— Поймите, девушка, у меня личный вопрос к Евгению Сергеевичу, срочный. Он сегодня на работе? — женщина, которой на вид было лет пятьдесят, взволнованно трясла папкой у стойки администратора.
— У него сейчас операция, когда он освободится, я не знаю. Запишитесь к нему на консультацию.
— Давайте, — послушно кивнула посетительница и облизнула пересохшие губы.
— На двадцать седьмое, на десять...
— Ой, нет, а раньше нельзя? Вы поймите, мы не местные, столько ждать приёма не можем. Это же платный приём.
— Да, конечно, у нас частная клиника, всё платно. Евгений Сергеевич лучший пластический хирург, попасть к нему сложно, обычно по полгода ждут.
Женщина явно расстроилась и отошла от стойки. Она села на стул у стены и запрокинула голову. Это был предпоследний врач, которого ей порекомендовали. Предпоследний шанс.
— Катя, — мужчина в медицинском костюме положил на стол администратору бумаги, — я через час домой, оформи бумаги, чтобы подписать до отъезда.
— Хорошо, Евгений Сергеевич.
Женщина у стены, услышав знакомые имя и отчество, подскочила.
— Евгений Сергеевич! Миленький. Секундочку послушайте меня, вы же Зимин?
— Да, Зимин.
— Я Кривко. Кривко Марина Юрьевна. У меня один вопрос, точнее два, но к вам не попасть.
Администратор попыталась вмешаться:
— Я предлагала записаться на приём, женщина, врач занят.
— Что у вас? — Евгений Сергеевич повернулся к женщине и готов был выслушать.
— Дочь у меня, ей нужна операция. Но нас нигде не берут, а если соглашаются, то огромные суммы просят.
— Ну, пластические операции дорогое удовольствие. Сколько лет дочери?
— Семнадцать.
— Пластика в семнадцать? Вы бы пришли с дочкой, я бы посмотрел. А так...
— Я... не смогу... доктор..., — руки Марины Юрьевны затряслись. Она пыталась открыть папку, чтобы достать какие-то бумаги, но листы выскользнули и полетели на пол.
— Приходите с дочерью, Катя, помоги женщине и запиши на следующую неделю до 8 утра. Мне минут двадцать хватит. Напомни только.
Врач ушёл, а администратор "надела" на лицо маску недовольства и вышла из-за стойки.
— Вот зачем вы врача отвлекаете? Он операцию провёл, а вы тут со своими бумагами, сказала же...
— Вы не понимаете, и дай Бог, чтобы никогда с таким не столкнулись.
Лицо женщины стало серым, глаза наполнились слезами, а губы задрожали. Она дождалась, когда девушка заполнит данные, а потом взяла и скомкала небольшую визитку, на которую администратор записала дату и время, толкнула дверь свободной рукой и вышла на улицу.
Осенний терпкий воздух окутал её сразу. Вчерашний дождь всё ещё витал в воздухе, дрожал в лужах, и скатывался с опустившихся под осознанием скорой зимы ветвей.
Марина Юрьевна села на лавочку у здания больницы и закрыла голову руками. Ей редко удавалось показать свою слабость, расплакаться прилюдно, сейчас был уникальный момент. Никто не видит и знать не будет. Она кремень.
Сколько так просидела на скамейке Марина Юрьевна, она не знала. Домой уезжать только вечером. Она опросила с двух своих работ и уже не торопилась.
— Куда вам? Садитесь, есть время поговорить, — рядом со скамейкой остановился белый автомобиль.
— Почему вы остановились? — спросила Марина Юрьевна.
— Вы одеты не так, как мои постоянные клиенты и пластика нужна ребёнку.
— Спасибо, я на ж/д вокзал.
— Мне по пути, — кивнул Евгений Сергеевич. — Рассказывайте.
— А что говорить..., — пристёгивая ремень безопасности начала свой рассказ женщина. — С Авдеевки мы. — Зимин быстро кинул взгляд на пассажирку, но та смотрела вперёд. — Мужа ещё в 2017 году не стало, сам пошёл защищать свою землю, по собственному желанию, да и я не отговаривала, всё понимала. Насте только восемь исполнилось, когда он ушёл, а в 2017 уже двенадцать было. Мы долго не уезжали, только вот три года назад, когда стало совсем тяжко, решились.
Уходили полями, между многоэтажек уже были люди в форме, техника прибывала, страшно стало, вроде и наши, и не наши совсем. Холодно было в тот день. Я это хорошо запомнила. Не спрашивайте, почему раньше не уехали, — словно оправдывалась она, — привыкли, да и родина это наша. Муж не отдал им нашу землю, а мы то что?
У аптеки я замешкалась, вспомнила, что не выпила утром таблетку, остановилась. А там подвал, такой разукрашенный, уж не знаю, что там было, может магазин.
Выскочил оттуда парень в форме, схватил нас с дочерью и вниз. Мы даже ничего не поняли. А потом, когда до меня дошло, что для развлечения они нас схватили, я умолять стала, чтобы дочь не трогали. Это их ещё больше разозлило. Они меня напротив посадили и заставили смотреть...
Марина Юрьевна замолчала, Зимин крепко сжал руль, что костяшки его пальцем побелели. Они стояли на светофоре, но, казалось, вокруг не было никого.
— Вот, — женщина достала из папки фотографии спины, шеи, живота своей дочери и показала Зимину. — Нам бы вот это убрать, остальное, буду копить...
