...но почему-то почувствовала я, чем не знаю, что это тема, которая нужна. Тема, с которой многие мучаются в одиночку, и о которой не расскажешь друзьям или родным, потому что стыдно, особенно, если речь идет про женское пьянство. Тема, которая витает в воздухе, как тень, как фиолетовая гибель. Я ее чувствую, и я о ней знаю кое-что. Потому что - здравствуйте, я Нина Вотинцева, и я алкоголик.
Вот сижу сейчас на работе, суббота, а день тяжелый, обзвонили должников, и они все ломанулись договоры расторгать. Гребу лопатой, ать-два, горе не беда, хамов затыкаю, сирым сочувствую, мужикам подлизываю, с тетушками шучу, бла-бла-бла, руки летают по клавке, рот не закрывается, глаз косит на счетчик ожидания, а там очередь, один человек, два, три, чьорт, снова два, о, ноль, два отвалились, надоело ждать... Кружка пустая, каркадэ с малиной выхлебала еще полчаса назад, а не налить, некогда; во рту сохнет, эх, выпить бы... Выпить бы! - шевелится демон в груди. Вот ведь бессмертный, а. Не пью же так, чтобы пить, уже больше двадцати пяти лет, а он тут как тут. Шмяк его по голове, привычно, легко, бесстрастно - отстань, завтра приходи, не до тебя. Фиолетовая гибель послушно уползает в свою нору. Сегодня пить не буду. И завтра тоже. Но еще пара недель такого напряга - и придется. Алко-демон распухнет, сломает решетку на входе в свой подвал, выдавит ее изнутри, заполнит всю тушку фиолетовой вязкой гнилью, вспыхнут нервы, глаза нальются тяжестью. Выпить бы! - будет гореть огненными письменами на задней стенке черепа, руки будут трястись, глаза сухо гореть без слез, и тогда я наберу Бурцева с работы и скажу просительно: "Слушь, солнц, такое дело... Будь ласка, сбегай, купи фанфурик, а, - сил моих больше нет". И Бурцев все бросит и радостно поскачет за фанфуриком. А я буду ждать конца смены, предвкушая вожделенную рюмочку. С моей работой, что называется - надо. Надо раз в полтора-два месяца, писят граммов, не больше, больше нельзя, но надо. Как лекарство. С устатку, чтобы демон получил своё, уполз в свой затхлый угол и там умер. "Кто сказал, что земля умерла? Нет! Она затаилась на время."
Как, когда выпивка стала для меня проблемой? Не помню. Ведь все так хорошо начиналось.
...Мы маленькие с Веркой, лет по пять, в доме гости, папин похоронный ансамбль, где он работает. Зашли после работы пропустить по стаканчику, работа нервная, у людей горе... На столе поллитра, банка с окурками, нехитрый закусон, стаканы. Взрослые смеются, собака Пальма сидит возле стола, ждет колбаски, стучит об пол хвостом, когда к ней обращаются. В воздухе витает радость, редкий гость в нашем доме. Отдохновение. Папины друзья хорошие, конфетками угощают, что-то приятное говорят друг другу... Веселятся, хохочут. Кричат "Цыганочку, цыганочку, Света, танцуй!" Маман достает из шкафа лакированные праздничные туфли на каблуках. Надевает их, заворачивается в шаль. Картинно встает на середину комнаты. Мужики забывают как дышать, мама очень красива. Папахен выдает "выход" в до миноре, маман переступает, папахен ускоряется, маман выстукивает каблуками ритм ему в такт, мужики хлопают, кричат, свистят. В общем "Война и мир", Рождество в деревне, русская пляска Наташи, кто подзабыл - перечитайте.
...Мы подростки, гуляем без родителей. Наготовили салатов, нажарили курочки. На столе бутылочка вина, одна человек на двадцать. Выпиваем, мы же взрослые. Смеемся, шутим, хохочем. Быть взрослыми - очень весело, можно выпить. Гасим свет, танцуем под "Отель Калифорния" медленный танец. Сердце тает, глоток вина шумит в голове. Хорошо!
...Мы взрослые. Риали, совсем взрослые, нам по 23-25-28 лет, все женатые, с детьми, мы живем в семейной общаге, дружим семьями, выставляем столы в коридор на праздник, пьем, веселимся. Общага гостинного типа, в номерах туалет, вода, а душа и газа нет, готовим на электрических плитках. Душевая есть внизу, на первом этаже. Лето, у нас пьянка в честь субботы, с гармонистом. С настоящим гармонистом, он нам играет, мы пьем и поем. Вдруг кто-то бежит снизу: "Ребзя, горячую воду дали, айда все мыться!" Всё бросаем, двух девчонок оставляем на всех детей, хватаем мыло, шампуни, мочалки, полотенца, и бежим мыться вниз, в общую душевую, она большая, леек на пять. В душевой пахнет хлоркой и летним теплом, мы все вместе, девки, парни, по два-три человека под одной лейкой, и гармониста с собой берем! Голый гармонист играет, сидя на мокрой табуретке, ближе к выходу, чтобы не залило инструмент. Мы все тоже в чем мать родила, хохочем во все горло, толкаемся, брызгаемся, трем друг дружке спинки, орем песни под гармошку. В душевую на шум заглядывает баба Нюра, она старая, ей лет 45, сильно пьющая и живет в нашей же общаге. Баба Нюра кричит нам: "Бесстыдники! Нехристи! Чо пьете-то?" - "Водку, неси стакан!" Наливаем Нюре стакан, и она уходит, не переставая на нас ругаться за бесстыдство. А мы хохочем и бесимся, и намывшись-набесившись, разбредаемся в халатах и полотенцах по своим комнаткам, предварительно договорившись повторить.
