение, что венетами Тацита были носители культур штрихованной керамики и среднетушемлинской, а люди, оставившие памятники зарубинецко-пшеворского горизонта Рахны-Почеп, были теми бастарнами, из нравов которых венеды многое переняли» [Щукин 1994, с. 243].
(В скобках заметим, что именно М.Б. Щукин в 1980-х годах обосновал горизонт Рахны-Почеп, существовавший как особое археологическое явление с середины Iв. до начала IIв., основную часть населения которого составляли носители зарубинецкой культуры. Круговорот бурных событий, происходивших во второй половине I в., вызвал центробежные силы, которые «могли выбросить какие-то группы зарубинецкого населения далеко на восток, что и привело в дальнейшем к появлению памятников типа Лбище и именьковской культуры» [Щукин 1986, с. 29, 32]).
В монографии, изданной в 2005 году, М.Б. Щукин, говоря о судьбе наследников носителей зарубинецкой культуры, устремившихся на восток и на север, писал: «они свое единство, самосознание и язык, вероятно, вскоре утратили. Именно это «блуждающее» население уже для информаторов Тацита было венетами» [Щукин 2005, с. 69].
В.В. Седов полагает, что античные письменные источники (Птолемей, Тацит) позволяют локализовать в ареале пшеворской культуры и венедов-славян и ряд германоязычных племен (рис. 6). Венеды, по его мнению, надежно локализуются где-то в регионе Вислы «от побережья Балтийского моря и до бастарнско-певкинского ареала (бастарнам принадлежит культура Поянешти-Лукашовка, находящаяся между Днестром, Прутом и Серетом). На Певтингеровой карте мира, восходящей к позднеримскому периоду (III в. н.э.), венеды-сарматы помещены в том же регионе – южнее Балтийского моря и северо-западнее бастарнов» [Седов 1994, с. 179]. Исследователь уточняет, что письменные источники не дают оснований относить пшеворский ареал ни целиком к венедам-славянам, ни полностью к германцам, поскольку пшеворская культура объединила в себе элементы, связанные с различными этническими единицами [Седов 1994, с. 180].
В одной из своих последних работ В.В. Седов о расселении славян-венедов писал следующее. «В конце II в. н.э. носители пшеворской культуры Повисленья, перейдя по перевалам Карпатские горы, расселились в северных окраинных регионах Среднего Подунавья. Здесь складывается прешовская культура, явно отпочковавшаяся от пшеворской. Еще раньше, во второй половине I в. до н.э., пшеворское население распространилось на Верхнем Днестре и в западной части Волыни. В результате смешения этого населения с местным, зафиксированного липицкими и зарубинецкими древностями, здесь формируется особая группа пшеворской культуры – волыно-подольская. Во II-III вв. крупные массы пшеворского населения из Висло-Одерского региона перемещаются в лесостепные районы междуречья Днестра и Днепра, заселенные сарматскими и позднескифскими племенами, принадлежавшими к иранской языковой группе» [Седов 2002, с. 594-605].
Говоря об этнической ситуации в междуречье Дуная и Днестра в период составления Певтингеровой карты (III в.), В.В. Седов писал, что чересполосно с готами, сарматами и гето-даками там жили и славяне, которых германцы и римляне именовали венетами [Седов 1984, с. 277].
Академик Б.А. Рыбаков полагал, что «сведения Плиния относятся к славянской пшеворской культуре, а Тацита – отчасти и к зарубинецкой. Предельная краткость сведений этих двух римских авторов хорошо объясняется отрезанностью тогдашних славян от греко-римского мира в пшеворской области – германцами, а в зарубинецкой – сарматами» [Рыбаков 1982, с. 33].
В Буджакской степи между нижними течениями Дуная и Днестра выявлена небольшая группа памятников (древности типа Этулии), оставленных, по мнению А.В. Гудковой, группой славян-венедов, пришедшей из областей, заселенных позднезарубинецко-раннекиевскими и волыно-подольскими племенами [Гудкова 1982, с. 19-28].
В монографии 1991 года А.М. Обломский и Р.В. Терпиловский пишут: «Если учесть, что теория бастарнской принадлежности зарубинецкой культуры недостаточно обоснована, а сообщения Тацита о венедах соответствуют (территориально, хронологически и по сути описанных событий) миграциям племен позднезарубинецкого периода, то имеются все основания считать, что позднезарубинецкие памятники оставлены венедами» [Обломский, Терпиловский 1991, с. 108].
А.М. Обломский в одной из своих недавних работ, солидаризируясь с предложениями Д.А. Мачинского, М.Б. Щукина, Р.В. Терпиловского отождествить восточно-европейских венетов/венедов Тацита, Птолемея и Иордана с населением позднезарубинецкого культурно-хронологического горизонта и киевской культуры, предполагает, что весьма вероятно, что обитатели Верхнего Подонья, оставившие памятники типа Каширки–Седелок, «в позднеримский период, в составе которых преобладали генетически связанные с киевскими племенами группировки, и были венетами Иордана, против которых был направлен поход готов» [Обломский 2007б, с. 88].
Заканчивая краткий историографический обзор некоторых наиболее интересных, с нашей точки зрения, публикаций, в которых исследователями были предприняты попытки отождествления венетов/венедов письменных источников с конкретными археологическими материалами, приходится констатировать достаточно большой разброс мнений, предположений и гипотез.
Пожалуй, сегодня следует согласиться с М.Б. Щукиным, в 2005 году написавшим, что «проблема венетов все еще остается загадкой» [Щукин 2005, с. 70].
Заканчивая краткий историографический обзор некоторых наиболее интересных, с нашей точки зрения, публикаций, в которых исследователями были предприняты попытки отождествления венетов/венедов письменных источников с конкретными археологическими материалами, приходится констатировать достаточно большой разброс мнений, предположений и гипотез.
Пожалуй, сегодня следует согласиться с М.Б. Щукиным, в 2005 году написавшим, что «проблема венетов все еще остается загадкой» [Щукин 2005, с. 70]. Мы предприняли попытку ее разгадать, написав и издав в 2022 году книгу «Венеды: индоевропейский контекст»
Литература: Богачев А.В. Славяне, германцы, гунны, болгары на Средней Волге в середине I тыс. н.э. Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2011. 340 с.; Богачев А.В., Кузнецов А.В., Хохлов А.А. Венеды: индоевропейский контекст. Самара: Изд-во «Вояджер: мир и человек», 2022. 336 с.; Щукин М.Б. На рубеже эр. СПб.: «Фарн», 1994. 324 с.; Щукин М.Б. Готский путь (готы, Рим и черняховская культура). СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. 576 с.