Предыдущую главу 4.1 читайте здесь.
17 июня Стрельцов и князь Черкасский получили приказ начальника штаба прибыть на борт крейсера «Адмирал Макаров», который был назначен флагманом Особого отряда кораблей.
В штабе уделялось пристальное внимание сохранению в тайне замысла и сроков похода. Начальнику 1-й бригады крейсеров контр-адмиралу Бахиреву, державшему флаг на крейсере, прибывшие офицеры вручили лично в руки боевое предписание с планом операции. Корабли уже начали подготовку к выходу в море. Ренгартен получил распоряжение находиться на передовом пункте радиоперехвата на острове Эзель и руководить работой радиоразведки.
По приказу комфлота Канина у входа в Финский залив позиции заняли подводные лодки «Аллигатор», «Крокодил» и «Кайман».
К мысу Люзерорт в районе Виндавы пришла «Макрель», «Окунь» затаился в районе Либавы, а английская лодка Е-9 перешла в район фарватера, которым пользовались германские корабли при выходе из устья Вислы.
Все назначенные силы изготовились к началу операции. Линкоры «Слава» и «Цесаревич» стояли в базе, готовые по команде выйти для прикрытия крейсеров.
Бахирев вывел четыре крейсера в море в два часа ночи 18 июня. В это же время Ревель покинул «Рюрик»,
который в пять утра был в точке рандеву и занял место в кильватерной колонне отряда за замыкавшим строй «Олегом». Их сопровождали четыре миноносца охранения. Из-за сильного тумана эсминец «Новик» задержался,
а эсминцы 6-го дивизиона не пришли вовсе. На Балтике в те дни середины первого летнего месяца стояла холодная погода: температура воды утром у острова Готланд составляла около десяти градусов по Цельсию, температура воздуха днем не поднималась выше двенадцати градусов. Над морем пеленой лежал туман, а когда он рассеивался, то горизонт оставался во мгле, и дальность видимости не превышала 50-70 кабельтовых. В полосу тумана в шесть утра вошли и корабли Особого отряда.
По воле случая в это же время из Либавы отправился отряд германских кораблей, не участвовавших в императорском смотре. Под командой коммодора Карфа крейсера «Аугсбург» (флагман),
«Роон», «Любек»,
минный крейсер «Альбатрос»
и семь миноносцев вышли на постановку мин в Або-Аландском районе. Им туманная погода пришлась в самый раз для выполнения поставленной задачи.
Контр-адмирал Бахирев, оценив обстановку, принял решение бомбардировать Мемель вечером того же 18 числа. Эсминцам 6-го дивизиона приказал возвратиться назад, так как понимал, что они не смогут догнать бригаду крейсеров, а быстроходному «Новику» велел действовать по плану. Командир «Новика», получив по радио координаты, курс и скорость крейсеров, после полудня сблизился с отрядом и занял место в кильватере вслед за «Рюриком».
Как раз после полудня русский и германский отряды разошлись во мгле правыми бортами на дистанции не более двенадцати миль, не ведая пока о существовании друг друга. До того момента как наши, так и германские корабли, интенсивной работой радиопередатчиков уже обнаружили себя. Но взаимный перехват донесений, отправленных корабельными станциями малой мощности, излучение которых было слабым, не позволял радиоразведке и командованию обеих сторон разобраться в обстановке. Ренгартен как ас радиоразведки по нарастанию объема радиообмена предчувствовал, что настоящие события вот-вот начнутся. Он был похож на азартного охотника, ожидавшего верную добычу.
Между тем, русский отряд приближался к германским берегам, а отряд противника двигался к входу в Финский залив, где начиналась тыловая зона нашего флота. Одновременно забравшись в тылы противоборствующих сторон, оба крейсерских отряда были обречены на предстоящее противоборство. По мощи артиллерии и броневой защите корабли Бахирева имели превосходство над кораблями Карфа. Но в стоявшем плотном тумане наше преимущество сильно падало, а кильватерный строй 1-й бригады крейсеров мог бы подвергнуться опасности в случае атаки семи германских эсминцев.
