В переоборудованном под полевую столовую буфете вокзала было довольно темно. Посередине общего стола горела всего одна свеча, в свете которой угадывался доедающий свою порцию ужина Сергей. Я наелся достаточно быстро и стоял сейчас, глядя в окно на сияющую от «Пелены» бурю. Дети поужинали до нас. И сейчас кроме нас с ним в столовом зале никого не было. Лишь из кухонного отсека доносились звуки моющейся посуды. Бригада девочек-поваров заканчивала вечернюю смену.
- Как тебе ужин? – покончив с едой, Сергей подкатил ко мне, достал свою неизменную пачку сигарет и закурил.
- Вкусно. Если не знать, из чего это было приготовлено.
- Поверь мне, Герман, собачье мясо – не самое худшее, что может оказаться на столе. Самое худшее, если на столе ничего не окажется.
- Всё идёт к этому?
- Конечно. Больше сорока ртов. Столовая для персонала на вокзале предусмотрена не была. Соответственно, склада с продовольствием нет. Буфетные запасы, сам знаешь, ни о чём. Сегодняшние собаки были подарком. Но при таких темпах, если не явятся спасатели, нас ждёт голод.
В дверь легонько постучали.
- Да-да, Катя, можешь забирать.
В зал просочился силуэт девочки, она быстро забрала наши грязные тарелки с кружками и приборами и, извинившись, снова исчезла за дверью.
- Какие у нас варианты? – проводив тоскливым взглядом силуэт девочки, спросил я.
- Да немного. Идеальным было бы наладить энергообеспечение здания и запустить радиостанцию, чтобы связаться со спасателями. Если, конечно, осталось, с кем связываться.
Он выбросил трясущейся рукой окурок сигареты в бочку и тут же достал новую, прикурил.
- Думаешь, некому нас спасать?
- Пять дней, Герман. Пять дней! Если бы вспышка уничтожила только Канск или хотя бы ближайшие к периметру «Пелены» районы, сюда бы уже кто-нибудь бы да явился. Шастали бы военврачи в РХБЗ. Делали бы замеры. Оцепляли район. Искали бы выживших. Или МЧС с журналистами. Нас бы показывали по всем каналам мира: «Сенсация, иркутяне объявили войну!» И тому подобное. Но прошло пять дней. Три дня из них никаких сведений о других выживших не было. А на дворе середина ноября. Морозы. Я не знаю, что делать? Если связь наладить не удастся, придётся организовывать экспедиции в город. До продовольственных магазинов. Но весь город кишит животными. У нас нет шансов, Герман.
В глазах Сергея виднелись слезы. Сейчас в нём не было ничего от того строгого военного, что разговаривал со мной через дверную щель в камере. Что поучал меня возле операционной. Он был испуган. Мне стало так тоскливо, что я ничего не смог поделать. Сел на подоконник и заплакал. С рёвом, как маленький ребёнок. Такой же рёв доносился в кухни. Это продолжалось всего несколько секунд, пока в голову не пришло понимание абсурдности всего происходящего. Я вытер слёзы и потряс головой, выгоняя из себя тоску.
- Отпустило? – Сергей сидел рядом, вытирая слёзы.
- Что это было?
- Я думаю – воздействие пси-поля. Посмотри в окно, замечаешь перемены?
Сначала я не замечал ничего, но потом понял. Окрас свечения сменился. Почти незаметно. Но минут пятнадцать назад он горел голубоватым оттенком, а сейчас отдавал зеленоватым.
- Цвет поменялся!
- Верно. Это стало происходить после вспышки. Обычно под вечер, как стемнеет. Днём, наверно, то же самое происходит, но из-за света днём «Пелену» почти не видно. Раньше она стабильно светилась белым. Сейчас меняет цвета по радужному спектру. И стало всё странно. Дети ведут себя как взрослые. На их глазах собаки разрывают товарищей, а они мыслят конструктивно, как солдаты. Я сначала думал, что это мы с Ильёй воспитали чудовищ, - Сергей, улыбнувшись, хмыкнул, - Но, когда мы с ним, мужики за сорок, пятнадцать лет воевавшие в разных горячих точках, начали рыдать как дети по вечерам, поняли, что все эти перемены поведения вызваны чем-то извне. Думаю, пси-поле «Пелены» как-то переплетает наши разумы, что ли. В плане поведения детей такие перемены нам на руку. Короче, тут разбираться ещё и разбираться.
