- Когда-то, очень давно, господин Кавьяр дал тебе имя Мехмед. Иди, мой дорогой, обними своего отца, он слишком долго ждал этого, - Эстэр отпустила руку Ариэля и слегка подтолкнула его навстречу Ибрагиму.
Хана подошла к матери и взяла её за плечи.
Иероним, с восхищением внимавший словам Эстэр, перевёл сосредоточенный взгляд на отца и сына.
Мехмед подошёл вплотную к Ибрагиму, пару секунд смотрел ему в глаза, молниеносно обнял за шею и прошептал в самое ухо: ” Папа! “
Ибрагим сжал сына в крепких объятиях и содрогнулся от неслышных рыданий.
Бледная, но сумевшая взять себя в руки Эстэр теребила в руках кружевной платочек. Она казалась спокойной, о её невероятном волнении говорила лишь высоко и часто вздымавшаяся под оборками платья грудь.
У Иеронима перехватило дыхание от созерцания невероятно трогательной встречи отца и сына. Он прерывисто вздохнул и отвернулся, тайком смахивая набежавшие слезы.
Хана обняла мать и отчаянно зашептала: “Мамочка, что же теперь будет? Неужели Ариэль уедет в Грецию? И ты его отпустишь? Ты его настоящая мать, ты вырастила его, воспитала, ты любишь его…
- Хана, Ариэль волен поступать так, как посчитает нужным. Как бы мне не хотелось оставить его рядом с собой, я не вправе препятствовать ему, - строго оборвала эмоциональную тираду дочери Эстэр и смягчившись продолжила:
- Девочка моя, у Ариэля есть мать, та, чья кровь течёт в его жилах. Эта женщина не оставляла его по собственной воле, и её вины нет в том, что ей не пришлось его воспитывать. Давай оставим эту тему. Всё в руках Всевышнего, и в этом мне не раз довелось убедиться.
Тем временем Ибрагим и Мехмед выпустили друг друга из объятий и вели разговор.
- Манолис – кто это? Откуда я знаю это имя? – со сдержанной улыбкой спросил юноша.
- Манолис – это мой отец, твой дедушка, вы с ним были очень дружны. По роду своей работы я не мог уделять тебе много времени, а дедушка тебя очень любил и посвящал тебе всё своё время. Ещё у тебя есть бабушка София, ты похож на неё, сёстры. Ну и мама…А мама тебе ни разу не снилась, Мехмед? Она очень переживала, когда потеряла тебя.
- Я не помню, может быть, когда увижу, вспомню…Мне снилось только Ваше лицо.
- Конечно, вспомнишь, мой сын! Нам нужно о многом поговорить с тобой, я хочу, чтобы ты знал всё обо мне и своей семье. Завтра мы отправимся домой, однако, по пути заедем в Стамбул, - обняв Мехмеда за плечи, объявил ему Ибрагим.
- Мы будем сопровождать Иеронима-Эфенди? – спросил юноша.
- Не только. Мы встретимся с султаном Сулейманом и его хасеки Хюррем-султан, я хочу познакомить тебя с ними, – с гордой улыбкой произнёс Ибрагим.
- Султан Сулейман? Разве Вы с ним знакомы? – Мехмед с интересом посмотрел на отца.
- Да, мой Мехмед, знакомы, и уверяю тебя, что ты очень удивишься, узнав историю нашего знакомства, - загадочно промолвил Ибрагим, вызвав на лице сына вспышку недоумения.
- Простите, может нам стоит уже отправляться в Цфат? Господин Шломо просил нас не задерживаться, он очень волновался о предстоящей поездке, - подал голос Иероним.
- Да, конечно, если госпожа Эстэр не против, мы можем ехать, - возбуждённо ответил Ибрагим, не снимая руку с плеча сына.
- Нет, я не против, нам в самом деле пора ехать. Мне нужно будет собрать Ариэля…- Эстэр пару секунд помолчала и исправилась – я хотела сказать, Мехмеда…
- Мама, собирать меня не нужно, я не буду брать с собой много вещей, я уеду ненадолго, только повидаюсь с родными и вернусь. И ещё, если хочешь, ты можешь называть меня Ариэль, - твёрдо заявил юноша, искоса бросив взгляд в сторону Ибрагима - Хана, а почему у тебя такое лицо? Уж не собралась ли ты плакать, сестрёнка? Ты не поедешь с нами домой? – спросил он девушку.
