Когда бабка Матрена ругается, дед Тимофей уходит в сад. Здесь он часами может сидеть на широкой деревянной лавке и дымить папироской. Так он отдыхает.
-Я в домике! Я в домике! - кричит он издалека, едва завидит бабку Матрену на крыльце, - Тебе сюда ходу нет! - и машет ей клюкой.
Матрена - баба шумная и говорливая. Если учует спиртной дух - деду несдобровать.
-Завелась, поехала, тарахтелка, - ворчит дед Тимофей, - Ну и чуйка у тебя, Матрена, за километр унюхаешь!
-Дык разит от тебя за километр, как тут не унюхать!
Бабка Матрена - толстая, румяная, добродушная. Чем-то напоминает она русскую печку. Та тоже может и приласкать, и накормить, а может и обжечь, если обращаться с ней не умеешь...
-Давай, Матрена, мы тебя на цепь посадим, - предлагает ей дед Тимофей, - Чуйка у тебя знатная, воров будешь отпугивать. А то житья от них нет: то за яблоками лезут, то за кукурузой.
-Да ты ополоумел что ли - жену на цепь! - кричит Матрена в сердцах. В простодушии своем она не замечает, как весело и хитро поблескивают у деда Тимофея глаза.
-А что, - он подливает масла в огонь, - Только они сунутся - ты им из-за забора: "Гав-гав-гав!". Им неповадно больше будет, а тебе не привыкать свариться.
-Да я ж о тебе забочусь, ирод окаянный! Тебе ж пить нельзя! Погубит тебя проклятая! Скрутит всего, потом будешь плакать: "Помираю, мол, напиши Сашке". А у него и без тебя забот полон рот! Ни о ком не думаешь, ерохвост этакий, балабол!
-Завелась тарахтелка! - дед Тимофей хватал шляпу и уходил в сад, - Не угомонится теперь, пока всю плешь не проест.
-Иди, иди, мухоблуд!
Деду Тимофею - за семьдесят. Ветеран войны. В День Победы он достает из сундука свои медали и фронтовые фотографии, перебирает их в руках и угрюмо молчит.
Когда звучит по радио песня "Вставай, страна огромная" ( "Священная война"), дед Тимофей плачет. Матрена в такие моменты не трогает его. Знает она - мыслями старик сейчас очень далеко.
Частенько сидят они с дедом Егором в саду, неслышно разговаривают. Дед Егор - старый боевой товарищ. Соседствуют всю жизнь, еще родители их дружили. Изредка к ним присоединяется Гришка.
Вот и сегодня, не успел дед Тимофей усесться на своем любимом месте под навесом, как прихромал со своего огорода Егор. Заборов нет между их участками - все открыто. А чего скрывать?
Сидят себе старички под вишней, папироски курят да о жизни толкуют потихоньку. День летний, солнечный, за рекой коровы мычат.
Над цветами пчелы кружатся, куры рядышком копаются - червяков ищут. Да Манька - кошка деда Тимофея и Матрены, о ноги трется и мурлычет громко.
-Благодать! - вздыхает дед Егор.
-Даа... Благодать. Живи да радуйся, - соглашается дед Тимофей, косясь в сторону дома. Не покажется ли там сердитое лицо Матрены?
Но Матрена и не думает показываться. У нее в гостях Аксинья с соседней нижней улочки. Сидят они вдвоем за горячим самоваром, прихлебывают чай и жалуются друг другу на мужей.
До Тимофея из открытого окна доносится ее сердитый громкий голос.
-Да все они одним миром мазаны! - вторит Матрене Аксинья. В ворчливости своей она нисколько не уступает Матрене, хоть и моложе ее на пару десятков лет.
-Не успокоится, пока все кости мне не перемоет! - вздыхает Тимофей, - Давай, Васильич, еще по одной.
Чуть отодвинулась доска на заборе с правой стороны - показалось лицо Гришки.
-Заходи, Гриня, заходи, - позвал дед Тимофей, покосившись на Егора.
Дед Егор Гришку недолюбливает. И особо не скрывает своей неприязни. Встает и уходит при его появлении.
-Молчи, когда взрослые разговаривают! - иногда обрывает он Гришу, - Ты еще пешком под стол ходил, когда я на фронте воевал.
-Что ж ты так с ним? - удивляется потом Тимофей, когда остаются они с Егором вдвоем, - Ведь не мальчишка уж он, пятый десяток разменял.
-Да смурной он какой-то, - объясняет Егор виновато, - Скользкий, как огурец. Говорит, вроде как, толково да ладно, а глазки бегают, как тараканы на печи.
Вот и сегодня при появлении Гришки дед Егор поднялся, стал собираться.
-Что ж ты, Егор, посиди с нами?
-Пойду я, Иваныч, пойду, - отвечает дед Егор Тимофею. На Гришу, задавшего вопрос, он и не глядит.
Егор протирает рюмку полой пиджака и бережно убирает ее в карман. До следующего раза. Прихрамывая, он идет к своему участку и наконец скрывается в густых зарослях кукурузы.
-А что, дед Тимофей, может забор пора вам поставить между участками? - спрашивает Гришка.
-Эт-та зачем еще? - удивляется Тимофей.
-Да как же можно без забора? Вдруг он к тебе по ночам ходит да кукурузу ворует?
-Кто?! Егор-то?!
-Ну!
Дед Тимофей молчит и смотрит куда-то вдаль.
-Я ведь ему как самому себе доверяю, Гриня, - наконец говорит он, - Мы с ним знаешь сколько пережили. Страшных моментов много было. Однажды он меня с поля боя тащил на спине, раненого. Километра три тащил, а ведь сам еле шел. Но к своим притащил.
-Так я ж не про это, дед Тимофей! Размежевать бы надо участки, чтобы честь по чести было.
-Ты это брось, - сердито говорит старик, насупившись, - Что же я, из-за метра земли собачиться стану с лучшим другом? Земли-то всем одинаково достанется, как помирать пора придет.
Некоторое время они сидят молча. Наконец Гриша решается нарушить тишину.
-А что, дед Тимофей, - спрашивает он, коротко хохотнув, - Перед смертью-то небось полковые жены вспоминаются, а? Была у вас такая? Мужики рассказывали - ох, и сладкие эти полковые...
Он замирает на полуслове, увидев грозное выражение лица деда Тимофея.
-Одна у меня жена. Всю жизнь одна! - говорит дед Тимофей, и седая голова его трясется от негодования.
-Да ладно тебе, дед! Даже в книжках про это написано. Женщина на войне ведь - она утешение и отрада для солдата, - подначивает старика Гриша.
Дед Тимофей поднимается и берет в руки клюку. Ту самую, которой он пугает Матрену.
-Одна у меня жена всю жизнь была! - грозно говорит он, - Мать одна. Жена одна. Один друг на всю жизнь. И Родина одна. Других нету!
Сердито сплюнув себе под ноги, дед Тимофей уходит. Гриша растерянно глядит ему вслед.
Окончание во второй главе.