С надеждой на содержательное и не лишенное удовольствия времяпровождение, припомнив послевкусие, которое не исчезло окончательно даже по прошествии более четырех десятков лет со времен первого знакомства, с приятным волнением раскрыл роман Гессе «Степной волк».
Однако! Или я сильно поглупел, отупел и лишился каких-то «жанров» в душе в процессе житейской стирки, или, напротив, и во оны времена был не слишком умен, чтобы дать адекватную оценку этому непростому и весьма противоречивому произведению.
Некогда оно показалось мне поистине гениальным, пронзительно честным, сочувственным, но и беспощадным по отношению к его героям, то есть к особенным («иным», как сказали бы сегодня, а в то время их попросту называли сумасшедшими) людям; и по отношению к жизни человеческой вообще, то есть ко всем нам, ко всем остальным убогим счастливцам, к тем, кто не мучается таким тяжким и таким прекрасным раздвоением личности как Гарри Галлер. И таким соблазнительным. И таким недоступным, а, если и доступным, то лишь немногим избранным, способным разделить с героем его вселенскую тоску, его неограниченную способность к страданию.
Некогда я с удовольствием скушал этот плод сумрачного немецкого гения.
Нынче оно показалось мне многословным, нудным, заумным и претенциозным.
Которая из этих оценок справедлива? Не берусь судить, памятуя о том, что «дорого яичко в пасхальный день», но нынешними ощущениями поделюсь, благо, что от прежних в памяти ничего почти и не сохранилось.
Начнем вот с этого: «Надо бы гордиться болью, всякая боль есть память о нашем высоком назначении».
Как вам? Подобные этой мысли встречаются в романе на каждом шагу. Конкретно эту мысль я не охаиваю, как вообще не считаю правильным охаивать и глумиться над тем, что кажется на первый взгляд непонятным. Но что в этом конкретном случае подразумевается под «высоким назначением»? Так сказать, «общечеловеческие ценности», или нечто иное? Может быть, подвиг? Воспарение мысли? Душевное страдание, перемежающееся редкими вспышками счастья? Или просто ежедневный кропотливый труд на благо общества и семьи? Или, как скажет наш молодой современник, самореализация?
Главный герой, Гарри Галлер, немолодой одинокий, замкнутый мужчина, сотканный из противоречий: человек и волк (отчего-то «степной»; не потому ли, что в воображении автора степной волк обладает какими-то исключительными волчьими качествами в сравнении с иными дикими представителями семейства псовых?), бунтарь – ненавистник мещанского довольства, здоровья, прекраснодушия, «благоухоженного» оптимизма буржуа, и он же – мечтатель, безнадежно стремящийся «проникнуть через какую-нибудь щелку в этот спокойный (мещанский!) мирок и сродниться с ним хотя бы на час».
Забыв при этом, что он – волк?
Гарри ведет непрерывную, перемежающуюся редкими мгновениями покоя, тяжкую борьбу с самим собой. Вот только за что или против чего он борется – не понятно. За право жить или за право умереть?
Стоит ли говорить о том, что образ жизни Гарри суть самый праздный и беспорядочный; время от времени он вымучивает из себя мысли и строки, порой стихотворные, еще сильнее отравляя жизнь самому себе, а заодно и окружающим. Чем он живет – непонятно. Зато известно, что что минимум дважды в своей неустроенной жизни он падал очень глубоко и нуждался. Как ему удалось подняться и даже приобрести некоторый достаток – непонятно. Любимая жена-подруга, заболев душою, оставила его. Он расценил это как предательство с ее стороны, но не он ли и был причиной ее болезни? Трудно представить себе женщину, которая была бы счастлива с таким спутником жизни. Хотя обе его последние подружки, молодые и красивые, Мария и Гермина, возможно, и хотели бы разделить его одиночество. Отказываясь при этом от монопольного владения им, и отказывая ему в монопольном владении собой. Я говорю – возможно. А, возможно, и нет.
В целом весьма тяжелое чтение, компенсацией которому могут послужить лишь великолепные по своей тонкости и точности картинки жизни, в которых автор поднимается прямо до поэтических высот.
Вот, например: «Мне вспомнились забытые годы юности – как любил я тогда такие хмурые и темные вечера поздней осени и зимы, как жадно в ту пору и опьяненно впитывал я в себя атмосферу одиночества и грусти, когда чуть ли не по целым ночам, в дождь и бурю, бродил, закутавшись в пальто, среди враждебной, оголенной природы, одинокий уже и в ту пору, но полный глубокого счастья и полный стихов…»
Вот он, сумрачный гений во всей своей красе. Когда-то мне это нравилось.
Как видите, литературный художественный талант налицо. Его не скрыть никакими глубокомысленными «философскими» рассуждениями о месте волков и прочих представителей фауны в нашей человеческой жизни, о ее же бессмысленности и противоречивости, о бренности и преходящем характере всего земного. И т.д.