В шесть часов по полудню Бахирев скомандовал ложиться курсом на Мемель, но туман к тому времени превратился вовсе в молоко. С открытого мостика корабля не был виден ни собственный бак, ни ют. Не имевшие достаточной практики совместного плавания в составе эскадры командиры «Рюрика» и «Новика» далеко проскочили точку поворота и вновь разлучились с бригадой. Бахирев велел включить кильватерные огни на четырех крейсерах, виртуозно ругался в адрес «растяп», но вернуть два корабля с мощной артиллерией ему так и не удалось. В сложившейся ситуации он отложил бомбардировку Мемеля до утра.
В полночь штурманы на «Адмирале Макарове» счислением определили свое место, и Бахирев с присущим ему упорством повел отряд на внешний рейд Мемеля.
Германский отряд вечером того же дня успешно производил минирование у входа в Ботнический залив. «Альбатрос» в тумане без помех со стороны наших сил выставил 160 мин, а крейсера «Аугсбург», «Роон» и «Любек» прикрывали его со стороны Балтики. В половине одиннадцатого ночи «Аугсбург» с «Альбатросом» легли на обратный курс для встречи с двумя другими кораблями, маневрировавшими южнее. Через три часа крейсера и миноносцы соединились, и коммодор Карф, выполнивший поставленную задачу, решил отправить в штаб донесение по радио:
«Задачу VII решил. Неприятелем обнаружен не был. В 1 час ночи нахожусь в квадрате 020 ост. Курс 190, скорость 17 узлов».
Шифровку одновременно получили германский командующий адмирал Гопман в Либаве и русский старший лейтенант Ренгартен на посту радиоперехвата в Кильконде на острове Эзель.
Расшифрованное немецкое сообщение немедленно ушло на крейсер «Адмирал Макаров», и Стрельцов поспешил доложить о нем Бахиреву. Пока поднимался по ступеням трапа из отсека радиста-шифровальщика в командный пост, развернутый в бронированной рубке, размышлял над полученным сообщением. У них в тылу появился корабль или корабли неприятеля. Сколько их, откуда, для чего? Все эти вопросы командир отряда задаст ему, когда прочитает текст. Думай, разведка!
Корабельные часы, которые, как ему казалось, были похожи на железную миску, прикрученную вверх дном к переборке, показывали три четверти второго ночи. Контр-адмирал в мокром от туманной мороси плаще спустился с открытого мостика в рубку и взял из рук Стрельцова бланк телеграммы.
– Интересно, – сказал он и вопросительно взглянул на разведчика.
В этот момент в рубке раздался звонок радиста, извещавший о поступлении нового сообщения. Полковник принес две радиограммы от Ренгартена, которые также не радовали, но несколько проясняли ситуацию.
«19.06 «Аугсбург» назначил рандеву вероятно легкому крейсеру в кв. 377».
«09:45 вечера место неприятельского крейсера, которому назначалось рандеву, кв. 339».
Бахирев поднялся с металлического кресла в углу рубки и подошел к карте. Стрельцов карандашом наносил на нее немецкие условные квадраты и чувствовал, что адмирала распирает от негодования. Он выпрямился и приготовился отвечать. Суровый вопрос не заставил ждать:
– Илья Иванович, при всем моем уважении к вашей службе, скажите, какого черта, у нас в тылу торчат германские крейсера, которые сейчас по данным разведки должны стоять в Киле пред очами кайзера Вильгельма, ни дна ему, ни покрышки!?
– Михаил Коронатович! Я докладывал лишь о значительном сокращении количества кораблей противника на Балтике из-за высочайшего смотра в Киле. Но не могли же немцы полностью оголить Балтийский театр на несколько дней. Часть средств осталась выполнять боевые задачи, например, флотилия разведывательных сил, базирующаяся в Либаве. В ее состав входит и упомянутый крейсер «Аугсбург», который третьего дня отметился в столкновении с нашими эсминцами неподалеку от своей базы. «Задача VII», о выполнении которой речь шла в немецкой шифровке, может оказаться минными постановками или выполнением разведывательного похода отряда крейсеров.
