1883 год
«Ростов-на-Дону. Весна, как и каждый год, сопровождается у нас сильными разливами реки Дон. Левая сторона Дона, как низменность, покрыта вся водой вплоть до Батайска, так что открыто водяное сообщение между городом и соседними селами, откуда привозят к нам на разных мелкосидящих судах, на продажу, коров, лошадей, хлеб, птицу и всякую живность. Сухопутное сообщение прервано, равным образом вся лесная торговля, склады, шерстомойки и другие торговые учреждения временно прекратили свою деятельность. Вода продолжает прибывать и уже достигла громадной высоты». (1883 год).
1893 год
«Из прошлого. В печатающихся в «Северном Вестнике» записках А. О. Смирновой сообщаются интересные сведения, весьма ценные для характеристики покойного императора Николая I и его отношения к литературе и ее деятелям. Смирнова передает, между прочим, разговор государя с Пушкиным.
Пушкин был поражен памятью государя, всем, что он знает и что читал о царе Алексее Михайловиче и Петре I. Государь сказал:
- Прочти Петра Великого к своему сыну. Он пожертвовал им для России, долг монарха повелел ему это. Страна, которой управляешь, должна быть дороже семьи.
- Царь Алексей Михайлович, – прибавил государь, – подготовил царствование Петра Великого. Петр следовал уже по данному направлению. Восторжествуй царевна Софья, Россия пропала бы!
Пушкин сказал государю, что он хочет написать трагедию из жизни царевны Софьи. Государь обещал разрешить ему доступ в кремлевские архивы, даже в секретные, где хранятся дела, касающиеся стрелецкого бунта. Государь говорил с ним про Годунова, которого порицал за крепостное право, совершенно бесполезное для поднятия земледелия. Он не разделял мнения Карамзина о необходимости этой меры в XVII столетии. Он сожалеет, что Михаил Федорович его не уничтожил, и одобряет правителя Д. Трубецкого, который хотел уничтожить крепостное право, говоря, что у него был правильный и разумный взгляд. Государь желает выкупить крепостных, но представляются большие затруднения, потому что при этом мелкие помещики будут разорены. Он много об этом думает. Он считает, что английский сквайр полезен, а у нас он занимает третье сословие. Государь говорил также о прежних гражданах. Он очень восторгается Кузьмой Мининым, гораздо более, чем Пожарским, который был, прежде всего, вояка.
Потом государь говорил о Петре I, выражая сожаление, что он сохранил крепостное право, существовавшее тогда в Германии, откуда Петр Великий позаимствовал много хорошего и много дурного.
Когда Петр Великий советовался с Лейбницем, составлявшем «табель о рангах», этот великий философ ни одним словом не высказался против крепостного права. Императрица Екатерина советовалась с другим философом Дидро, написавшем проект конституции и воспоминания. По мнению государя, Екатерина II сделала крупную ошибку, закрепостив крестьян на Украине. Государь закончил словами:
- Философия не научит царствовать. Моя бабка была умнее этих краснобаев в тех случаях, когда она слушалась своего сердца и здравого смысла, но в те времена все ловились на их фразы. Они советовали освободить крестьян без наделов – это безумие.
Пушкин записывал их разговоры. Поэт считал долгом чести доложить об этом государю и обещал перед смертью сжечь эти заметки. Государь ответил:
- Ты умрешь после меня, ты молод, но, во всяком случае, благодарю тебя. Про наши беседы говори только с людьми верными, например, с Жуковским. Иначе скажут, что ты хочешь влезть ко мне в доверие, что ты ищешь милостей и хочешь интриговать, а это тебе повредит. Я знаю, что у тебя намерения хорошие, но у тебя есть недоброжелатели. Всех тех, с кем я разговариваю и кого отличаю, считают интриганами. Мне известно все, что говорят». (Приазовский край. 91 от 12.04.1893 г.).
1894 год
«Ростов-на-Дону. Характерное дело рассматривалось у мирового судьи 3-го участка, 9-го апреля, по обвинению Марией Максимовой Кирилла Ковтуненко в нанесении ей тяжких побоев. Что побои эти были действительно тяжкие, свидетельствовала наружность жалобницы, у которой под глазами красовались огромнейшие синяки. О том же говорило и свидетельство врача о ране на голове. В своей жалобе Максимова объясняет, что она зашла к своему брату, у которого квартирует Ковтуненко. Из-за чего-то у нее вышел спор с последним, и он стал ей наносить побои палкой по голове – той самой палкой, которая выдана полицией обвиняемому, как служащему ночным сторожем. На суде выяснилось, что загорелся сыр-бор благодаря нелестному отзыву Максимовой об институте ночных стражников. Этим обиделся сильно Ковтуненко и ответил ей каким-то бранным словом, а та, рассвирепевши, отпустила ему пощечину (по словам же Ковтуненко, несколько пощечин). Тогда, натурально, впал в ярость обиженный в своих лучших чувствах ночной стражник и, схватив свою сторожевую палку, прошелся ее несколько раз по спине драчливой бабы, от чего она не только смирилась духом, но и телом ослабла настолько, что упала, обливаясь кровью. Мировой судья признал, что хотя оскорбление, нанесенное Ковтуненко Максимовой и тяжкое, но оно отчасти было вызвано ею же, и приговорил обвиняемого к аресту на 7 дней». (Приазовский край. - 95 от 12.04.1894 г).
