- Куда она теперь с детьми? Одежонки и той и не осталось, всё пропало… эх, кабы знать… так отсекли бы огонь.
Люди переговаривались тихо, горестно глядя на хозяйку дома Любу Лобанову, в то время как языки пламени «поедали» строение. Хотя какой уже теперь дом… все исчезло в пожаре, тушили уже остатки некогда крепкой усадьбы, доставшейся Любе от родителей.
Рядом стояли дети – двенадцатилетняя Люся и семилетний Миша. А она держала их за руку, сжав губы, не говоря ни слова. Измазанное сажей лицо и растрепавшиеся белёсые волосы, ситцевое платье, да кофта поверх и тапочки на босу ногу, а в глазах - молчаливое горе. Да еще документы на себя и на детей в руках держала, и в паспорте денег немного, и еще одежда для ребятишек – что успела схватить.
Дворовый пес Шарик безутешно лаял на догоравший дом, будто не хотел мириться со случившимся.
- Мам, а Муська где? Может она спряталась, - спросила Люся, и от ее голоса Люба начала приходить в себя. Наклонилась и стала целовать детей, как самое ценное, оставшееся у нее в это воскресное утро.
- Люба, вон дед Степан приехал, чего тут стоять… ты, наверное, к сестре поедешь… родные все-таки.
Люба посмотрела на лошаденку, терпеливо стоявшую у соседской изгороди. – К сестре? – спросила, словно опомнилась, - да, надо к Але ехать… поди не знает ничего.
Старшая сестра Алевтина жила на другом конце села, которое тянулось вдоль берега реки на несколько километров. Пожар, конечно, видно было далеко, но непонятно, что и у кого горит.
Дед Степан подвез Любу с детьми к самому дому Сажиных. Дом был большой, с высокими воротами и крепким фундаментом, его еще родители Любы и Алевтины помогали строить. И за семнадцать лет успела вырасти в палисаднике раскидистая черемуха, а у ворот стояла белоствольная береза.
Хозяйка, услышав скрип телеги, вышла, догадавшись, что кто-то приехал. Увидев измазанную сажей Любу и испуганных детей, отшатнулась.
Люба, взглянув на родного человека, впервые за это утро заплакала. – Аля, дом сгорел… все сгорело… ничего нет.
- Как сгорел?! Это разве у вас пожар был?
- Наш это дом, наш, - рыдала Люба.
- Ой, батюшки, ой, как же так… дом-то родительский… гнездо родное… как же ты не досмотрела?
- Аля, так ведь пал травы был, видишь, какая весна сухая, а ветер как подул… а мы-то крайние, кое-как успели… выскочили в чем стояли, вот одежду детям прихватить успела. А у соседей баня и времянка сгорели, а дом спасли…
- Ой, как жалко, - Аля, статная женщина, вдруг сгорбилась и присела на скамейку, склонившись, - мамкин с папкой дом… оставили тебе домик-то, а вон как получилось…
Муж Алевтины, Василий Сажин, появился за воротами, поглядывая на женщин и пытаясь понять, что случилось. – Слышь, Вася, дом-то родительский сгорел, пожар оказывается, у сестры случился…
Василий растерянно погладил русую бороду, и в его голубых глазах отразилось беспокойство и сочувствие. – Вот беда, а мы думали, горит там далеко, так может склад загорелся, а оно вон как… как же это так… откуда огонь-то…
- И ничего не вынесли? – спросила Алевтина. – Ну, может хоть мебель какую…
- Да какая мебель, я детей спасала.
- Ладно, чего тут стоять, пойдемте в дом, - позвал Василий, - веди, Аля, прямиком к столу, у них, поди, и крошки во рту с утра не было…
Алевтина устало поднялась. - Ох, горюшко, как же теперь, родилась я в том доме, выросла там, - приговаривала она, медленно шагая к крыльцу, - да и вы теперь без крыши над головой.
Два сына Сажиных, Лёшка и Юрка, шестнадцати и четырнадцати лет, уже позавтракали и с интересом смотрели на нежданных гостей.
- Поели? Марш во двор управляться, - распорядился Василий.
- Чего ты их гонишь? Может дети не наелись, - одернула Алевтина.