Выходные пьянки в общаге становятся доброй традицией, коллективные помывки тоже, только без гармошки, гармонист сказал нам, что не хочет портить инструмент. У нас крепкая, веселая компания из пяти-шести семейных пар. Мой муж уже держит в холодильнике бутылку водки - это на случай, если на очередном сборище не хватит выпивки, догнаться после пьянки вдвоем. На одном из таких догоняний, он признается мне, что хочет других женщин и предлагает открыть для взаимных измен наш крепкий брак по большой любви (с его стороны большой, я-то уступила его долгим ухаживаниям, не любя, просто потому что хороший парень). "Я молодой, мы рано поженились, я хочу догулять!" Ревность захватывает меня, ревность и обида, душу жжет напалмом, но я не подаю виду, еще чего.
"Хочешь - гуляй, но и на меня не обижайся" - отвечаю я ему и на ближайшей же помывочной гулянке отдаюсь соседу, потому что его жена, моя бывшая одноклассница и подружка, упилась раньше, уснула и мыться со всеми не пошла. В компании уже практикуется послепомывочный секс для всех желающих, парочка (а то и больше) задерживается "домываться", все всё понимают и оставляют желающих одних, мужьям-женам никто ничего не рассказывает, и девки свято верят, что "мой-то не такой", а мужики не знаю, как справляются, наверное договорились, какую можно, а какую нельзя... в общем и я примкнула к самым смелым, перешла рубикон, не заметив, и дальше понеслась во все тяжкие. Что привело меня к роковой любви, ну, я писала здесь.
...Роковая любовь кончилась пшиком, я живу одна в Е-бурге, теряю съемную комнату, так как в школе, где я работаю, не платят (середина 90-х!), ночую по впискам и пью-пью-пью. Когда ты пьян, то не так страшно жить. Вообще не страшно. Не жжет воспоминание о детях, не давит страх "где я буду жить", душа поет, душа летает. Как-то в пятницу с Васькой, лепшим дружбаном, мы вдвоем усасываем две литрухи джина Маккормик, пьем до шести утра, у Васьки-то в субботу выходной, а у меня-то восемь уроков, на работу к восьми. В семь часов Васька засыпает головой на столе, а я встаю, делаю шаг, падаю на пол и отрубаюсь тоже. В понедельник в школе меня вызывает завуч и предлагает уволиться по собственному желанию. Мне все равно, что со мной будет, я все потеряла.
Я увольняюсь и живу от вписки до вписки, там всегда весело, песни, гулянки, случайный секс, и есть водка, вернее разведенный водой спирт Рояль. Меня все любят, я веселая и безбашенная, умная и образованная. Единственное место, куда я хожу по большой нужде, а не только из удовольствия - это педагогический университет, музпед факультет, где я учусь заочно. Иду на красный диплом. Я являюсь на экзамены с выхлопом, однажды пришла с огромным фонарем под глазом, экономику сдавала, но педагоги мне все равно ставят пятерки. Я талантливая. И нахальная.
Пью уже запоями, хорошо знаю места, где всегда нальют, мне все равно с кем пить и что пить, главное - пить до упаду. Однажды не нахожу выпить дня три и получаю легкий приступ белки. Я одна в квартире, или мне кажется, что одна, под окном стоит грузовик на холостом ходу, мотор работает "та-та-та-та-та", я понимаю, что это приехали за мной, меня сейчас будут убивать, я залезаю под кровать и лежу там, стуча зубами от ужаса, каждую секунду умирая от страха, что сейчас меня найдут. Там под кроватью и засыпаю. К утру все проходит.
Но даже это меня не остановило. Сейчас пишу все это и самой смешно - как я не видела-то, что я спиваюсь. Ведь очевидно ж все было. Но тогда я не понимала, что скатилась уже ниже плинтуса. Я писала песни, пела, выходила уже осторожно на сцену. Верку вытащила из ее Ленобласти, и мы пели вместе. Вместе где-то жили, то там, то сям, Верка работала, я училась, у нас были деньги на еду и сигареты, мы ругались я уходила опять по впискам, потом возвращалась, Верка бухала еще больше меня, у нее своя история, в общем, как-то выживали. Я постоянно в кого-то влюблялась, Верка тоже, мы грустили о любимых, почему они на нас не женятся (и впрямь, интересно почему), и говорили-говорили-говорили о мужиках, это тоже был способ убежать от ужасной действительности. Мужики меня спасали. Одним своим существованием, мне было чем занять голову, учебы не хватало, училась я легко, между делом. А делом были мужики, десятки мужиков. Одних мужиков я любила, с другими дружила (но не спала), а с кем-то и дружила, и спала, но не любила. Училась, мечтала, читала, пила, спала с мужиками, и в голове у меня был туман, то ли от от мечтаний, то ли с бодуна, а скорей всего от музыки, которой у меня тогда в жизни было море, всякой, от классики до бардья.
