Я и раньше понимал, что в городе много людей, но только работая в доставке осознал — насколько. Каждая квартира — это отдельный мир, отдельная жизнь, со своим укладом и своими демонами. Раньше эти массы протекали мимо, обходили меня на улице бесконечным потоком размытых лиц, теперь же за ночь приходилось фиксировать в памяти сотни новых. Иногда везло, и человек встречал меня на лестнице, прикрыв дверь. Тогда всё было просто: расстегнул сумку, достал заказ, принял оплату, в памяти осталось только лицо. В прыщах, или в пятнах дерматита, трезвое, или убитое в хлам — неважно. А вот если приглашают войти, то там и запахи свои, и обои отходят, и кафель новый. Кто-то хорошо живёт, а кто-то, ха-ха, хуже.
И вот, казалось бы, ещё одна дверь, ещё одно небритое лицо с красными глазами. Руки привычно достают из термосумки заказ. Три пиццы по акции да два ролла по промокоду. Чаевые — не в этот раз. Всё как всегда, но лицо открыло рот.
— Денис? — Лицо улыбнулось. — Мелехов?
Я дёрнулся, в груди скакнуло напряжение. Лицо приобрело знакомые черты, скрытые за сетью морщин. Когда-то этот момент должен был настать.
— Антон… Дегтярёв. — Он протянул руку, оглядел её, вытер о штаны и снова протянул. — Помнишь?
— Заказ.
— Ах да, — спохватился он.
Я передал коробки, которые Антон тут же поставил на тумбочку.
— Тысяча пятьсот тридцать пять рублей.
— Картой. — Терминал издал длинный писк и выдавил язык чека.
Антон стоял, оттянув уголок рта в ухмылке, я чего-то ждал, будто и не было двадцати лет, будто только вчера выбежали из роддома. Кто он мне сейчас?
— Курьером работаешь?
— Подрабатываю.
— На машине?
— Да. — Я посмотрел на часы и стал двигаться к лифту. — Ладно, у меня ещё заказы.
— Стой! — Он нацепил кроссовки и как был, в домашних шортах и белой футболке в жирных бежевых пятнах, вышел на лестничную площадку. — С тобой прокачусь, не против?
Я замер, поднеся палец к кнопке лифта. Антон нажал за меня.
— Развеемся, вспомним прошлое.
С двадцатого этажа спускались в молчании. Я делал вид, что не могу застегнуть сумку, потом копался в приложении. Следующий заказ истекал через десять минут. Благо что в соседнем дворе.
— Подожди у машины, — тихо сказал я и вытащил с заднего сиденья пакет и сменил термосумку. Или холодильник, или короб, или гроб. В который я загнал свою жизнь.
Теплилась надежда, что к моему возвращению энтузиазм Антона иссякнет, и тот, попрощавшись, вернётся домой. На дворе второй час ночи, завтра вторник. Вот только Антон, которого я помнил, никогда не отступал от своих затей, и, к сожалению, по этой части он остался прежним. Курил, присев на капот и подпирая колесо ногой. Как и в школьные годы, от его сгорбленного силуэта у меня побежали мурашки.
— А ты чего полный? — встрепенулся тот, кивнув на пакет.
— Отказ, — коротко бросил я.
— Как это?
— Не ответили на звонки, значит, отказались.
— Не платили хоть?
— Платили. И отказались.
— Пф. Не думал, что такие дураки бывают. — Он выстрелил окурком в ночь.
— Деньги есть, могут себе позволить.
— Не, Дениска. — Он залез на переднее сиденье, как только фары моргнули. — Деньги есть, когда их не тратят впустую. Иначе они не задерживаются… Чёрт… Тесновата твоя Шкода. — Он отодвинул сиденье, наклонил спинку, всё подстроил под себя. — У Петюни в крузаке попросторнее будет. Помнишь Петюню?
— Ещё бы. — Я вырулил из дворов и направил машину по проспекту на другой конец района.