- Наелись мы, - подтвердил старший сын, - ну мы пойдем.
- Чего не ешь? – спросила хозяйка, заметив, что Люба медленно мешает ложечкой чай.
Она вздохнула. – Не могу пока, кусок в горло не лезет.
- А ты через «не могу», - сказал Василий, - силы тебе нужны.
- Ну, а что совхозное начальство говорит? куда поселят тебя? – спросила старшая сестра.
- Так я никого не видела еще, вот хочу пойти… прямо сейчас пойти и поговорить…
- Никуда не надо идти, - вмешался хозяин, - куда ты сегодня пойдешь? Оклематься надо маленько. Да и откуда у совхоза жилье? Вот так сразу – не дадут, нечего давать, не построили еще.
- А это уж не наше дело! – Резко сказала Алевтина. – Дом сгорел - пусть селят куда-нибудь.
- А куда они поселят? к чужим людям? – спросил Василий, устремив свой взгляд на жену. – Вон у нас места сколь, пусть живут, родня ведь мы.
Алевтина недовольно вскинула брови. – Ишь ты, распорядился! На то оно и начальство, чтобы о людях заботиться.
- Аля, я сегодня же схожу к директору совхоза.
- Воскресенье сегодня, - напомнил Василий.
- Ну, завтра схожу, поди, помогут, так что не задержимся мы у вас…
- Да я разве гоню? Вон времянка – ночуйте.
- Где они там будут? на деревянной кровати втроем?
- Ой, да нам хватит места! – Люба, не желая стеснять родственников, заговорила быстро, почти скороговоркой, словно оправдываясь. – Переночуем… а завтра я в сельсовет, а потом на работу в садик… Мишку с собой, ну, а Люся в школу…- она споткнулась на полуслове, - только с чем пойдет, даже портфеля нет…
- Мам, а Муся… ее не нашли? – спросила дочка.
- Доча, ее найдут, она испугалась и спряталась.
Под окнами раздался собачий лай. – Это Шарик! – обрадовался семилетний Миша. – Это наш Шарик, он за нами бежал! Он тоже с нами будет жить?
- Еще не хватало! – Проворчала Алевтина. – У нас своя собака во дворе.
- Аля, ну пусть хоть у ворот пока, - попросила Люба, наш ведь пес, дети привыкли, его покормить бы…
- Вон похлебка осталась, дашь ему, - сказал Василий, - чашку отдельную я найду.
Весь день Люба ходила, как неприкаянная, пытаясь найти себе дело и избавиться от тяжелых мыслей. – Аля, ну скажи, может картошку почистить, или полы помыть… а может в огороде помочь?
- Там ботва кое-где с осени осталась, можно прибрать, - нехотя ответила Алевтина, - да накинь хоть мою старую кутку, холодно еще. И займи уж себя чем-нибудь, раз такое дело. – Она с шумом поставила пустое ведро на лавку и вздохнула. – Вот даже представить не могу, что дома нет… эх, такой дом был…
- Аля, ну не рви ты мне душу, я в себя прийти не могу, как подумаю, что там все сгорело. И все вещи, и все учебники Люсины, и все фотографии…
- А деньги? деньги хоть успела схватить?
- Успела, рядом с документами лежали… а что толку, денег-то немного.
Алевтина, отвернулась, вспоминая родительский дом и мысленно ругая случившийся пал, а заодно и Любу, что поздно хватилась.
А Люба вспоминала родителей, сколько счастливых лет она провела в родном доме. Вспомнила, как вышла замуж за Сашу – детдомовского парня. Аля тогда ворчала, что нет ничего за душой у него.
Зато сама душа у него была доброй. Слишком доброй. Жили они с Любой хорошо, единственное – слаб был на выпивку, она его и сгубила, когда попал в аварию на мотоцикле.
Два года прошло, как Люба овдовела. Только дети и поддерживали ее. Взглянет на сына и дочку и сразу возьмет себя в руки, не допуская слез. Так и жила: дом, дети, работа.
А что теперь? с чего начинать? Не было ответа.
В сельсовете сказали, что будут решать вопрос с жильем, но это не быстро. К тому же напомнили, что Любе есть, где жить – сестра родная приняла ее с детьми.