– Или поиском наших сил с выходом в заданный район почти у входа в Финский залив, – добавил адмирал задумчиво и более миролюбиво.
Стрельцов давно служил в военной разведке и по собственному опыту знал, что командованию всегда не хватает добытых данных о противнике. Для принятия решения генералы и адмиралы требовали, чтобы разведчики могли полностью изложить то, что у вражьих командиров имеется в головах и планах. Поскольку это было невозможно, в офицеров разведки часто летели громы и молнии.
Илья Иванович не держал зла на Михаила Коронатовича Бахирева. Он знал адмирала, как умного, простого и доброго человека. Ему верили подчиненные, к мнению прислушивалось командование, он был представителем прежних морских традиций и пользовался популярностью на флоте. Происходил моряк из казачьей семьи с Дона, и по казачьим традициям не больно-то сдерживал себя в гневе. Впрочем, отходил быстро.
Пока крейсера продолжали идти к Мемелю, Бахирев напряженно размышлял возле карты. Появление немецких кораблей в Центральной Балтике, фактически за собственной спиной, действительно позволяло поставить под сомнение достоверность и полноту оценки разведывательной обстановки и обоснованность выводов из нее в том виде, в каком они были положены штабом флота в основу плана проводимой операции. В его положении оставалось лишь гадать, какой еще сюрприз может случиться в окутанном мглой тумана Балтийском море. Бахирева мучили сомнения, какие задачи стояли перед отрядом германских крейсеров. Ведь быстроходные корабли действительно могли быть разведкой, шедшей впереди основных сил флота кайзера, который послал дредноуты в бой прямо со смотра. Небольшому по численности русскому отряду следовало действовать с предельной осторожностью.
– Господа офицеры, я принял решение командовать поворот «Все вдруг» и уходить отсюда. Не будем рисковать на подходе к Мемелю. Германские корабли, которые бродят у нас в тылу, могут размазать нас вдоль мелководья Куршской косы, как масло по бутерброду тонким слоем! Пойдем в район вероятного местонахождения неприятельских сил и навяжем им открытый бой. Посмотрим, кто кого…
В три часа ночи корабли отряда развернулись и пошли на север, извещенные о повороте радиотелеграммами малой мощности. С ними не было лишь «Рюрика» с «Новиком», блуждавших где-то в тумане. Со скоростью двадцать узлов русские крейсера приближались к острову Готланд. «Адмирал Макаров» шел ровно, плавно покачиваясь вперед и назад, когда форштевень зарывался во встречную волну. Стрельцову, испытавшему мерзкую качку на маленьких миноносцах, показалось, что на открытой палубе крейсера так спокойно, что можно устраивать плац-парады. В пять утра он доложил об очередной радиограмме от Ренгартена, который уточнил местонахождение крейсера «Аугсбург» и кораблей сопровождения.
Бахирев удовлетворенно потер руки и прикинул, что до встречи с противником осталось чуть больше часа. На рассвете в море стало немного светлее, хотя туман почти не рассеивался. В шесть часов на кораблях сыграли боевую тревогу. Еще через час сигнальщик на «Адмирале Макарове» доложил, что во мгле появились силуэты германских крейсеров: впереди точно шел «Аугсбург», за ним, предположительно, «Ундина». Их сопровождали три миноносца. В нашей колонне за «Макаровым» следовали «Баян», «Богатырь» и «Олег». Адмирал решил дать бой и приказал командиру крейсера капитану 1 ранга Палену:
– Павел Михайлович, возьмите влево десять: будем охватывать голову неприятельской колонны.
Уяснив, что германские корабли, идущие с равной скоростью, уходят вправо, чтобы избежать охвата, Бахирев отдал приказ на открытие огня. В рубке находились два артиллерийских офицера, которые передали команды носовому и кормовому плутонгам и в один голос приговорили к уничтожению крейсер «Аугсбург», который прежде ускользал от наших крейсеров. Через несколько минут тяжело, до боли в ушах, ухнули орудия главного калибра, среди этого грохота с трудом распознавались хлопки казематных (бортовых) орудий левого борта. За флагманом поочередно приступили к стрельбе все крейсера. На немецких кораблях тоже вспыхнули огоньки пушечных выстрелов. Морской бой начался.