— Поднялся, важный стал. Слушай, — спохватился Антон, — раз отказались, то давай сами и схомячим?
Я оглянулся через плечо. По-хорошему доставить бы в ресторан и, как принято, разделить с парнями, но Антон опередил. Зашуршал пакет, захрустела коробка, по салону полетел запах сыра с пепперони.
— Дай бог здоровья дураку, что отказался. — Первый кусок тут же улетел в топку. За ним второй. — Давно работаешь, говоришь?
— Так, не очень.
— Ты чё, стесняешься? — Он загоготал. — Брось. Каждая профессия нужна. Без обслуги где бы мы были, да? — Крышка от морса полетела куда-то в ноги. — Но я сам ни за что бы не пошёл. Противно. Я бы лучше, как Петюня — лохов морочил. Тот открыл шмоточный интернет магаз и давай им паль впаривать. Иногда вообще деньги брал и ничего не высылал. В нашем мире не получить больших денег без обмана. Эта истина записана на стенах. Лох не мамонт. А ты вот честным, Дениска, всегда был. Потому и катаешься на октаве.
А ты ешь в рыгальне, хотел сказать я. Хотел, но не сказал.
— У Петюни теперь машина и квартира, баба вроде какая-то есть. Только в гости не зовёт, засранец. Забыл, что ли, как по заброшкам вместе лазили? — Он с хитрым прищуром толкнул меня локтём в плечо. — Ты-то помнишь, Дениска?
Я не ответил, сильнее сжал руль и вперил взгляд в дорогу. Как я мог не помнить.
— Вот удивительная штука — память. Столько лет прошло, а как будто вчера всё было. Такие времена замечательные…
Звонок телефона оборвал народившегося червяка ностальгии. Неизвестный. Я вытащил телефон из держателя, ответил — не решился при Антоне на громкую выводить.
— Кто?
Какой-то загробный стон, шуршание, потом длительное молчание, — не похоже на мошенников.
— Кто это?
— Да вешай ты.
— Эм… — тихо донеслось с того конца провода. — Вы кур… курьер?
— Кто это?
— Авиаконструкторов семн…адцать. — Говорила женщина, но как-то невнятно, через икоту и всхлипы, на вдохе. — Сто дев… девятая. Вы приезжали сегодня.
— Да, приезжал, — выдохнул я с раздражением. Там открыла милая блондинка в откровенном топе и короткой юбке. Она улыбнулась мне, я улыбнулся в ответ. — Возвраты не принимаем, надо было на месте смот…
— Помогите. Пожалуй…ста. Помоги-те. — Слова сменились всхлипами и рыданиями. — Вадим!
— Девушка? Алло!
Раздались гудки, и на повторные звонки уже никто не отвечал.
— Кто там? — Антон казался напуганным. — Мошенники?
— Хуй знает. — Я рванул на ближайшем перекрёстке направо. На красный. Нужный дом стоял всего в двухстах метрах.
Краем глаза пробежал по списку завершённых заказов. Ольга, летний сет роллов, два соевых, два имбиря. Что же у тебя случилось, Оля?
— У тебя же заказ, — нервничал Антон. — Ты куда рванул?
— Не знаю, — отрезал я и проигнорировал все последующие расспросы.
Машину бросил у подъезда, подскочил к двери. Красной, с потёками краски. Пальцы промахивались мимо кнопок, набирали другие цифры. Сто девятая. Долгие гудки. Я отошёл, глянул в окна. Где-то горел свет, но какие — нужные, определить не хватало спокойствия. Долгие гудки.
— Да что случилось-то? — Антон вышел из машины, прикрыл дверь.
— Помощи попросили.
— Кто?
— Девушка, которая заказ принимала.
— Тебе клиентка позвонила? — переспросил Антон.
— Да, в истерике, просила помочь. Я подумал полицию вызвать, но пока приедут. Поздно будет.
— Для чего поздно? Денис, садись в машину.