- Я бы хотела, но мой Натан…- засмущалась она.
- Доченька, конечно, мы всё понимаем, ты замужняя дама, и тебе не следует оставлять супруга одного, приедете как-нибудь вместе, - Эстэр погладила дочь по щеке, и та, улыбнувшись, поцеловала руку матери. – Ну, а теперь давайте прощаться. Надеюсь, мы скоро увидимся, - ласково сказала она.
- Мехмед, разве ты не останешься в Парге? – глухо прозвучал расстроенный голос Ибрагима.
Юноша болезненно поморщился и посмотрел на мать.
Эстэр вновь пришлось регулировать ситуацию.
- Господин Кавьяр, прошу Вас, не огорчайтесь. Вашему сыну нужно время, чтобы до конца осознать то, что с ним произошло. Сейчас для него Родина здесь, а позже станет дорогА и Греция. Вы, как никто, должны это понимать, Вы же любите Стамбул не меньше, чем Паргу, верно? – женщина устремила проницательный взгляд на Ибрагима, и мужчина сдался.
- Да, верно, госпожа Эстэр. Отдаю должное Вашей мудрости, Вы сняли камень с моей души, я готов ждать,- улыбнулся он ей своими карими глазами и тотчас посмотрел на сына.
Юноша издал вздох облегчения и бодро ответил:
- Матушка, благодарю тебя, ты, как всегда, прочитала мои мысли. Именно так я и подумал, но не решился сказать, - он повернулся к Ибрагиму, взял его за руки и горячо произнёс:
- Отец, я счастлив, что нашёл Вас и всю мою семью. Но дайте мне время, и я уверен, что полюблю вас всей душой, вот Вас я уже люблю.
Ибрагим порывистым движением прижал сына к себе, и тот ответил ему крепкими объятиями.
- Ну что, идём к экипажу? – нетерпеливо предложил Иероним, все откликнулись на его призыв и направились по тропинке к большим воротам.
Дорога до Цфата пролетела быстро и незаметно. Ибрагим восторженно рассказывал о красотах Греции, Мехмед задавал ему вопросы, на которые отец охотно отвечал.
Господин Шломо в очередной раз вышел за ворота и, наконец, увидел выехавшую из-за поворота знакомую карету, запряжённую парой крепких лошадей.
Он заложил руки за спину, прошёлся взад-вперёд вдоль забора и, нахмурив брови, стал ожидать её приближения.
- Приехали! Я, таки, думал, не дождусь вас сегодня, - пробурчал старый еврей на приветствия дочери, протянул руки к Ариэлю и слёзно произнёс:
- Мальчик мой! Ариэль! Нехед!( внук) Шалом! Ма шломха? (как дела?)
- Бесэдэр! Саба! (В порядке, дедушка), – ответил Ариэль и обнял деда.
- Хорошо, хорошо, - с довольной улыбкой произнёс тот и похлопал юношу по спине.
- Идёмте в дом! Стол накрыт, - объявил он всем и первым направился к кованой калитке, которую открыл перед ним привратник.
Войдя в обеденную комнату, все расселись вокруг дубового стола, уставленного кушаньями, господин Шломо освятил его молитвой, произнёс “Бэтэавон (приятного аппетита)” и первым приступил к трапезе.
После нескольких минут молчания старый добропорядочный еврей, которого по праву можно было назвать Адам кашер, то есть тот, кто свято выполняет свои обязанности перед Всевышним, соблюдает его кашрут (заповеди), по традиции поведения за обеденным столом повёл беседу на возвышенные темы. Ибо его религия гласит: “Если трое за столом говорили о Торе (священная Книга в иудаизме), то они как будто ели со стола Всевышнего”.
- Скажи, мой дорогой внук Ариэль, завтра ты навсегда покинешь своего дедушку Шломо? – неожиданно спросил господин Коэн, когда трапеза подходила к концу.
Все замерли, отложили ложки и посмотрели на юношу.
- Папа, наш Ариэль…- начала говорить Эстэр.
- Разве мой вопрос предназначался тебе, дочь моя? – медленно повернул голову в сторону женщины господин Шломо Коэн.