«Ростов-на-Дону. В том же заседании появились перед судьей вечно враждующие между собой из-за клиентуры подпольные адвокаты: Иван Хрипунов, жалующийся на своего коллегу Ивана Голубинского за нанесение ему оскорбления действием, причем происшествие это произошло у самой главной резиденции их юридической деятельности – близ почтовой конторы. Возникла потасовка из-за того, что Хрипунов задел авторское самолюбие Голубинского, обратившись к нему с вопросом: «Какую это ты ей ерунду написал?», и указал на женщину, у которой почему-то на почте не приняли письмо – произведение Голубинского. Задетый за живое строчило, тут же, при всей почтенной компании коллег, таких же грошовых бумагомарак, как он, ударил в ухо Хрипунова, сбросив у него с головы шапку. Мировой судья приговорил сердитого строчилу к аресту на 7 дней».
«Ростов-на-Дону. В том же судебном заседании судился домовладелец Захар Околодочный, привлеченный к ответственности квартирантом Яковом Вилевок за самоуправство, выразившееся в том, что рано утром, когда все еще спали, Околодочный ворвался в квартиру Вилевок с криком, руганью и требованием немедленно очистить квартиру, а, в довершение дебоша, снял крышки с отверстий плиты и грозил еще выставить двери и оконные рамы, если тот сейчас же не освободит квартиры. Самосуд этого домовладельца не на шутку перепугал всю семью Вилевок, в особенности малых детей. Все это подтвердилось на суде, и мировой судья приговорил Околодочного к аресту на 5 дней.
«Ростов-на-Дону. Камера мирового судьи.
- Евдокия Малышева и Анна Карпенко! – вызывает судья.
За решетку входят две бабы, очевидно деревенские обитательницы.
- Вы, Евдокия Малышева, - обращается к одной из них судья, - обвиняетесь Карпенко в том, что украли у нее петуха.
- Так она обидела меня этим, ваше благородие. – перебивает обвинительница. – Посудите сами – петух птица нужная к празднику, а она, бессовестная, отобрала…
- Не перебивайте, пожалуйста, пока я не кончил. Признаете себя виновной, Малышева?
- С какой стати, ваше благородие? Это все напраслина! Это она из-за своего мужа привязывается ко мне…
- То есть, как это?
- Да так. Муж ее в гости пришел ко мне посидеть…
- Пускай ходит, старый черт, сколько ему угодно. - снова перебивает обвинительница. – Я еще рада, что не дома водку хлыщет, а с тобой. А только петух само по себе. Обидела к празднику, ваше благородие, я без яиц осталась к празднику через нее. Украла и в свою клетушку заперла, бессовестная…
- За что она меня срамит, ваше благородие? Очень нужен мне ее петух! У меня у самой их три! Очень я нуждаюсь!
- Замолчите! Свидетельница Палкина!
За решетку входит благообразная старушка.
- Вы что по этому делу знаете, Палкина? – обращается к ней судья.
- Ась? – прикладывает руку к уху свидетельница.
- По делу что знаете? – говорит громче судья.
- Да ничего, голубчик, не знаю. – шамкает старуха. – Впервой на суде, потащили сюда, окаянные, с роду не была… Дерутся промеж себя, и меня запутали…
- А что Малышева похитила у Карпенко петуха, вы ничего не знаете об этом?
- Где же мне знать, родимый. У них петухи одинаковые – не разберешь, где свой, где чужой. Накажи их, голубчик, обеих, чтобы не дрались, да меня, старуху, не таскали по судам! С роду не была…
- Садитесь!
За недостатком улик судья прекращает дело.
«Новочеркасск. На днях к приставу 1-го полицейского участка города Новочеркасска явился, по словам «Д. Р.», отставной рядовой Н. с просьбой высечь в участке жену его, старуху, за то, что она, взяв помытые невесткой и вывешенные на двор для просушки мужские кальсоны, влезла на трубу дома и оттуда кричала проходящим: «Посмотрите, добрые люди, как моя невестка стирает». (Приазовский край. - 95 от 12.04.1894 г).
1902 год
«Новочеркасск. Мне вспоминается невольно кем-то рассказанный мне эпизод. В Новочеркасске встречали и чествовали обедом возвращавшиеся войска после русско-турецкой войны. За обедом представитель торговых казаков вздумал провозгласить тост за здоровье чествуемых командиров полков и сказал буквально следующее: «Ви воевали, ми горевали, так выпьем же за здоровье штаба начальника»! (Приазовский край. 96 от 12.04.1902 г.).