- Можно как-то спрятаться от этого?
- Теоретически в подвале. Земля вроде как экранирует. Ведь крысы, которые были в подвале, все равно озверели. Они, видимо, более чувствительны к излучению. Подвал сейчас небезопасное место, поэтому мы туда не ходим.
Сергей задумался и замолчал, почёсывая подбородок. Какое-то время в столовой стояла тишина.
- Да. Так вот, - ожил военный, - детей до двенадцати лет отправлять заниматься сталкерством в руины, полные взбесившихся животных, я бы стал только в крайнем случае. Давай думать, как попасть в подвал. Есть у меня пара идей, изложу их утром. Сегодня ещё подумаю. Но сразу говорю, мне нужна будет твоя помощь. Детей я в подвал не пошлю. Так что я прошу помощи у тебя.
- Я готов помочь. Но скажи, что может сделать дед, если офицер ГРУ в отставке ничего не смог сделать?
- Я же сказал, у меня есть кое-какие идеи. И вообще, тогда мы были не готовы к такому повороту, сработал эффект неожиданности. Даже самого крутого бойца может убить любая крыса внезапным ударом сзади.
Сергей достал ещё одну сигарету.
- Так что я сейчас докурю и пойду спать. Ты тоже иди, завтра рано вставать. Зайди в третью комнату, спроси Настю, она у нас что-то вроде коменданта. Выдаст тебе мыло и полотенце. Отведёт в санузел, умоешься и сходишь в туалет.
- Туалет?
- Конечно! Но для мальчиков он открыт только перед сном. Днём парни ходят в вагоны.
- Кстати, насчёт вагона… - начал я.
- Завтра посмотришь на свой. – угадал мои мысли Сергей, - В шесть подъём. Завтрак. После завтрака парни тебя проводят на место. Но сначала придётся поработать лопатой.
Умываясь, я пытался рассмотреть своё лицо. Из зеркала, весящего над умывальным тазом, на меня смотрело худое лицо старика. Освещённый тусклым светом свечи морщинистый лоб, покрытый чёлкой смолисто тёмных волос без проседи. Густые чёрные брови. Тяжёлые веки, опоясывающие серые глаза. Тонкие морщинистые губы. Впадины щёк, подёрнутые недельной щетиной, тонули в тени от скул. Правую щёку обнимала ладонью короста от ожога. В общем, не так всё и плохо, как я думал.
Сделав все свои дела, я вышел из санузла. Меня встретили два парня. Раньше я их не видел. Сколько же тут детей? Они сопроводили меня до моей камеры хранения. Путь они освещали старым, но работающим динамо-фонариком.
«Сто лет таких не видел» - всплыло в голове.
Ребята открыли мне дверь. Отношение ко мне в кругу местных за вечер заметно изменилось. Пришедшие в себя Андрей с Артёмом рассказали остальным, что я «норм дед», и меня больше особо не боялись.
Зайдя в камеру, я приятно удивился. Все грязные куртки были убраны. Камера была вымыта, пахло чистящими средствами. Гарь не стене и двери оттёрли, как могли. У правой стены стояла тумбочка и застеленная чистым бельём металлическая кровать. На тумбочке лежала свеча и зажигалка. Было хорошо натоплено. В дальнем углу виднелась охапка дров, судя по всему, обломки какой-то деревянной мебели. Дождавшись, когда я зажгу свечку, они попрощались и заперли дверь снаружи.
Раздевшись, я прилёг на кровать. Это был долгий, насыщенный разными событиями день. В голове крутился такой клубок мыслей, и я был абсолютно уверен, что ни за что не усну. Задув свечу, я положил её на тумбочку и прислонил голову к подушке, мгновенно провалившись в сон.