- Слиха (извините), - сказала Эстэр и замолчала, прикусив губу. Юноша снял с колен салфетку, отодвинулся от стола и почтительно произнёс:
- Ло, Саба (нет, дедушка), я поеду знакомиться со своими родственниками. Думаю, моё путешествие не займёт много времени, - коротко ответил он.
- Тов, тов меод! (хорошо, очень хорошо)! Барух Ашем! (слава Богу!) – c улыбкой закивал головой Шломо и жестом подозвал к себе слугу.
- Можно подавать сладкое, - кивнул он, откинувшись на спинку стула и сложив на животе руки.
Через какое-то время принесли десерт: на белом блюде, украшенном по краю тонкой линией вишнёвого сиропа, лежал яблочный штрудель, присыпанный сахарной пудрой и аппетитно пахнущий ванилью и корицей, на других трёх тарелках – бисквиты с персиковым джемом, присыпанные лепестками тонко нарезанного миндаля.
Господин Шломо, Эстэр и Иероним указали прислуге на яблочный пирог, а Ибрагим и Ариэль потянулись за бисквитами.
Все сидящие за столом обратили на это внимание, и госпожа Эстэр с удивлением посмотрела на Ибрагима.
- Бисквиты с персиковым джемом – любимый десерт Ариэля. Неужели, и Ваш тоже? – спросила она.
- Да, и мой тоже, - взволнованно ответил он.
- Господин Кавьяр сладкоежка, а уж бисквиты с персиковым джемом приходится иногда от него прятать, - сказал Иероним-Эфенди, и все, кроме старого Шломо, рассмеялись, тот лишь слегка улыбнулся.
Насладившись чудесной выпечкой, гости поблагодарили хозяина дома за вкусный ужин и встали из-за стола.
- Прошу пройти в гостиную, - господин Шломо указал на дверь, и все покинули обеденную комнату.
Расположившись в уютной большой зале, присутствующие на некоторое время замолчали, слово взяла госпожа Эстэр:
- Ариэль, у меня к тебе будет просьба, ты знаешь, какая, - посмотрела она на юношу и загадочно улыбнулась, - если тебе не трудно, прошу, услади мой слух, да и не только мой. То, как ты умеешь это делать, никого не оставит равнодушным.
Господин Шломо закрыл глаза и с благостным выражением лица медленно закивал головой, соглашаясь с дочерью.
- Конечно, матушка, мне не трудно, с удовольствием, - ответил молодой человек, подошёл к шкафу, достал оттуда скрипку, взял в левую руку, и взмахнул смычком.
Тотчас из-под тонких длинных пальцев юноши под своды комнаты полилась божественная музыка.
Господин Коэн, не открывая глаз, сцепил пальцы рук, поднёс к груди и стал потихоньку раскачиваться из стороны в сторону.
Эстэр с блаженной улыбкой на лице утонула в мягком кресле.
Она с гордостью посмотрела на Ариэля и перевела взгляд на Ибрагима, ожидая увидеть на его лице удовольствие или удивление, однако ничего подобного не заметила.
Это огорчило её, и она посмотрела на Иеронима. Тот тоже не выглядел умиротворённым, а, скорее, серьёзным, как будто присутствовал на одной из своих лекций.
Испытав разочарование и обиду за сына, Эстэр выпрямилась, положила руку на подлокотник и с недовольным выражением опустила глаза, но тотчас вновь их подняла и застыла от неожиданности.
Господин Кавьяр, ни слова не говоря, встал, подошёл к сыну и, тяжело дыша, направил на него пронзительный взгляд.
Юноша перестал играть и в недоумении посмотрел на отца.
Господин Шломо приоткрыл глаза, желая узнать, почему внук перестал играть, и сердито уставился на Теодораса Кавьяра.
В комнате было так тихо, что стал слышен монотонный ход стрелок старинных часов.
- Дай мне, пожалуйста, - попросил у сына скрипку Ибрагим, и юноша медленно протянул ему инструмент и смычок.
Кусая от сильного волнения губы, мужчина взял в руки скрипку, положил её на левое плечо и, слегка ударив древком смычка по струнам, начал его длинное и медленное движение.
Скрипка запела, сначала густо и строго, потом мягко, бархатно и душевно, дальше - солнечно, звонко и ярко.
Спустя несколько минут Ибрагим искусно коснулся пальцем открытой струны в определённой точке – применил специальный приём, флажолет, и скрипка зазвучала, как флейта, нежно-свистящим тембром. Этой техникой игры хорошо владели только скрипачи, обладающие высоким мастерством.