Пить я решила бросить внезапно. Вдруг дошло. Мы хорошо спитой, крепко споенной компашкой собрались опять у Васьки (или у Яшки, я уже не помню) на какой-то праздник, первая пятница на неделе, перепились все опять, как сайки, а я больше всех. И спьяну зашел у нас разговор про творчество Иоганна Себастьяна Баха. И парни решили меня спросить, как у знатока и авторитета по вопросам классической музыки: "Нинель, а в каком веке Бах жил?" А я к тому времени биографию Баха сдала уже трижды, в школе, в училище и на музпеде, и теоретически должна была помнить его годы жизни в любом состоянии, 1685-1750, но тут вот замкнуло. Я была в опу пьяная и не смогла вспомнить инфу, которую мне забивали кувалдой в бОшку аж три преподавателя истории музыки на протяжении всей моей жизни, последний раз год назад. То есть распад, разврат, алкогольная деменция и деградация личности были, что называется, на лицо. Как состоявшийся факт. Не угроза, не когда-то где-то там, не "захочу, брошу". Я поняла, что погибла. Вот оно, случилось.
"Молодость пройдет, - подумала я с ужасающей ясностью, - красоты у меня отродясь не бывало, а если я еще и мозги пропью, то..." Я даже, кажется, повторила это вслух. Перспектива жить без мозгов меня напугала. Как же я замуж-то выйду, кто на мне женится на такой, кто меня полюбит?! И я стала бросать пить. Было несколько попыток остановиться, но все они оказались безуспешными. Организм, сц...ко, подводил. Он напивался сам, как зомби, я просто отключалась в какой-то момент, меня не было, а организм находил выпивку и напивался, но это уже не был веселый бесконтрольный бухач, это была война с собой, я не собиралась сдаваться. 1685-1750 повторяла я и после каждого провала начинала сначала. День-два-три, набухалась, день-два, набухалась, день-два-три-четыре, набухалась, неделя, набухалась, да что ж такое-то... Полковник Аурелиано Буэндиа поднял тридцать два вооружённых восстания и все тридцать два проиграл. Он дорого завоевал свое поражение.
Потом мне помог другой лепший дружбан, Мишка, он снял квартиру, загнал меня туда, заехал сам и где-то месяца два бдил, чтобы я просохла. Когда я с оловянными глазами поднималась, чтобы пойти искать выпивку, Мишка мне говорил "Куда?", и я вспоминала, что некуда, и сидела ровно. Меня ломало, меня колбасило, это не передать, какие муки я перемогала, но ломку я пережила, я перестала быть зомби, и скоро смогла держаться произвольно, сколько надо. Стало получаться. Так и бросила. А потом и замуж вышла, вот взяла и в одночасье бросила Е-бург, всю свою запойную и любимую компашку, и уехала в Москву. Замуж за Тёмку.
...Что-то понесло меня. Я ж хотела вам рассказать о пользе алкогольного экспириенса для моих духовных исканий. А она была, эта польза. Несомненная. Я совершила одно огромное, но неочевидное, духовное открытие.
Но сейчас, рассказав вам все это, я понимаю, что открытие я совершила, не когда пила. И даже не тогда, когда бросила пить. Я его совершила, когда через семь лет умер Тёмка, мой второй муж, мой Учитель, Любимый, Кормилец и отец третьего ребенка. Мне было 40 лет.
Когда я терзалась своим безутешным горем, то очень скоро углядела прямую связь между потерей близкого и ломками от пост-алкогольного отходняка. Я страдаю, не как человек, сказала я себе. Я страдаю, как н@рком@н. Ну, просто к тому времени, я уже очень хорошо знала, как страдают н@ркоманы (ну ладно-ладно, просто @лкаши) в отсутствии дозы. От потери партнера меня ломало точно так же. Вот прямо все симптомы, под копирку. Это открытие меня поразило. Я стала раскручивать это наблюдение за собой, находить ему объяснение, выстраивать логическую связь между, казалось бы, такими разными потерями (где бухло, а где любовь, ну, ничего святого!) И так поняла, что страдание не бывает легитимным или нелегитимным. Страдание все - нелегитимно, какой бы повод его ни вызвал. Потому что страдание - происходит от греха алчности (верните мне мою утрату, ааааа!!!!), а любовь - светла и безмятежна, смиренна и тверда. И если любишь не себя, а любимого человека - то страданию нет места в твоей душе. Перечитайте строки Апостола Павла.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,
не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,
не радуется неправде, а сорадуется истине;
все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
Но фиг бы я это поняла, если бы не пила всерьез пару лет своей жизни.