Есть одно место в лесу, известное только мне и моему другу, хотя, возможно, и многим людям, про которых я просто не знаю. Лес этот тянется в бесконечность от большого озера в посёлке Рощино.
Впадающие в него двумя рукавами реки напитываются по дороге к озеру болотными ручьями. Вот над одним из таких ручьёв и есть то, о чём я молчал много лет. Благодаря своему молчанию я даже стал об этом забывать.
Впервые ручеёк «раскрылся» совершенно случайно и мог бы, даже тогда, оставаться незамеченным, если бы не выполнил всё настолько буквально в тот раз. Просто повторил за мной всё сказанное, слово в слово, что и навело меня на мысли о его причастности к произошедшему вскорости с нами.
Туман нагнан, можно приступать.
Опалённые трёхдневным отдыхом под солнцем и кострами до утра, изнеможённые походом, мы с другом возвращались в город, продираясь сквозь лесные заросли вдоль реки к посёлку. Дорога к дому доставляла нам в том подростковом возрасте меньше радости, чем побеги из дома в лес, где под прикрытием «похода» мы были предоставлены сами себе. В общем-то, за этим мы в поход и ходили. Чаще всего, на два-три дня, в зависимости от объёма рюкзаков. Потом мы обычно возвращались, как и в этот раз.
Где-то на полпути я склонился от жары над небольшим ручьём умыться и попить. Ручей был настолько мал, что каждая из моих ног стояла на отдельном его берегу!)
Набрав в ладони воды, я сказал своему другу Ромке, сказал просто так:
- "Сейчас бы зефиру!"
- "Что!?" — удивился он, ну или мог бы, потому что, я продолжил:
- "Вот бы сейчас, когда придём в посёлок, там зефир был бы!!!"
Мы напились и пошли себе дальше. А зефир в те далёкие годы был в дефиците. Его, практически, не найти было в продаже, редко встречался. А я очень любил его всегда. И ребёнком - в виде угощения, и постарше - в том же виде!) Но видел его редко - в городе было не найти, а о том, чтобы купить зефир в каком-то там поселковом магазине, об этом даже речи не было.
В магазине его и не было. Мы, выйдя из леса, сразу зашли за сигаретами. Наши-то кончились накануне. Вместе с водкой и походом.
Зефир же нас ждал прямо на автобусной остановке. Да-да, там откуда-то взялся столик с клеёнчатой скатертью. На ней были разложены разные товары, за ним стояла женщина-продавец в белом переднике.
Такая выездная лавка - редкость для того времени, но встречалась местами. Чаще всего, я их видел на демонстрациях 1-го мая и 7 ноября. В эти дни проходили демонстрации и их никто не разгонял. Наоборот - с работы отпускали для участия. Да прямо от работы и ходили все вместе. Демонстрировали единство! Было весело! По пути шествия демонстрации, стояли столики с напитками и сладостями, встречались мангалы с шашлыками.
Отдельно попадались люди, продающие «мячики-раскидайчики» на резинках и «ветроуловители» из фольги и палки, крутящиеся от потоков воздуха. Но столиков со сладостями было больше всего. Среди демонстрантов было много детей. Они должны были ощущать праздник при массовых волеизъявлениях.
Вот такой столик и встретил нас на остановке. Одинокий, а среди прочего на нём лежал зефир!!! По стоимости, как все деньги, что у нас оставались.
Сидя на скамейке в ожидании автобуса, с набитым зефиром ртом, я не сразу вспомнил и связал ручеёк с происходящим. Поделился с другом.
- «Совпадение!» — сказал Ромка. Я, отчасти, согласился и решил во что бы то ни стало проверить. В наш следующий поход...
В наш следующий поход всё заранее пошло не так. В утро, предшествующее дню, в стране объявили чрезвычайное положение - власть захватили "друзья" Горбачёва, пока тот был на даче. По телевизору, по всем программам (по всем трём - было только три!) показывали один балет. Среди людей были волнения. Чем продолжится балет, было никому непонятно. Нам с Ромкой, скорее, было просто пох... до всего происходящего - у нас была цель.
Нам нужно было купить водку для похода! На Купчинской, у универсама стояла огромная очередь перед закрытыми дверями. Спиртное не продавали, но люди ждали перемен и особого распоряжения.
Тогда мы развернулись к Дунайскому. Там руководство универсама, видимо, было на стороне опальных демократов и разрешило продажу лёгких вин.
В итоге, из-за смены строя в стране, в тот день мы купили «сухого» вместо намеченного и были и этому рады, впрочем, я не очень. Ну не переносить же поход до победы демократии. И мы выехали на место. Воспользовались тем, что электрички ещё не остановили. За всеми этими событиями и их обсуждениями прошли мимо ручья. Шли с обременением, с явным перевесом тяжёлых винных бутылок, в сравнении с более компактной водкой.
Проведя положенное время в палатке и вокруг неё, усталые и довольные, уже налегке, мы возвращались в город, ничего не зная о происходящем в нём. Тогда-то я и вспомнил о ручье. Немного отклонившись от привычного маршрута, мы вновь вышли на тоже место.
Нужно было проверить ручей в действии. Вероятность его всемогущества была очень велика. Стоя по разные берега над ним, я ненадолго задумался. Я мог пожелать что угодно, всё было достижимо в одной из вероятностей.
И я выбрал будущее для страны. Громко и чётко отправил по течению ручья запрос, чтоб ГКЧП провалилось, Горбачёва вернули, а мятежники были наказаны. Отдельный привет через ручеёк я отправил «свиноёжику». Так называли в народе одного из зачинщиков мятежа, связывая экономические реформы именно с ним. Ну и по внешности он под это описание подходил - короткий "ёжик" волос на расплывшемся лице. Его, чтоб вообще расстреляли (по закону тогда можно было ещё), решил почему-то я в тот момент.
Просто тот путч, как его потом назвали, был возможностью избежать дальнейшего захвата страны и умов западными ценностями. Но никто не хотел возвращаться в Советский Союз, ведь уже вовсю торговали ларьки мишурой, кооперативы заработали и рок-концерты. На последних стали неплохо зарабатывать опальные рок-музыканты, они тоже были на стороне реформаторов и не хотели обратно в подполье. Я был на их стороне и за перемены.
Я же не знал, чем они обернутся. Даже не догадывался. Да даже представить себе не мог, во что превратится скоро наша жизнь. В общем, я был неосторожен в своих желаниях. Когда мы вернулись в город, путчисты были побеждены и находились под арестом. Так как ручейку было сложно разобраться, кто такой «свиноёжик», то застрелился, причём сам, Борис Карлович Пуго (фамилия такая) — один из руководителей мятежа, но не тот. Ручеёк, невероятно, вырос в моих глазах.
По разговорам с пацанами со двора, я понял, что поход был не лучшим времяпрепровождением в эти дни. Можно было поехать в центр, например, к Исаакиевскому собору и сидеть на баррикадах из перевёрнутых машин и строительного мусора. Да-да, с песнями под гитару, кострами и людьми с военной выправкой, представляющимися кооператорами и постоянно подвозящими защитникам демократии водку в ящиках и провизию.
В следующий раз я ходил в поход уже один. Я не стану рассказывать, о чём я говорил ручью. Много личного, но буквально через год я был вынужден жениться. Думаю, что можно было бы и раньше, просто я очень долго говорил.
В суете семейной жизни ручей был забыт.