— Она в сознании была, когда они ей это выжигали и кололи? — произнести вслух и описать то, что он увидел, не мог даже врач, насмотревшийся на своём веку многого.
— Да, — быстро ответила мать. — Я уже полгода ищу врачей. Но некоторые отказываются, другие просят слишком много денег и не гарантируют результат. Мне посоветовали вас и Артемьева Александра Ивановича. Но к нему даже платно я не смогла попасть. А нам уже срочно нужно. Ей поступать совсем скоро, она комплексовать стала, с психологом работаем уже год, а толку нет, выпускной опять же, платье, о котором она всегда мечтала, не наденет ...
— Оставьте мне эту папку и телефон свой запишите, — лучше в нескольких местах. — Я позвоню.
Евгений Сергеевич высадил женщину у вокзала и сразу же набрал телефон своего друга.
— Саша, привет. У меня к тебе дело. Да. Личное. Уже еду.
Они оба, два великолепных врача, два хирурга, долго смотрели то на фотографии, то друг на друга.
— Страшно это Женька. Это какими зверями нужно быть?
— Это хуже зверей, Саша. Мы тут с тобой подтяжки делаем, жир откачиваем. А оно видишь как там.
— Паспорта у них наши, это упрощает дело. Возьмусь, только если в паре с тобой, с заведующим нужно переговорить как можно быстрее, план на следующий месяц завтра утверждают. Тут, Женька, надо попробовать оформить девочку к нашему учителю, а не в платную клинику, операционную он нам выделит на благое дело. И, вообще, знаешь, надо мне для вот таких случаев хотя бы день в месяц выделять, подождут эти красотки. Кстати, а у тебя много приходят исправлять дефекты, или всё совершенствуются?
— Я тоже сейчас об этом подумал. Эстетика у меня в последние годы только из разряда "а можно как у... " или "хочу вот такие, как у...". Спасибо тебе, Саша.
— Не за что. Хотеть, не значит получится.
— Получится, ты чего? Нужно, чтобы получилось. У девочки вся жизнь впереди.
***
Марина Юрьевна ждала ответа долго по её меркам — два дня. Зимин несколько раз повторил:" Мы берём вас, берём", — будто сам себя уверял, что получилось. — "Подготовиться нужно, сдать все анализы, я жду вас, когда будет удобно, за направлениями".
Марина Юрьевна с дочерью шли в этот момент вдоль витрин магазинов с одеждой.
— Платья какие красивые. Может, купим тебе платье на выпускной, а не костюм с водолазкой?
— Тут везде спина открытая и шея. Не хочу, мам.
— Настя. Спина почти закрыта, а шея гипюром прикрыта как раз. У меня есть для тебя новость. Я сейчас по телефону говорила с врачом, — мать начала издалека.
— Мам, опять..., — девушка дёрнула плечом и отвернулась. — Не хочу больше об этом.
— Ты не поняла. Я нашла врача, который уберёт всё.
— Мам. Ты вкалываешь на работах только, чтобы накопить денег на то, что нужно тебе, мне всё равно, — сдерживая слёзы высказалась дочка.
— Настя, — мать легонько тронула её за руку. — Это не только твоя боль, но и моя, дай и мне начать жить заново, и себе в первую очередь. Сейчас пока я отвечаю за тебя, давай попробуем. Сходим к врачу и решим, соглашаться или нет.
Настя опустила голову, но кивнула. Годы надрыва измотали её всю. Она похудела и уже не радовалась простым вещам, часто вздрагивала и плакала по ночам, когда не видела мать.
***
Двое взрослых мужчин сидели за длинным белым столом в ослепительно белых халатах. В комнате было светло, прохладно. Кроме солнечного света всё было белое, врачей выдавали лишь лица, руки и галстуки на синих рубашках.
Настя чуть прикрыла глаза, но сделала шаг вперёд, мать закрыла дверь и тоже прошла к стульям. Марина Юрьевна тут же выложила все документы и результаты анализов перед врачами и села на стул справа. Настя села слева.
— Всё прекрасно, отлично, — перекладывая бумаги, кивал Артемьев, словно нисколько не сомневаясь в результатах. Так и должно было быть. После краткой беседы Зимин выпрямился и встал:
— Настя, мы уже видели фотографии с Александром Ивановичем, но нам нужно осмотреть тебя. Пройди за ширму.
— Да, конечно.
"Ты тоже так думаешь? Здесь времени нужно будет больше".
"Да. Ага".
Мать теребила юбку. Ничего из того, что она слышала, она не понимала. Терминов хирурги не произносили, только общие фразы.
— Марина Юрьевна, всё в силе, госпитализация по графику. Но, как мы и думали с Александром Ивановичем, понадобится не одна операция. Две, а лучше три.
— Да, мы понимаем, нас уже предупреждали, объясняли.
***
— Длинное на тебе лучше смотрится, персиковое сливается с кожей, а вот это бирюзовое очень красиво.
Марина Юрьевна с Настей уже два часа не выходили из примерочной магазина.
— Мне тоже бирюзовое понравилось больше. И на причёску останется.
— Если нравится другое, бери, я добавлю, и на платье, и на причёску.
— Нет, мам, — улыбнулась дочь и беззастенчиво повернулась к зеркалу спиной. Это самое красивое платье для выпускного вечера.