Когда я впервые попал в театральный институт это было старинное здание с плохо покрашенными стенами, лабиринтами коридоров, заваленных хламом. Наполненное людьми не от мира сего. Они здоровались глядя сквозь тебя, гудели, мычали, делали пассы руками, корчили рожи стенам.
Когда же я стал учиться там, хлам превратился в ширмы, костюмы, кубы, элементы декораций. Кажущийся хаос обрел смысл - столы, стулья и кровати - минимальный набор любого интерьера. Ширмы - рабочая зона кукольника. Кубы - вообще всё - от ледяных глыб до трона. Причудливая мешанина из реквизита вываливалась из аудиторий, расползалась по коридорам.
Среди нагромождений творческого хаоса снуют люди в черном. Кто-то разминает резонаторы, кто-то делает гимнастику Стрельниковой, кто-то настраивается перед этюдом.
Кругом кипучий творческий бардак. Никакой дурацкой упорядоченности - сплошное живое творчество!
А потом пришел новый ректор. За одно лето первый этаж облепили венецианской штукатуркой, которую нельзя трогать пальцем. Стены на втором выровняли и покрасили в нейтральный бежевый цвет. Проходы освободили от реквизита. Двери врезали стандартные. Со стандартными табличками.
Приказали вести себя культурно и не загаживать то, во что вкладывались большие деньги.
Это учреждение стало неотличимо от стоматологического кабинета или неприметного офиса.
Дух театралки испарился. Вместе с ним закончилось и мое обучение. Я уходил во взрослую настоящую жизнь, а институт оставался загнивать в блеске новых люстр и выверенной ровности идеальных углов.
В последствии бывая в Ярославле, я часто проходил мимо этого здания, но внутрь было не попасть - вместо тети Зины на проходной сидели чоповцы, для которых аргумент «я тут учился» аргументом не являлся.
И вот спустя 15 лет я снова тут.
Мы пробрались на второй этаж, к аудиториям. И каково было моё удивление, когда я увидел те же ширмы вдоль стен, те же кубы перед аудиториями, те же россыпи костюмов у драмы и те же картонные декорации у кукольников. Всё свалено на свои места и ждёт команды оживать!
Венцом сей роскоши оказалась дверь в туалет возле нашей аудитории. На ней красуются следы кулаков (или лбов). И это заявление! Это вызов мерзкой правильности. Это утверждение жизни.
Свободный дух искусства снова здесь. И черт с ней, с штукатуркой, она не вечна.