Стрельцов не обращал внимания на яростную канонаду и внимательно рассматривал в бинокль корабль, который был опознан, как крейсер «Ундина». Разведчику по фотографиям детально были знакомы силуэты кораблей противника. Ну, не походил корабль, идущий за германским флагманом, на «Ундину», размышлял полковник. Да, форштевень внизу хищным тараном выдвинут вперед, да похожая конфигурация мостика, да стоят похожие две трубы и две мачты. Но есть различие, и вот оно: на крейсере «Ундина» имеется ютовая надстройка, Илья Иванович представил ее четко, а на корабле, идущем перед ним, – вся кормовая палуба низкая и ровная, как на эсминцах. Значит, это – минный корабль! И тогда выходит, что германский отряд выполнял минные постановки, то есть – то, что означает «Задача VII»! Собственные выводы разведчик решил довести до адмирала:
– Михаил Коронатович, второй корабль – не крейсер «Ундина». Голову даю на отсечение! Это – минный заградитель. Германский отряд, воспользовавшись туманами, решил выставить мины поближе к Финскому заливу. Решил задачу, а теперь возвращается в Либаву.
– Поберегите голову, Илья Иванович, пригодится. Вы говорите лишь о собственном предположении. Бой покажет, что делать дальше. Но, коли вы окажетесь, в конце концов, правы, я это отмечу. Слово даю!
Бой загудел ревом выстрелов, заплескался фонтанами разрывов возле бортов. В рубке закричали: «Попадание по «Ундине», пожар на баке!», но в это самое время корпус «Адмирала Макарова» вздрогнул от удара, послышался звонкий и сильный звук, будто по корабельной стали стукнули огромным чугунным рельсом. Последовал доклад: «Попадание с «Ундины» по левому борту в районе бака!».
Бахирев реагировал спокойно:
– Удалось все-таки? Ладно.
Через пять минут он, не убирая от глаз бинокля, удивленно вскричал:
– Они что, разбегаются? Флагман набирает скорость, чтобы оторваться от нас, эсминцы разворачиваются для атаки, а «Ундина» уходит в другую сторону под шведский берег? Ну и пусть гребут к немецкой матери на легком катере, туды иху в качель!!!
Немецкие эсминцы выставили дымовую завесу, чтобы скрыть поврежденный корабль, который после первого попадания с «Макарова» накрыли выстрелы других русских крейсеров. Затем все три дали торпедный залп, однако в суматохе боя не смогли добиться попаданий, и торпеды прошли мимо нашего кильватерного строя. Легкими снарядами с эсминцев, которые подошли ближе всего к «Макарову», были повреждены шлюпка, четвертая труба и кормовой мостик. Флагман, не обращая внимания на мелкие «укусы», сосредоточил огонь на теряющем ход корабле.
«Олег» и «Баян» зашли с правого борта, поставив неприятеля в два огня и отрезав путь отхода на север. Один из снарядов попал кораблю в корму, взрыв разворотил ее, через подводную пробоину в отсеки хлынула вода. Появился крен на левый борт. Другие снаряды разрушили полубак, штурманскую рубку и мостик. Израненный, горящий германский корабль сумел войти в шведские воды и выброситься на берег острова Готланд. К этому времени «Аугсбург» и эсминцы ушли на юг и скрылись во мгле.
Бой длился два часа. После окончания стрельбы Бахирев получил доклады от командиров крейсеров о том, что запас снарядов израсходован почти наполовину. Приходилось уходить на север, возвращаться в родную базу. Адмирал все еще опасался встречи с главными силами противника и атак подводных лодок, о присутствии которых ему сообщил один из командиров крейсеров. Однако опасность появилась с другой стороны.