__________
Алевтина же с каждым днем все больше хмурилась, хотя Люба обещала и зарплату отдавать, потому как живут у них, за стол садятся, считай, три раза покормить надо. Она и сама готова у плиты постоять, да Алевтина не допускает.
- Иди вон поросенку лучше вынеси, - распоряжается она.
- Я что ли не вынесу? – спрашивает Василий и хватает ведро.
Алевтина вышла следом, чтобы Люба не слышала их разговор. – Чего ты угождаешь ей? Зачем ведро схватил? Пусть хоть так отрабатывает…
- Алька, ну чего ты ворчишь? Не объедят нас, пусть живет…
- Ага, три рта кормить… не объедят…
Люба, почувствовав, себя виноватой, тоже вышла. – Вася, дай все-таки я отнесу, да там еще в стайке почистить надо, я хоть займу себя, чего же без дела сидеть…
- Зачем тебе грязная работа? – пробормотал Василий. Но Люба решительно забрала ведро, попутно взяла, стоявшую под навесом лопату, и скрылась в сарае.
Алевтина вернулась в дом. Василий взял ведра и пошел к колодцу. Вернувшись, оставил ведра с водой на лавке и заглянул в сарай. Люба старательно чистила, и не заметила вошедшего Василия.
- Да брось ты, тут и так чисто. А если что – сам приберу завтра, не твоя это работа.
Люба вздрогнула, не ожидая увидеть хозяина, вышла во двор. – Я не белоручка, любую работу могу делать, - сказала она.
- А я не хочу, чтобы ты надрывалась, - он взял ее за руку совершенно неожиданно для нее, а когда попыталась убрать руку, задержал. - Погоди, Любушка… до чего же ты хороша… даже в своей беде хороша…
- Что ты Вася, пусти, и к чему эти слова…
- А я бы еще говорил… столько ласковых слов наговорил бы, - он попытался привлечь ее. Испугавшись, оттолкнула, в глазах – удивление и страх.
- Ну, что ты, Любушка, неужели не заметила, как я смотрю на тебя… вот жила ты на другом конце села, не видел тебя месяцами, а как увидел – душа горит, так бы и схватил на руки.
- Василий, опомнись, у тебя жена в доме, дети… да и мои дети увидеть или услышать могут, стыд какой…
- А что жена? Ей таких слов, как тебе, говорить не хочу, ты у меня одна теперь на уме…
- Да что же это такое?! – Заплакала она. – Тебя даже беда моя не сдерживает, да как ты подумать мог…
- Мог! Всегда твоему Сашке завидовал – досталась ему красавица…
- Сашу хоть не трогай! – Она бросилась в дом, на ходу поправляя платок. Остановилась у двери, чтобы отдышаться, Алевтина ведь сразу поймет. «А если заметит?» - подумала она, и стало еще тяжелее на душе.
Старшая сестра подозрительно посмотрела на Любу. – Где там Вася потерялся? – спросила она.
- Воды пошел накачать, - ответила Люба, стараясь при этом, чтобы голос не дрожал.
Уложив детей спать, она легла с краю, чтобы не разбудить. - Мам, а тетя Аля почему такая злая? – спросила шепотом Люся.
- Ты чего не спишь? И с чего взяла, что она злая? Мы живем у тети Али, потому что дома у нас пока нет.
- Ну, я же вижу, она так смотрит на тебя… ну как-то не по-доброму.
- Люся, спи, тебе показалось. - Она укрыла девочку одеялом. – Потерпи, доча, будем мы отдельно жить, надо только потерпеть.
- Мам, я домой хочу.
Люба приподнялась, посмотрела на дочку: - Куда «домой», доча?
- Ну, там, где мы жили…
Она обняла девочку, поцеловала: - Ты ведь уже большая, всё понимаешь, потерпи, будет у нас новый дом.
___________
В тот день было тепло, и уже вспахали огороды, и уже достали из подполья семенную картошку. Алевтина задержалась на работе и торопилась домой. Сыновья, как всегда, носились на велосипедах по пустырю, где собрались такие же подростки.
За воротами дома играли в мяч племянники. – Люся, мамка уже пришла?
- Ага, уже пришла.
Алевтина вошла во двор, подумав, что Василия еще нет с работы, в это время года обычно позже приходит – посевная идет.