В семье Коэнов об этом знали все.
Но никто из них и подумать не мог, что греческий торговец, отец их Ариэля, является таким виртуозом в игре на их любимом музыкальном инструменте.
Иероним, конечно, знал, что друг великолепно играет на скрипке, но то обстоятельство, что и его сын мастерски владеет именно этим инструментом, явилось для учёного ещё одним доказательством, пусть и косвенным, своей гипотезы, касающейся наследственности.
А вот на членов семьи господина Шлома, на него самого в частности, нежданное событие произвело ошеломляющее впечатление. Коэн увидел в этом знак свыше и по-иному посмотрел на Теодораса Кавьяра, окончательно признав за ним отцовское право на Ариэля.
Мехмед во все глаза смотрел на отца, выражая своим взглядом полный восторг.
Эстэр на миг замерла, заворожённая чарующими звуками музыки, и залюбовалась мужчиной, создававшим их.
Вдруг старый Шломо как-то странно всхлипнул, сморщился, схватился за сердце и откинулся на спинку кресла.
- Папа! – вскрикнула Эстэр, подскочила к нему и стала расстёгивать ворот его рубашки.
Ей на помощь поспешил Иероним, Ибрагим с Мехмедом также подошли ближе.
- Госпожа Эстэр, что с пульсом? – деловито спросил лекарь.
- Частота сердечных сокращений выше нормы, аритмии не наблюдается, - сообщила женщина. – Кожные покровы без изменений.
- Это хорошо. Вероятно, сильное эмоциональное потрясение, - предположил Эфенди, - я сейчас принесу лекарство, - сказал он и торопливо вышел из комнаты.
Вскоре пожилому человеку стало лучше, и все с облегчением вздохнули.
- Господин Кавьяр, подойдите, - слабым голосом подозвал Ибрагима Шломо, и мужчина встал возле него.
- Вы талантливый человек, умный, порядочный. Вы будете хорошим отцом моему Ариэлю. Теперь я могу уйти спокойно, зная это. Будьте счастливы, - сказал Шломо и закрыл глаза.
- Господин Коэн, Вам рано уходить, да пошлёт Вам Аллах долгих лет жизни, - смутившись от неожиданной похвалы старого еврея, ответил Ибрагим.
- Папа, ну что ты такое говоришь, - возмутилась Эстэр, - ты просто перенервничал, Иероним-Эфенди даст тебе лекарство, сейчас я принесу успокоительный отвар, всё будет хорошо.
- Принеси и останься, я хочу поговорить с тобой наедине, - проворчал Шломо, покосившись на дочь, и та отправилась на кухню.
- Постарайтесь уснуть, господин Шломо, Вам нужен покой, - сказал Иероним-Эфенди, и все трое мужчин вышли из гостиной, когда туда с графином в руках возвратилась госпожа.
- Эстэр, ты здесь? Ты одна? – спросил её отец и, услышав утвердительный ответ, открыл глаза. – Дай мне слово, что вернёшься к Биньямину, - без предисловий строго заявил он, давая почувствовать тоном голоса, что не потерпит отказа. – Я хочу уйти, зная, что твоя жизнь устроена, что она вернулась к своему обычному размеренному течению, как течёт река по равнине.
Не услышав в ответ от дочери ни слова, Шломо изменил тембр голоса на более мягкий.
- Эстэр, любимая моя доченька, твоя мама, находясь на смертном одре, просила меня быть тебе не только отцом, но и матерью, сделать всё, чтобы ты была счастлива, оградить от всякой опасности. Все эти годы я старался поступать именно так. Биньямин любит тебя, он достаточно заплатил за свою ошибку. Ты же знаешь, что вот уже более трёх лет он живёт отшельником, мои друзья в Иерусалиме всё о нём знают. Поверь, он раскаивается и больше не обидит тебя, - со страстной убедительностью заговорил отец, глядя дочери прямо в глаза.
Не увидев в холодных глазах дочери отклика на свою речь, Шломо в отчаянии откинулся на подушку, заботливо подложенную дочерью под спину, и, потирая лоб, глухо сказал:
- Ты любишь его…Эстэр, ты всегда была умной девочкой, не делай глупостей, он разобьёт тебе сердце. Он никогда не бросит жену, сАмое бОльшее, что он сможет предложить тебе, это стать его второй, а, может, и пятой женой. Он мусульманин, и его религия позволяет это сделать. Разве ты этого хочешь? Разве для этого мы с мамой родили тебя?