«Аугсбург» по радио вызвал на помощь крейсеры «Любек» и «Роон». Встретившись, три корабля, словно волки в стае, бросились в погоню за уходившим с победой русским отрядом. Ренгартен успел доложить об этом Бахиреву, и тот приготовился к новому бою. Противники, перестроившись в кильватерные колонны, стали сближаться. В десять часов с предельной дистанции «Роон» открыл огонь из двухсотмиллиметровых орудий главного калибра по крейсеру «Баян», шедшему замыкающим. «Макаров» и «Баян» ответили залпами собственных главных калибров. Было видно, что снаряды падают и взрываются рядом с вражеским крейсером. Бахирев смотрел в бинокль и страшно ругался:
– Это что у нас за стрельба? У комендоров руки дрожат, господа артиллерийские офицеры? Поотрываю всем такие руки! Как у нас в станице говорили: на одну руку наступлю, да за другую дерну! Чтобы с такими руками к орудиям близко не подходили! Или это ваш грех – сами наводить не можете толком? – он оглянулся на артиллерийских офицеров.
– Ох, я до вас доберусь!
Стрельцов смотрел на адмирала. Круглолицый, с длинными казацкими усами, в сдвинутой на затылок фуражке с опущенным ремешком, он походил на своих славных предков – донцов – в казачьей лаве идущих на врага, ощерив усатые лица в страшном крике боя. В ругани Михаилу Коронатовичу на флоте не было равных.
Сигнальщик сообщил, что на передовом германском крейсере точным попаданием сбита антенна. В свою очередь отметины от снарядов получили «Макаров» и «Баян». «Олег» и «Богатырь» бились с «Любеком» без успехов с обеих сторон. Через полчаса дуэль русских и германских крейсеров прекратилась. Корабли противника повернули обратно.
В этот момент навстречу им подоспел крейсер «Рюрик», долго искавший в тумане свой отряд. Бахирев, «приласкав» его «в бога, мать и морскую снасть» и обозвав «Летучим голландцем», приказал открыть огонь по уходящему неприятелю. В силе артиллерийского огня преимущество заметно перешло на сторону русских, германские крейсера, шедшие параллельным курсом, неохотно огрызались с расстояния 70 кабельтовых. Прицельные залпы гигантских пушек «Рюрика» заставили их увеличить скорость и уйти прочь. Гром канонады эхом раскатился по всей Балтике. «Рюрику» самому досталось несколько снарядов от немецких крейсеров, но его артиллеристы были довольны тому, что видели результаты своих попаданий и пожар на баке «Роона».
Бой у острова Готланд завершался победой кораблей Балтийского флота. Чтобы обезопасить свой отряд от внезапного нападения противника, Бахирев отдал линкорам «Слава» и «Цесаревич» приказ выйти на боевые позиции и осуществить прикрытие возвращающихся крейсеров.
Заключительным аккордом боя стал мастерский торпедный удар одной из тех подводных лодок, которые командующий вице-адмирал Канин предусмотрительно расставил на путях возможного выхода кораблей противника в открытое море. Английская подводная лодка Е-9, затаившаяся на позиции возле устья Вислы, в полдень 19 июня дождалась своего часа. Первый флагман германской флотилии разведывательных сил контр-адмирал Гопман решил отправиться на помощь коммодору Карфу и повел в море крейсера «Принц Адальберт» и «Принц Генрих» в сопровождении эсминцев. Британский коммодор Хортон, командовавший Е-9, хладнокровно подпустил поближе первый корабль, который он ошибочно принял за дредноут, и с дистанции два кабельтовых всадил ему в борт две торпеды. Взрыв произошел под носовым мостиком, «Принц Адальберт» получил значительный крен, и адмиралу Гопману пришлось срочно заниматься спасением флагманского корабля, отказавшись от прежних планов. Командир Е-9 удачно укрылся от противолодочных атак эсминцев и вновь встал на боевую позицию. Вечером Хортон наблюдал возвращение из боя потрепанных крейсеров «Аугсбург», «Любек» и «Роон», но атаковать их не представилось возможности.
