Спектакль по пьесе Б. Брехта «Добрый человек из Сезуана» в театре им. Пушкина.
Режиссер - Юрий Бутусов
Перевод - Егор Перегудов
Сценография и костюмы - Александр Шишкин
Художник по свету - Александр Сиваев.
Премьера 01.02. 2013
Награды: « Золотая маска» - « Лучшая женская роль» ( Александра Урсуляк).
«У человека внутри дыра размером с Бога, и каждый заполняет ее, как может». Поль Сартр.
Бертольт Брехт является создателем «эпического театра». Это название говорит о том, что драматург ставил своей целью создать пьесу-обобщение о современном ему урбанизированном мире: о Германии 20х-30х годов. Прошло сто лет, и Юрий Бутусов, следуя Бертольту Брехту, создал свое масшабное полотно о современном мире, которое не сильно отличается от мира, созданного Брехтом. Добро и зло в пьесе сосуществуют как две отдельные реальности, персонажи раздвоены, и их поступки поражают контрастностью и немотивированностью.
И это не психологическая сложность или диалектика души, когда в душе человека борются добро и зло, как это было в классической литературе. Внутренний мир героев Брехта отражает сложный непредсказуемый мир. У Карла Гюстава Юнга есть фраза о том, что психика человека похожа на ящички. В одном будет сентиментальность, в другом - жестокость. Тем более, что Брехт жил в эпоху гитлеризма. А Гитлер в быту был вегетарианцем и хорошим человеком, по воспоминаниям ближнего круга.
Но Юрий Бутусов изменил важный посыл Брехта к зрителям о том, что у нас есть возможность менять мир к лучшему, ведь свой театр Брехт называл «эпическим и интеллектуальным» и верил в возможность преобразования мира. Об этом последний зонг в пьесе:
Так помогите нам! Беду поправьте
И мысль и разум свой сюда направьте.
Плохой конец - заранее отброшен.
Он должен,
должен,
должен быть хорошим!
В версии режиссера Юрия Бутусова ничего изменить нельзя и нет веры в хороший конец, а все мы - заложники непредсказуемой игры высших сил и своей природы.
«Я не смогла выполнить твой божественный план», - говорит Богам Шен Те.
В спектакле реализован главный принцип театра Брехта - разъединение всех элементов спектакля и на уровне сценографии (на сцене раскиданы и расставлены разнородные вещи: кровать, мешки, дверь, стулья) и на уровне персонажей и их отношений с миром, и на уровне существования этого мира. Повествование выстроено Брехтом как « парад аттракционов» (термин Эйзенштейна). Возникает ощущение разорванности эпизодов. Публика чувствует себя озадаченной разрешением вопроса, как они между собой связаны. Это и есть эффект остранения: по-новому взглянуть на предмет. Более того, эпизоды прерываются пением зонгов, совершенно не обязательных для развития сюжета. В спектакле исполняются зонги композитора Пауля Дессау на стихи Б.Брехта. Часто пение отделяет один эпизод от другого. Зонг убивает иллюзию спектакля, разваливает сюжет.
Для этого же в ткань драматического театра Брехтом перенесены структуры мюзик-холла и ревю.
Все в спектаклях Брехта выдвинуто на первый план, на авансцену. Нам как бы говорят: это все происходит и с вами прямо сейчас, вы не вне истории, представленной на сцене, вы в ней. И дым буквально накрывает первые ряды в зале.
А банда паразитов исполняет в это время зонг:
Забудь про все!
Взгляни на серый дым…
Вот так и ты пойдешь за ним…
Театральный герой превращен в героя эстрады. В зонгах, исполняемых на немецком языке герой исповедуется. Перевод дается высоко над головами персонажей. Но иногда исповедь звучит как трезвая самооценка, попытка осмыслить происходящее. В зонге, «асфальтовой лирике» городского человека, происходит двойное остранение: и от сюжета, и от себя, через взгляд на себя со стороны.