- Папа, родной, успокойся, я не собираюсь становиться пятой женой господина Кавьяра, - устало произнесла Эстэр, - ты прав, твоя дочь всегда была здравомыслящей девочкой. Я всегда была с тобой откровенна, позволь мне быть такой и сейчас. Да, я испытываю к отцу нашего Ариэля непозволительно сильные чувства, но никогда не приму его предложение, и причина тому довольно проста и не так возвышенна, как ты думаешь. Всё слишком поздно. Папа, я угасаю, как женщина, пройдёт некоторое время, и я начну стареть не по дням, а по часам, и даже наш друг Нострадамус не сможет мне помочь, - с печальной улыбкой посмотрела она на отца и грустно продолжила:
- И я не желаю, чтобы данную неизбежность видел этот мужчина. Пусть запомнит меня такой, как сейчас, перед закатом женщина особенно хорошА, будто природа даёт ей вдоволь надышаться, - тяжело вздохнула Эстэр. – А к Биньямину я вернусь, если ты так хочешь, и у нас будет добропорядочная семья, наша Хана скоро подарит нам внуков, а тебе, папа, – правнуков. И мы попросим нашего зятя Натана, чтобы одному из них он дал имя Ариэль, - в глазах женщины заблестели слёзы.
Шломо внимательно слушал дочь, и его глаза наполнялись невероятной любовью пополам с жалостью к своему ребёнку.
- Пусть бы моя Роза была старой и некрасивой, со множеством морщин и складок, лишь бы только она была жива, - задумчиво произнёс он и тут же опомнился.
- Эстэр, прошу тебя, ты не должна правильно понять мои слова. Они касаются только меня. И к этому греку не имеют никакого отношения. Твоя мама была и остаётся единственной моей любовью, также она была и единственной моей женой. А у этого мусульманина уже есть жена, и он её любит, раз она родила ему столько детей. Общие дети делают эту любовь ещё крепче…
- У нас с ним тоже есть сын…общий, - не дослушав отца, прошептала Эстэр, уронила голову на колени и горько расплакалась.
Шломо сморщился, поднялся с подушки и накрыл руками плачущую дочь.
- Доченька моя, прости своего старого глупого отца, я повёл себя непозволительно жестоко по отношению к тебе. Но это только для того, чтобы защитить тебя от возможных страданий. Вчера этот грек любил свою супругу, сегодня любит тебя, ты уверена, что завтра он не полюбит ещё кого-нибудь? - с запалом произнёс он и тут же заулыбался - Хотя вряд ли он встретит кого-то достойнее, чем ты, моя красавица, моя умница. К тому же он уже не молод, я заметил в его шерстистой бороде седые пучки.
При словах о бороде заливавшаяся слезами секунду назад Эстэр звонко рассмеялась.
Старый Коэн нахмурился и наставительно сказал дочери:
- Эстэр, держи серьёз! Твоя влюблённость совсем не идёт тебе на пользу! Ты всё больше напоминаешь мне булочницу Мейлу.
Услышав это, Эстэр буквально утонула в волнах смеха, накативших на неё.
Отец искоса посмотрел на дочь и спрятал удовлетворённую улыбку в кулак. Он всё понимал, этот старый мудрый еврей, и постарался хоть немного помочь своей девочке обрести душевный покой.
- Эстэр, доченька моя, я хочу, чтобы ты знала, я всегда гордился тобой, люблю и горжусь сейчас, - ласково произнёс он и поднял руки, чтобы обнять дочь, и она тотчас прижалась к нему, и ей стало так легко, как в детстве, когда в сильных папиных руках проходила вся её боль.
– Эстэр, но…он придёт к тебе сегодня и станет сбивать тебя с толку. Я видел, какими алчущими глазами он смотрел на тебя, - вновь нахмурил брови старый Шломо..
- Я знаю, я просто прощусь с ним, - ответила она, поцеловала отцу руку и высвободилась из отцовских объятий. – Отдыхай, папа, всё будет хорошо, вот увидишь.
Шломо кивнул, проводил взглядом дочь до двери, закрыл глаза и с облегчением вздохнул.