Контр-адмирал Бахирев в полдень получил от Ренгартена не совсем ясные данные радиоперехвата о сосредоточении германской броненосной бригады у острова Готска-Санде, который расположен немного севернее острова Готланд. Если это так, думал командир отряда, то немцы всей мощью перехватят нас по пути в Гельсингфорс. Он дождался подхода «Рюрика» и приказал линкорам «Славе» и «Цесаревичу» идти навстречу. В пять часов по полудню отряд Бахирева, свернувший в направлении острова Эзель, встретился с обоими линкорами и эскадренными миноносцами прикрытия.
Поход Отряда особого назначения благополучно завершился в порту Ревеля в два часа ночи 20 июня. Люди на всех кораблях пребывали в приподнятом настроении: победа над сильным противником показывала, что нашим кораблям, офицерам и матросам, ведущим их в бой, по силам добиваться славных результатов. Русские морские традиции ушедших веков поддерживались и приумножались.
Командир крейсера «Адмирал Макаров» капитан 1 ранга Пален передал приказ командира отряда: личному составу корабля и прикомандированным офицерам штаба сход на берег запрещен. До утра намечалась бункеровка топливом, а после ее завершения – переход в Гельсингфорс.
Стрельцов расположился в каюте, которую они занимали на двоих с князем Черкасским, и заскрипел железным пером, составляя доклады для начальника штаба и контр-адмирала Непенина. Рядом за столом обложился картами князь, который тоже работал над докладом о результатах похода. Перед ним лежала копия радиотелеграммы, которую Бахирев направил командующему сразу после боя:
«На параллели маяка Эстергарн. В 2 ч ночи имел броненосный крейсер «Рюрик» южнее себя. С остальными крейсерами бригады в сильной мгле имел бой с одним т. «Аугсбург», «Ундиной», тремя миноносцами. 9 ч утра «Ундина», сильно поврежденная, спустила флаг и выбросилась на восточном берегу Готланда. 10 ч утра в том же составе вступил в бой с «Рооном», одним т. «Аугсбург» и миноносцами. 10 ч 30 м неприятель начал уходить на Зюйд. Приказал «Рюрику» атаковать его. 10 ч 45 м «Рюрик» вступил в бой с «Рооном», «Аугсбургом» и одним т. «Бремен». 11 ч 45 м «Рюрик» прекратил преследование».
Всё напряжение вчерашнего дня уложилось у адмирала в несколько строчек боевого донесения. Михаил Борисович Черкасский увлеченно работал и откладывал в сторону листы, исписанные аккуратным «штабным» почерком. При этом он постоянно курил, вынимая из портсигара одну папиросу за другой. Машинально извинялся перед некурящим Стрельцовым, но продолжал дымить. Когда в каюте можно было топор вешать от дыма, Илья Иванович вышел подышать свежим воздухом на палубу. Крейсер в непривычной тишине стоял на якоре посреди гавани, за которой начинались огни Ревеля.
Сегодня после возвращения из тяжелого похода в знакомую гавань полковник ощутил в душе щемящее чувство обретения чего-то родного. Ему впервые показался близким этот уютный старинный город, от которого веяло миром и спокойствием. Он хотел бы бродить в лабиринте его узких улочек или сидеть в маленьком кафе. И не потому, что в Ревеле ждала Кристина, а по причине того, что он, сухопутный офицер, сегодня впервые почувствовал себя моряком, возвратившимся из далекого плавания в родную гавань. Эта странная мысль взволновала Илью Ивановича до такой степени, что захотелось пойти взять у Черкасского папиросу и покурить здесь на баке, где обычно собираются на перекур молодые корабельные офицеры. Идея показалась забавной, Стрельцов усмехнулся, взъерошил ладонью волосы, отгоняя лирические мысли, и пошел в каюту заканчивать доклад.
Утром 20 июня Стрельцов заходил в разные кабинеты штаба флота в Гельсингфорсе. У Непенина оказался контр-адмирал Бахирев. Михаил Коронатович дружески поздоровался с полковником и показал ему один из документов, лежавших в кожаной папке:
– Вот, смотрите. Только что получил из рук Адриана Ивановича телеграмму.