— Да погоди ты.
— Не понял, ты когда в герои записаться успел?
Я хотел огрызнуться, но тут гудки оборвались и сменились ритмичным писком. Сняла!
Если бы лестница не была за отдельной дверью, я взлетел бы на шестой этаж, но вместо этого пришлось ждать мучительно медленный лифт. Тут бы остановиться и впустить слова Антона внутрь, осмыслить. Я не герой, и никогда им не был. Так почему несусь сломя голову в лапы неизвестности? Чтобы что-то доказать бывшему обидчику?
Ольга стояла в дверях и рыдала. В лифчике и порванной юбке, она прикрывала рот ладонью и не могла остановить слёз. Руки в крови, алые разводы по всему телу.
— Ты звонила? — выдавил я.
Она закивала и, отойдя с дороги, села у стены, сдавленная новым приступом истерики. В квартире пахло спиртом, уксусом и чем-то сладким, металлически тяжёлым. Свет горел лишь в большой комнате, и в дверном проёме были видны мужские ноги. В джинсах и синих носках, безжизненные, неподвижные.
— Сдурел?! — Антон схватил меня за плечо. — Уходим, загребут же!
Оля смотрела на нас снизу вверх сквозь окровавленные пальцы. Как так случилось, что Вселенная за одну ночь решила схлопнуться и вывалить мне на голову всю тяжесть совпадений и травм прошлого?
— Денис!
— Завали. — Я сбросил его руку с плеча.
Несколько осторожных шагов, и я переступил порог гостиной, где в бессознательном умиротворении лежал Вадим. Рядом нож, на животе алое мокрое пятно. Он ещё дышал, но еле-еле. Натужно, сипло, и я словно наяву ощущал мерзкий запах испражнений, как тогда, двадцать лет назад.
***
— Дэнис-пэнис, выходи, гонять тебя будем. Выходи давай, мы знаем, что мать во вторую смену.
— Не выйду!
— Выходи, а то хуже будет.
И я вышел, потому что правда думал, что будет хуже. На следующий день всё равно пришлось бы видеться с упырями в школе, давить кривую улыбку от обидных шуток, жаться в углу, ловить окурки. А не выйти значило заострить шутки, раскалить окурки, обоссать угол.
— Ну вот, другое дело! А то: “Не выйду-не выйду!”
Антон, как обычно, притянул меня к себе за шкирку, обхватил шею и втёрся кулаком в макушку. Соня с Петей загоготали рядом, дожёвывая разломленный пополам пирожок. В школьной форме: юбка, брюки, пиджаки, — со стороны посмотришь и не поверишь, что в таких милых детях столько дерьма.
— Идём, Дениска. Сегодня у нас заброшка.
Опять заброшка. Каждый этаж старого родильного дома был изучен до последнего ржавого гвоздя. Негде спрятаться, некуда сбежать, — на разбитых окнах решётки, а там, где их не было, — бетонные куски с торчащими иглами голой арматуры на земле.
За несколько лет я приноровился к броскам каждого из ненавистной троицы. Петя всё время косил вправо, Соня часто не докидывала, а вот камни Антона приходилось принимать, иначе школа, острые шутки, раскалённые окурки, обоссанный угол.
Но в тот день всё зашло слишком далеко. Нет ничего бессмысленнее детской жестокости и безрассудства, и когда они сплетаются вместе, беды не избежать.
— Держи крепко, пэнис, — прошептала Соня. Деревянная рукоятка между пальцами казалась нереальной, лезвие затёрлось, не блестело.
— Вперёд, Дениска. — Антон подтолкнул меня в спину. — Лёгкий чик в ногу и неделю трогать не будем.
Неделя спокойствия, я не поверил ушам, на глаза навернулись слёзы.
