Иногда прошлое возвращается, и самое удивительное – при помощи интернета.
РГДБ оцифровала архивы детских СМИ – и о, чудо! – я наконец-то нашла там свой первый детский перевод с норвежского.
И сделан он вместе с Юрией Иосифовичем Ковалем. Нет, не так!!!
Я делала перевод, а потом мэтр его переписал, но мне показал и спросил, согласна ли я с правкой. Еще бы я была не согласна!
Мне фантастически везло в жизни на Учителей.
Юрия Иосифовича я знала совеем немного – мы познакомились лет за 5 до его смерти, когда в Москву приехали детские норвежские писатели Ю Тенфьюрд и Ингер Маргрете Гордер, а я работала тогда консультантом по скандинавской литературе в Иностранной комиссии Союза писателей.
И вот втроем мы пошли в гости в знаменитую мастерскую Коваля на Яузе. Ю радостно всем рассказывала, что ее стихи превела и опубликовала в "Мурзилке" Ирина Петровна Токмакова, а Ингер Маргрете горестно молчала – ее никто не переводил тогда. И тут Юрий Иосифович сказал: «А вот мы с Наташей возьмем и переведем и напечатаем в «Мурзилке» Вашу сказку». Все были в приподнятом настроении – на фотографии видно, что мы там все время его, настроение то есть, поднимали) – и как то не очень поверили в обещание известного писателя.
А он мне позвонил через несколько дней и спросил; «Ну как там перевод?» Я что-то блеяла в ответ, но Юрий Иосифович перебил и сказал строго: «Встречаемся через неделю у меня в мастерской и обсуждаем перевод».
Я старалась – очень-очень – и волновалась еще больше. Но Коваль мой перевод пробежал глазами, сказал «нормально», а через несколько месяцев сказка вышла в «Мурзилке».
Причем Юрий Иософивич спросил меня перед тем, как отправить сказку в редакцию: «Ты собираешься дальше заниматься литературой? Способности у тебя есть. Если будешь писать, я укажу тебя соавтором. Если литературный труд тебе не интересен, я поставлю только свое имя». Я хотела заниматься литературатой , и сказка вышла под двумя именами.
А дальше последовала отдельная история.
Многие не знают, что Коваль был не только очень хорошим писателем и прекрасным художником, но еще и писал иконы. Причем эмалью на металле, а потом обжигал на кастрюльном заводе, как он сам говорил. Его картины были хороши, но меня не очень «задевали», а вот у икон я стояла столбиком – как Суслик.
И, набравшись храбрости, когда Коваль сказал, что собирается отдать мне мою часть гонорара, я робко спросила, сколько стоит его икона. Он помолчал, подумал и ответил: «Дорого. Тебе и десяти гонораров из «Мурзилки» не хватит. Но я не буду отдавать тебе твой гонорар и сам выберу тебе икону. Идет?» В ответ я смогла только кивнуть. Коваль снял со стены «Поцелуй Иуды» и, заметив мое удивление, пояснил: «Тебе надо снять, наконец, свои розовые очки. Даже самый близкий человек может предать. И эта икона тебе будет об этом все время напоминать, чтобы ты хоть иногда не бросалась ко всем подряд людям, как радостный щенок».
Я все равно сильно переживаю, когда меня предают близкие люди (к счастью, редко), я так и не сняла розовые очки, но я счастлива, что у меня есть такое напутствие от САМОГО Коваля.
Он был очень настоящий – честный, остроумный, иногда резкий, но, как заметил другой мой Учитель – норвежский писатель Эдвард Хоэм, «всегда надо смотреть на ту грань, какой человек к тебе поворачивается». Они оба были ко мне очень добры, и это самое главное. А то, что оба – блестящие писатели – конечно, прекрасно, но главное – чтоб человек был хороший.
Не могу не рассказать в заключение еще одну историю про Коваля. После нашего с ним перевода в «Мурзилке», его пригласил в составе российской делегации Норвежский союз писателей. Коваля много переводили в Норвегии, и книги его хорошо знали. Как я его уговоривала поехать! И программа была интереснейшая, и компания отличная. Но Юрий Иосифовича лишь отмахивался и говорил «Не хочу». Наконец вместе с Ингер Маргрете мы его уговорили. Билеты были куплены, вся делегация сидела на чемоданах, но в ночь перед вылетом, Коваль позвонил мне и сказал : "Да не полечу я, нечего мне там делать!»
А совсем недавно, опять же благодаря интернету, я увидела его неопубликованное в прессе интервью, в котором он говорит: «Русский Север, да. И Вишера, конечно. Речка Вишера. Это места, которые мне очень много дали. Они дали любовь. Дали любовь. Понимаешь… (вздыхает с грустью) ...это самое дорогое. Меня вот Норвегия сейчас приглашает. Что мне там делать?! Ну что мне делать в Норвегии? Ну, сам подумай, что?! Да почти что нечего. Это будет скучно. Единственный выход – рисовать. Или там написать что-нибудь о Норвегии» (https://community.livejournal.com/suer-vyer-/436013.html), Он не поехал в Норвегию – а поехал как раз на свой Север…
(С) Наталия Будур