Апофеозом этой «философии» (см. часть I) явился, конечно, искусственно вклеенный в ткань романа, и без того непоследовательную и рваную, «Трактат о Степном волке» с говорящим подзаголовком «Только для сумасшедших». Этот трактат я осилил с большим трудом, благодаря только чувству долга перед своими читателями: разве есть у меня право писать о произведении, не прочитав его от доски до доски? Такого права у меня нет. Право ошибаться и заблуждаться у меня есть, а права халтурить нет.
Нет и желания мучить своих читателей. Тем более, что превзойти в этом отношении Г. Г. невозможно. Но две-три цитаты приведу, чтобы дать представление, о чем идет речь в упомянутом трактате.
«Людей типа Гарри на свете довольно много, к этому типу принадлежат, в частности, многие художники. Все эти люди заключают в себе две души, два существа, божественное начало и дьявольское, материнская и отцовская кровь, способность к счастью и способность к страданию смешались и перемешались в них так же враждебно и беспорядочно, как человек и волк в Гарри. И эти люди, чья жизнь весьма беспокойна, ощущают порой, в свои редкие мгновения счастья, такую силу, такую невыразимую красоту, пена мгновенного счастья вздымается порой настолько высоко и ослепительно над морем страдания, что лучи от этой короткой вспышки счастья доходят и до других и их околдовывают».
«В среде людей этого типа возникла опасная и страшная мысль, что, может быть, вся жизнь человеческая – просто злая ошибка, выкидыш праматери, дикий ужасающий эксперимент природы. Но в их же среде возникла и другая мысль – что человек, может быть, не просто животное, наделенное известным разумом, а дитя богов, которому суждено бессмертие».
Содержится в трактате и многословное рассуждение о пользе самоубийств, в том смысле, что мысль о возможности разом прекратить свои мучения служит большой поддержкой для «людей этого типа», для этих добровольных страдальцев по собственному почину. Впрочем, к самому способу они и не прибегают, а находят утешение лишь в этой мысли.
Очень хорошей иллюстрацией, тут надо отдать должное автору, всей этой путаницы и неразберихи, царящих в головах «людей этого типа», служит стихотворение «О Степном волке», написанное Гарри в одну из бессонных ночей: «Мир лежит в глубоком снегу. Ворон на ветке бьет крылами. Я, Степной волк, все бегу и бегу…» и т.д. Весьма любопытное произведение. Как, собственно, и «Трактат», о котором упоминалось выше.
Между строк. Не так давно я проходил медицинскую комиссию с целью получения справки для продления лицензии на владение оружием – имеется у меня ружьецо, приобретенное еще в 2009 году. В том числе и тестирование у психиатра. Интересно, какое заключение о состоянии психики автора упомянутых трактата и стихотворения он бы сделал?
Осталось лишь добавить, что в результате своих мучительных усилий и самопроизвольных страданий, Гарри, помимо всего прочего, полностью выпал из социальной жизни («из мещанского мира», по его выражению). Религия, отечество, семья, государство, и самая жизнь не представляли собой никакой ценности для него. Тут плохо только то, что жизнь его не слишком привлекала, а в остальном получился идеальный продукт современного общества. Гарри опередил свое время на доброе столетие.
Все написанное выше было шуткой: сначала пошутил Гессе, а вслед за ним и я. Настоящий роман начинается со 108-ой страницы, с нечаянной встречи Гарри и Гермины в ресторане «Черный орел».
Эта встреча стала для Гарри той вспышкой счастья, что могла бы, как он надеялся, переменить всю его жизнь, избавить его от одиночества, которого он хотел, к которому стремился и которого он добился за долгие годы мучительных усилий. И которое его теперь пугало. «Оно (одиночество) было холодным, о да, но зато и тихим, удивительно тихим и огромным, как то холодное и тихое пространство, где вращаются звезды».
В течение долгих лет Гарри культивировал и тренировал свой эгоцентризм, и докультивировался и дотренировался до состояния полного отвращения к самому себе. Поэтому он с такой надеждой ухватился за знакомство с живой девушкой, у которой, кстати говоря, оказалось гораздо больше общего с Гарри, чем можно было предположить в самом начале их знакомства. Так или иначе, перед ним забрезжила возможность избавиться с ее помощью от «отвратительного горького вкуса душевной пустоты и отчаяния», от этого «гадостного» внутреннего ада.
Кому по силам такой подвиг? Только женщине! Молодой, красивой, умной! Доброй и шаловливой! Живой человек разбил «мутный стеклянный колпак омертвелости», в котором пребывал наш герой, и подал ему руку, добрую, прекрасную, теплую руку. И Гарри изо всех сил ухватился за эту руку.