На бланке было написано:
«Радиодонесение от командира подводной лодки «Акула», направленной по распоряжению к.-адм. Бахирева после боя 19 июня к острову Готланд».
«4 ч 30 м немного левее курса на фоне берега разобрал выбросившийся крейсер. 4 ч 40 м погрузился и подошел к нему под водой. 7 ч 15 м совершенно определенно разобрал, что это минный заградитель «Альбатрос».
Бахирев продолжил:
– Не забыл я ваш доклад во время боя. Признаю, Илья Иванович, вы оказались правы, когда сообщили мне, что вместо «Ундины» мы уничтожили минзаг! Соответственно, противник ходил на операцию по минным постановкам у нас в тылу. Признаю, что разведка в прошедшем бою оказалась на высоте. Благодарю за службу! Буду ходатайствовать перед командующим о награждении вас орденом. Адриан Иванович, вы – свидетель.
Стрельцов ответил:
– Так получилось, господа, что сегодня день моего рождения. Сорок два исполнилось. От вас я получил хороший подарок – высокую оценку своей работы. А будет орден или нет, уже дело другое.
На подведении итогов операции у командующего флотом Канина начальник штаба вице-адмирал Кербер докладывал:
– Оперативное руководство с нашей стороны отличалось тщательным планированием и гибкостью, что позволило блестяще использовать последние достижения радиотехники. Радиоразведка Балтийского флота впервые в истории войны на море обеспечила точное наведение своих сил на противника. Развертывание линкоров и подводных лодок, в известной степени, гарантировало безопасность Особого отряда контр-адмирала Бахирева и повысило ее боевую устойчивость. Уже сейчас, в первые дни, прошедшие после боя у острова Готланд, нам становится ясно, победа русского морского оружия оказала моральное воздействие на германцев немногим менее, чем былые английские победы у Гельголанда в прошлом году и на Доггер-банке в январе нынешнего года. Очевидно, что обстрел Мемеля имел гораздо меньше шансов на такой значительный резонанс.
Секретно
Выдержки из РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ СВОДОК
ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
за июнь 1915 года
4 – 24 июня:
«17 июня стало определенно известно, что все суда, принимавшие участие в Виндавской операции, утром 16-го числа вернулись в Либаву... Было веское основание думать, что разведка в ближайшие дни не представится интенсивной. Сопоставляя это основание с агентурным сообщением о готовящемся 19 июня императорском смотре флоту в Киле, где уже к 15-му было собрано до 40 судов, можно было допустить, что германцы, совершенно игнорирующие за последнее время наш флот..., пошлют туда все лучшие суда, возложив охрану своего побережья от Данцига до Либавы на сравнительно ничтожные силы».
30 июня – 3 июля:
«… Гибель «Альбатроса», как факт, произвела на германскую публику сильное впечатление: начались разговоры о необыкновенных размерах русского шпионажа…
Крайне болезненно восприняло потерю «Альбатроса» и командование германского флота. В докладе морскому министру начальник Морского Генерального штаба писал: «Морские силы Балтийского моря, после выхода из строя «Принца Адальберта» и имеющей большое моральное значение потери «Альбатроса», нужно усилить настолько, чтобы они могли продолжать проводить прежнюю линию ведения войны, имеющую целью отбить у русских охоту к активным действиям в наших водах».
По итогам артиллерийской стрельбы:
«Германские источники утверждают, что ни «Любек», ни «Роон» не получили прямых попаданий, хотя их палубы были засыпаны осколками от близких разрывов. По агентурным сведениям, полученным штабом Балтийского флота, стрельбу русских кораблей противник, в общем, считал хорошей, но с преобладанием перелетов, от которых страдали верхние надстройки.
Русские снаряды немцы разделили на два типа. Один из них давал при разрыве крупные осколки, приносившие значительный материальный вред, а другой – взрывался «в пыль, оказывая потрясающее моральное действие и вызывая большую силу газов». Так, по агентурным данным, на крейсере «Любек» подобный снаряд, попав в жилую палубу, силой взрыва снес целую переборку. Газы отравляющего воздействия не оказывали, но вызывали сильную резь в глазах».
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
======================================================