Я вышел из-за угла. Под окном выпотрошенного кабинета лежал бухой мужик, от которого на весь этаж разносился запах грязи, мочи и блевоты. На густой спутанной бороде рыжели засохшие потёки, на драных штанах засыхало пятно. Невыносимая вонь. Помню, было ощущение, словно душа вылетела из тела и наблюдала за происходящим со стороны. Как щуплая фигурка школьника осторожно ступает по штукатурной крошке, останавливается возле тела. “Он же никто. Отброс, — твердел Антон в голове. — А мы тебя уважать начнём”. Фигурка заносит нож над отброшенной в сторону левой ногой. Да так и застывает, не в силах шевельнуться.
Соня выскочила, разъярённая, хотела покрасоваться перед парнями, показать как надо. Вот только никто не ожидал, что тело оживёт и озвереет, увидев нож у неё в руках.
Потасовка оказалась короткой, как жизнь. Соня отступила с широко распахнутыми глазами, в которых застыл страх. Рукоять торчала у бомжа из-под ребра. “Валим!” — рявкнул Антон, и я остался один на один с обмякающим телом.
Он просил о помощи, истекая кровью. Зажимал рукой рану, срывался на хрип, а я не мог двинуться. Меня вытащил Антон. Вернулся и рванул за плечо, обозвав, как обычно. Забрал нож и заставил молчать.
И больше никогда не трогал.
***
Яркое воспоминание, сильное. Когда-то оно владело мной, выжгло в голове образ жизни, которому я следовал многие годы. Не высовывайся, поддакивай, смейся, когда надо. Теперь воспоминание возникло на границе сознания тусклой вспышкой и сгинуло к чёрту.
— В скорую звони! — бросил я Антону и подлетел к парню. Обернулся. — Чего застыл? Звони!
А дальше всё как-то обрывками, на повышенных скоростях. По наитию, по сценам из сериалов и обрывкам школьных знаний, я наложил повязку, отвесил звонкую пощёчину, чтобы привести парня в чувство. Старался не кричать, но всё равно срывался на Олю, что не вызвала врача. Боялась. “Вы последний в списке вызовов,” — сквозь слёзы и сопли. Я пытался помочь. Ради себя, ради того безымянного бомжа, которого я мог спасти, но не стал, потому что испугался.
Но здесь у меня не было шансов. Скорая приехала забирать труп. За ней подлетела полиция. Те сжалились и ограничились лёгким допросом и просьбой никуда не уезжать, разрешили прийти в чувство пару дней перед явкой в отделение. Сержант даже сигаретой поделился.
Я вышел на улицу, присел на поребрик и в глубокий затяг закурил. Антон стоял рядом, потирая голову.
— Не ожидал, Денис, честно. Думал, что ты, как тогда. Убежишь. Я б на твоём месте так и сделал. — Он присел рядом, протянул кулак для удара. — А ты остался, хотел помочь. Уважаю.
— Слушай, — я выпустил облако дыма, смахнул пепел и посмотрел Антону прямо в глаза. — С какого перепугу ты решил, что мы друзья?
Тот нахмурился, вжал подбородок в шею.
— В смысле?
— Ты забыл, как гнобил меня? Как унижал перед всей школой?
— Да брось, — нервно усмехнулся он. — Это ж давно было, всё забылось.
— У тебя забылось, Антох. Как ты там сказал, память — забавная штука? Очень. Вот твоя не хочет, чтоб ты себя конченым ублюдком считал.
Антон подобрался, выпрямился. Футболку поправил.
— Важный какой стал, смотрите. Только я-то помню, кем ты был. Дэнис-пэнис.
Я впервые засмеялся от этого нелепого прозвища. Искренне. Или то было нервное, истерическое, ведь не спас мужика. Отпустило только за рулём, когда заклокотала машина. Хотелось бросить Антону под ноги коробку с пиццей, или лучше в лицо. Но я не стал. Зачем понёсся очертя голову на помощь? Вот за этим. Чтобы доказать себе, что нелепый Антон остался позади вместе с таким же нелепым прошлым.
Автор: Игорь Яковицкий
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