Принцип разъединения - двойственности связан с развитием концепции монтажа, который активно использовал Сергей Эйзенштейн. Монтаж элементов спектакля состоит в объединении горизонтального (событийной канвы спектакля) и вертикального (огромные фотографии двойников на стене и тд.), которые контрастируют или дополняют происходящее на сцене.
В качестве примера вертикального монтажа можно привести сцену первого прихода бога (эту роль исполняет актриса): «бог» устремляет взгляд вдаль, а со стены на нас смотрит лицо мультяшной японской девушки со злыми глазами. Какой он бог? Кто знает?
Это позволяет драматургу создать более объемное представление о мире, показать его противоречивость. Происходящее на сцене рождает ощущение дразнящей неопределенности и острое чувство неожиданности.
Эпический масштаб пьесы задан сразу подготовкой Вана к приходу бога в мир.
Ван (Александр Матросов), разносчик воды, юродивый, выходит на авансцену и совершает обряд, напоминающий то ли обряд очищения перед встречей с богом, то ли обряд похорон, то ли отсыл к тому, что человек был создан из праха и в прах возвратится. В руках у Вана корзина с искусственными цветами. Он расстилает ткань и сыплет на нее песок, а потом и свою голову посыпает песком. Затем завязывает ткань с песком узлом, как связаны между собой в один узел жизнь и смерть. Этот песок в качестве подарка Ван передает проститутке Шен Те (Александра Урсуляк) за то, что она дала богу кров.
В символическом смысле этот узел обозначает и нашу жизнь, и жизни всех людей. Из узла стремительно сыплется песок, и его поток ассоциируется у меня со стремительно уходящим потоком жизни, в котором жизнь одного человека лишь песчинка. И вот на примере одной песчинки- Шен Те, которой бог даровал жизнь и деньги, нам рассказывают притчу о мире, в котором действуют два начала: добро и зло. Совсем не так, как в христианской картине мира, где Бог един и благ.
В спектакле появится сначала бог в образе молодой девушки (Анастасия Лебедева). Бог пола не имеет, но германские корни Бутусов обозначит. Ее пение будет напоминать напевы древних германцев. Именно в древнегерманском эпосе возникнет тема борьбы добра и зла и тема конца света, когда погибнут и боги, и люди в борьбе против сил зла.
В первый приход бога на землю Ван омоет ей окровавленные ноги, а потом поцелует их, повторяя христианский обряд. Чем больше Шен Те и другие персонажи будут совершать зла, тем более окровавленными будут становиться бинты у возвращающегося время от времени на землю бога.
И тем сильнее будет проявляться присутствие дьявола в спектакле: в сухих деревьях (из пьесы Беккета «В ожидании Годо»), неоновом красно-черном свете, в проекции сухого древа зла на задней стене сцены, в персонаже девочки - дьявола с рыжими волосами и мячиком на свадьбе Шен Те. Этот образ Бутусов процитировал из фильма Феллини «Никогда не закладывай голову дьяволу».
Бог добрый будет обозначен символически через предметы-символы, вынесенные на сцену: розу и голубя. Но по ходу спектакля они исчезнут, и в последней части останется только серо-черная собака, причем раскрас ее половинчатый: половина серая, половина черная. Еще один пример двойственности. Грустная ирония!
Еще одним аватаром дьявола станет огромный конвейер с серой одеждой. Он появится на сцене в самой последней сцене. Конвейер символически обозначает массовое общество, в котором человек лишен своего «я». Он один из миллиона шаблонных выкроек.
Представленные через символические предметы Бог и Дьявол существуют в одном пространстве и отражают главный принцип брехтовского театра - принцип разъединения всех элементов.
Живое музыкальное сопровождение ансамбля под управлением Игоря Горского насыщает пьесу неповторимыми акцентами, так что зритель с начала до конца погружен в стихию разнородной музыки Пауля Дессау, работавшего с Брехтом.
Свет на сцене (художник по свету Александр Сиваев) тоже все время меняется. Неестественно яркий вначале, он сменится на черно-красный в сцене встречи Шен Те с летчиком, когда тот будет в шаге от самоубийства. В сцене свадьбы действие происходит в глухом черном пространстве со слабым светом от ламп. В последнем эпизоде суда над Шен Те, с конвейером по всей длине задней стены, главным цветом станет серый.