Поднявшись на крыльцо, услышала шум, возню. – Люба… Любушка, я ведь к тебе всей душой…
Алевтина остановилась и почувствовала жар внутри, словно пламя гнева разливается в ней.
- Да уйди ты! – сказала Люба. – Отпусти, бессовестный!
Алевтина дернула на себя ручку двери и ворвалась в сени. Люба, наконец, вырвалась из рук Василия и хотела выбежать, но наткнулась на сестру.
- А я ведь чувствовала… глаза-то мои на месте, они ведь всё видят и сердце подсказывает... пригрела сестрицу, а она мне добром отплатила…
- Аля, ну ты чего начинаешь? чего наговариваешь? – стал бормотать Василий.
- А ты молчи! Это ведь она на тебя глаз положила, это она хвостом перед тобой вертит…
- Аля, перестань! – Закричала Люба. – Нет моей вины, даже не думала, не до этого мне!
- Так я и поверила… два года без мужика, а тут под боком муж мой, как же можно упустить такой момент… ишь, космы растрепала… хлеб мой ела, на мужика моего смотрела!
Люба кинулась к двери. – Сил моих больше нет! Уйти скорей от вас! – Крикнула она и выбежала из сеней.
Во двор вбежали дети. - Мама, мама, дед Степан приехал, тебя зовет.
Люба выскочила за ворота. Степан, одетый в плащ-дождевик, сидел на телеге и одной рукой придерживал что-то завернутое в мешковину.
- Здорово, Люба! Глянь-ка вот, не ваша ли кошка, - он развернул мешковину и испуганное, похудевшее животное, замяукало.
- Муся! Это же наша Муся! – Закричали дети.
- Здравствуй, Степан Сафронович, да это же кошка наша… откуда она у тебя?
На пепелище околачивалась, все искала чего-то, подкормили с бабкой моей вчерась, а нынче я ее в охапку, да и поехал, думаю, вроде ваша животинка…
- Наша, наша! Крикнули дети и приняли из рук Степана рыжую кошку, с белыми пятнами на спине. Только пятна эти теперь серыми стали.
- Дядя Степан, спасибо, уже и не надеялась, что найдется… слушай, дядь Степан, а увези-ка ты нас отсюда… вот прямо сейчас увези.
Старик удивился, даже испугался. – Куда же отвезти? Ночь скоро.
- Да куда-нибудь. Вот только соберу одежду детскую и выйду.
- Погоди, Люба, а может к нам?
- Нет, дядь Степан, у вас ведь внуки часто ночуют, да и домишко небольшой. Я тут на днях в конце улицы домик заброшенный присмотрела, там раньше бабка Матрена Лущенина жила…
- Лущенихин что ли домишко? Так он на ладан дышит, того и гляди, что развалится…
- Ой, это ничего, нам бы хоть ненадолго. – Дети, ждите тут, уезжаем мы.
- А Шарика и Муську берем?
- Берем! Они же наши!
Тронулись с места, и медленно потащилась лошадка, увозила Любу и детей от дома родной сестры.
Люся держала Муську, прижавшуюся к ней и тыкавшуюся носиком в теплые ладони девочки, Миша махал Шарику: - Пойдем, пойдем, не отставай. - А он и так не отставал, бежал рядом с телегой за хозяевами.
Люба погрузилась в свои невеселые мысли, и вспомнилось детство, юность… ведь они всегда были дружны с сестрой. И не помнит она, чтобы Аля ее чем-то обижала, да и Люба любила сестру. А что случилось в последние годы, почему так редко виделись, хоть и живут в одном селе...
Вспомнилось Любе, как влюбилась Аля в Василия. И как не влюбиться: бравый парень с русыми волосами, с глазами цвета неба. Как вышла за него замуж, так будто замкнулась, закрылась от всех, только Вася – свет в окошке.
И вот теперь обидно Любе, что так несправедливо отнеслась старшая сестра, обвинив ее в том, чего не было. Да Люба и не думала об этом, да и не ожидала, что Василий воспылает к ней, даже, несмотря на то, что она младшая сестра его жены. А более всего обидно за ее слова: «Пригрела сестренку…»
Заключительная глава здесь:
Автор: Татьяна Викторова