Здесь парадокс заключается в следующем. Невозможно представить себе школьную программу без этого произведения. И в то же время трудно найти что-то более неподходящее для школы.
Если сравнивать с Пушкиным, то это какая-то полная его противоположность, лунный антипод. Это совсем другой, нежели у Пушкина, морально-нравственный и духовный космос, а стало быть, и кодекс чести.
У Пушкина – моральная и духовная ясность, в «Капитанской дочке» доведённая до высшей однозначности. Дурное – дурно, благое – благо. И эта ясность характерна не только для традиционной «Капитанской дочки», но и для более модернистского «Евгения Онегина». Взять, к примеру, ключевой момент романа: отповедь главного героя Татьяне после её признания. Ведь он поступает как глубоко порядочный человек, другое дело, что не распознал, не сориентировался.
А что мы видим у Лермонтова? Максим Максимович – вроде бы совершенно положительный персонаж (по сравнению с Печориным). Однако именно он и является виновником всей этой безобразной истории с Бэлой, поскольку, будучи комендантом крепости, отвечал за обеспечение дисциплины во вверенном ему гарнизоне. И тут опять напрашивается сравнение с «Капитанской дочкой», с комендантом Белогорской крепости Иваном Кузмичом и супругой его Василисой Егоровной. И вроде как потешно это их хозяйственно-семейное комендантство, но с точки зрения воинского долга оно просто безупречно.
Здесь же: младший офицер умыкнул дочь местного князя и живёт с ней в гарнизоне, а комендант становится кем-то вроде посажённого отца. Всё это вне законов, вне традиций – как православных, так и мусульманских, как воинских, так и местных горских. Затем Казбич убивает князя, отца Бэлы – это ведь тоже последствия необдуманных действий Печорина и Максима Максимыча – и никаких последствий ни в пространстве повести, ни в мыслях рецензентов.
Но по большому счёту всё это детали, поскольку главной странностью – или даже ущербностью – «Героя нашего времени» является другое. Подойдём к нему постепенно.
Вот слова из «исповеди Печорина» (а возможно и самого Лермонтова), в пересказе Максим Максимыча: «В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц, и был любим, – но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце осталось пусто…»
И о непосредственной ситуации: «Когда я встретил Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа ее на коленях, целовал ее черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою… Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой. Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, только мне с нею скучно…»
А не кажется ли вам, милостивые государи, что здесь что-то не так, чего-то здесь явно не хватает? Целых 4 месяца жила Бэла в гарнизоне, и что же – Печорин её только на коленях держал и целовал её черные локоны? Обычно в таких случаях мужчина с женщиной занимаются чем-то более существенным. И вот этой существенности явно не хватает данному тексту. Нет, совсем необязательно всё это описывать, оно может быть и за кадром, но ведь его и там нет. О том, что его нет, свидетельствуют и слова, и действия главного героя.
Ведь что такое секс, и не просто секс, а регулярный секс? Это заземление, низведение электрического заряда в землю, в результате чего мужчина остепеняется, его больше не бьёт по мозгам нереализованный заряд электричества, он спокоен, размерен, уравновешен, и может – с толком, чувством, расстановкой – заниматься какой угодно деятельностью.
С присущими ему остроумием и метафоричностью Пушкин так говорил о достоинствах семейной жизни (в письме к кн. П.А. Вяземскому от 22 мая 1826 г.): «Законная п…а – род тёплой шапки с ушами. Голова вся в неё уходит».
В переводе на обычный язык это означает, что бурные порывы и страсти уходят вместе с нереализованной сексуальной энергией. Её остаётся ровно столько, сколько нужно для того чтобы удовлетворять себя и жену, и таким образом держать всё в уравновешенном состоянии. Есть, конечно, самые разные случаи – жизнь разнообразна, – но принцип воздействия сексуальной энергии на психоэмоциональное состояние заключается именно в этом.
Регулярный секс не просто сближает людей, он сплавляет их в одно целое, откуда народное выражение: муж и жена одна сатана. Да, бурная стадия длится несколько месяцев, но затем – если секс здоровый и полноценный – он становится менее интенсивным, но совершенно обязательным. Как постоянная дозаправка автомобиля.
Так вот, при наличии регулярного секса взаимоотношения Печорина и Бэлы приобрели бы совершенно иные очертания. Но это в случае если они в сексуальном плане оба полноценны. Здесь же налицо какая-то инфантильность. Ему скушно с ней: он что – хотел с ней проблемы мироздания обсуждать?
И вот о такой внесексуальной ситуации чрезвычайно интересно пишет Карел Чапек в новелле «Исповедь дон Хуана»:
«– Дон Хуан, – начал падре Ильдефонсо почти светским тоном. – Я давно уже слышал о вас и обдумывал – почему же вы мечетесь от женщины к женщине, от одной любви к другой; почему никогда вы не могли пребывать, не могли оставаться в том состоянии блаженства и покоя, которое мы, люди, называем счастьем...
Дон Хуан оскалил зубы в скорбной ухмылке.
– От одной любви к другой, – продолжал Ильдефонсо спокойно. – Словно вам надо было снова и снова убеждать кого-то – видимо самого себя, – что вы достойны любви, что вы именно из тех мужчин, каких любят женщины, – несчастный дон Хуан!
Губы раненого шевельнулись; похоже было, что он повторил последние слова.
– А вы между тем, – дружески продолжал монах, – никогда не были мужчиной, дон Хуан; только дух ваш был духом мужчины, и этот дух испытывал стыд, сеньор, и отчаянно стремился скрыть, что природа обделила вас тем, что даровано каждому живому существу...
С постели умирающего послышалось детское всхлипывание.
– Вот почему, дон Хуан, вы играли роль мужчины с юношества; вы были безумно храбры, авантюристичны, горды и любили выставлять себя напоказ – и все лишь для того, чтобы подавить в себе унизительное сознание, что другие – лучше вас, что они – более мужчины, чем вы; и потому вы расточительно нагромождали доказательства; никто не мог сравниться с вами, потому что вы только притворялись, вы были бесплодны – и вы не соблазнили ни одной женщины, дон Хуан! Вы никогда не знали любви, вы – только лихорадочно стремились при каждой встрече с пленительной и благородной женщиной околдовать ее своим духом, своим рыцарством, своей страстью, которую вы сами себе внушали; все это вы умели делать в совершенстве, ибо вы играли роль. Но вот наступал момент, когда у женщины подламываются ноги о, вероятно, это было адом для вас, .дон Хуан, да, это было адом, ибо в тот момент вы испытывали приступ вашей злосчастной гордыни и одновременно – самое страшное свое унижение. И вам приходилось вырываться из объятий, завоеванных ценой жизни, и бежать, несчастный дон Хуан, бежать от покоренной вами женщины, да еще с какой-нибудь красивой ложью на этих победительных устах. Вероятно, это было адом, дон Хуан
Раненый плакал, отвернувшись к стене». (перевод Н. Аросевой).
Кстати, Карел Чапек не одинок в своей трактовке хрестоматийного образа Дон Жуана. По этому поводу существует целый дискурс, построенный на вопросе: в чём сущностное отличие Дон Жуана от Казановы? (ответ: в том что предметом в одном случае является секс, а в другом – честолюбие).
Соответствует ли всему этому образ Печорина, в том виде, в каком изобразил его Лермонтов? Является ли он Альтер-эго самого автора? В связи с пикантностью ситуации однозначно ответить на эти вопросы не представляется возможным. Однако богатую пищу для размышления даёт «Княжна Мэри», главная часть романа «Герой нашего времени».