Тема двойственности ярко выражена в персонажах пьесы. Ванов два, юродивый и здоровый. На стенах сцены периодически появляются проекции детей-двойников.
В спектакле также две Ми. Цзю (домовладелица): одна - ужасное существо, с голосом то сирены, то мегеры, другая-несчастная с поленом вместо ребенка. Ее роль блестяще исполняет в спектакле Ирина Петрова. Образ женщины с поленом вместо ребенка - цитата из сериала «Твин Пикс», где тема двойничества заявлена уже в самом названии. Также раздвоен летчик (Александр Арсентьев) : сначала он слабый человек-мечтатель, потом в нем проснется расчетливый циник.
Идея двойственности человека наиболее ярко воплощена в образе Шен Те. Мы увидим два совершенно разных человека в одном.
Эту роль блестяще исполняет Александра Урсуляк. Когда Шен Те добрая, ее жизнь оказывается невыносимой, так как все ею пользуются. Когда она надевает костюм двоюродного дяди и выходит наружу ее злая сущность, жизнь сразу налаживается, и бизнес процветает. И даже костюм злого дяди создает контрастное впечатление, поскольку он напоминает образ Чаплина.
В конце спектакля эти противоречия доведены до крайнего обострения. Она плачет. Она пытается как-то их разрешить, но добрый бог и Ван, весело удаляются, оставляя ее совершенно одну.
На прощание они советует ей выпускать двоюродного брата раз в месяц. Какая ирония! По существу, бог оставил человека на произвол судьбы. А социум может сделать из человека все что угодно.
История с летчиком тоже вырастает в притчу о невозможности любви и надежды в современном мире. Не случайно на стене появится большая проекция падающего с неба Икара.
Спектакль жестко разрушает все иллюзии. Нам говорят (поют в зонгах): вы живете в мире где романтические иллюзии вянут и превращаются в высохшие деревья. Где нет проблемы униженных и оскорбленных. Наполеоны все. Где детей рожают от одиночества, а матери вынуждены становиться тигрицами. Где царит рационализм и конвейер и выхода нет. В то же время мир непредсказуем. Парикмахер Шу Фу вдруг дает деньги Шен Те и тем самым спасает ее. И она сама то творит добро, то зло. Другими словами, мир сложен и непредсказуем. Правда, такие случаи, скорее, исключения.
И последний зонг Шен Те звучит как крик Иова Богу, на который он осмелился, будучи доведен до самого жалкого состояния. Актриса Александра Урсуляк исполняет этот зонг на двух языках, русском и немецком, и ее исполнение- крик достигает невероятной пронзительности! Этот крик Шен Те о том, что единственное, что осталось человеку в богооставленном мире, - это кричать в пустые небеса и рассчитывать на себя!
Она бросает убегающим Богам и Вану: «Помогите! Я без вас не смогу!» Но свет гаснет - и героиня остается в полной тьме.
Изречение Поля Сартра говорит о том, что человек не может жить без бога и заполняет свою пустоту чем может. Шен Те ждет ребенка. Это ее надежда. Ради этого она будет тигрицей по отношению к другим людям. Но в спектакле есть намек, что этот ребенок может оказаться вовсе не ангелом.
Без веры в единого Бога спасения для человека нет, но в спектакле эта мысль не звучит. По мнению Бутусова, речь идет о человечестве, которое выбрало себе другой, нехристианский путь, или бог сам нас покинул.
Замысел режиссера прекрасно воплощает весь актерский ансамбль: мать Суна - Вера Воронкова, Шу Фу - Андрей Сухов, госпожа Шин - Наталья Рева-Рядинская, женщина и старуха - Анна Кармакова (блестяще!), полицейский - Алексей Рахманов, старик - Александр Дмитриев, родственник - Иван Литвиенко.
В Москве идут последние показы спектакля.
#театрпушкина #брехт #бутусов