Я стоял на плацу и щурился, глядя на яркое весеннее солнце. Рядом со мной замерли шеренги одетых в одинаковую форму солдат. Ветер лениво шевелил боевое знамя, а наш «полкан» что-то вещал возвышенно-патриотическое. Сложная у него работа – попробуй на ветру докричись до полутора тысяч человек. До меня, вообще, долетали обрывки фраз. Впрочем, это было не интересно. Больше всего меня занимал вопрос: «Где мой экипаж»? Вот из этих пятнадцати сотен молодых-подтянутых – кто со мной пройдёт боевыми тропами, с кем придётся коротать ночи на привалах, слушать анекдоты и писать солдатские письма?
А, вот и они. Все одинаково-зелёные. Даже почти одного роста. Я, правда, повыше буду. Ну, что же, подходите – будем знакомиться. Рыжов? Мехвод? Чувствуется профессиональная хватка – не новичок. Деловито осмотрел машину. Зачем-то покачал ногой натянутую гусеницу. Хлопнул ладонью по крылу:
– Хорош, чертяка!
А то! Это тебе не семьдесят третий год – это модернизированная техника! Тут соображать надо.
«По машина-а-а-ам»! – разнеслось в воздухе. Разом рыкнули сотня стартеров. Сотня двигателей выдохнули сизый выхлоп. И над деревьями разнёсся мерный рокот сотни танковых дизелей.
Марш-бросок – это я люблю. Когда на марше – ни о чём другом не думаешь: только вперёд, только цель, только время. А вот потом уже, когда ты на точке, когда задача выполнена, когда личный состав обустроен – можно и отдохнуть: сослуживцев послушать, аромат горячего ужина вдохнуть.
Как там его? Рыжов? Внимательный парень. За дорогой, вон, как следит. Да ещё за приборами смотрит, словно заведённый. Наводчик… Леонов, что ли? Нервный какой-то – всё по щелям чего-то высматривает. А с другой стороны, на что ему ещё в башне-то смотреть? Не «Мурзилку» ж перечитывать.
… ночь. Ночь – она везде одинаковая. Или не везде? У нас, например, за Уралом ночи всегда тихие. Все спят. Может, не долго, но – все. А как только порозовеет июльское небо – начинают кракать лягушки в затонах. Нет, не квакать. Над притихшей гладью, подёрнутой лёгким туманом, раздаётся протяжное «Кр-р-ра-а-а-а» … вслед за первой, тут же подхватывает другая, а там – третья… пятая… ещё Бог знает какая и – как отрезало. Тишина. Потом опять всё повторяется с начала. А здесь – всё не так. Слышно, как плеснула рыба в озере, протяжно скрипнуло дерево, покачав кроной. А лягушки молчат. Зато поют птицы. Не знаю, как называются, а только – поют. Уверенно так, с переливами. И чего им ночью не спится? Мой экипаж рядом дремлет. Лишь один не спит – в башне сидит: что-то смотрит на экранах, что-то подкручивает на лимбах. Иногда прижимает уши шлемофона к голове, иногда высовывается из люка, и слушает ночь. Беспокойный какой-то.
Всё-таки и страна большая, и ночи разные. Зари ещё нет, а уж небо налилось синевой. Над полем туман, а за полем… не видно ни зги. А только надо нам быть за тем полем. Всего-то поле перейти. А вот вчера не смогли. Откатились. Два моих товарища там остались. Я их отсюда хорошо вижу. Мы все вместе, одним эшелоном прибыли. И вот, они – там, а я здесь.
Рыжов проснулся. Залез на башню, как ребёнок к отцу на плечи, вдаль смотрит. Ему сегодня в авангарде идти, хочет путь наметить. Да только поле туманом прикрыто – одна надежда на ориентиры. Вчера Леонов ему всё в карту тыкал, какие-то метки показывал. Нервничает мой экипаж. Пугают их два моих товарища, что видны на поле. Ну, да времена сейчас такие – после сочтёмся.
Захрипела рация, экипажи бросились к люкам. Несколько секунд – и нет никого, только слышно, как глухо постукивают стопоры внутри башен.
Качнувшись корпусами, шеренга танков двинулась вперёд. Где-то в тумане, инстинктивно прячась за стальными громадами, перебежками снуёт пехота. У нас с нею полное взаимопонимание: мы не даём в обиду «маленьких», они прикрывают нас от неприятеля.
Прошли пятьдесят метров. Шестьдесят пять… Восемьдесят. Пока тих… Край поля взрывается треском автоматных очередей и залпами ствольной артиллерии. Взрывы снарядов в клочья рвут утренний туман, обнажая вчерашние воронки и выгоревшие проплешины. Восемьдесят пять метров – тут вчера нас взяли в «вилку». Спасибо Дрону – ввалил «Ланцета» под лафет. Этого оператора-наводчика я никогда не видел, знаю только позывной – «Дрон». Говорят, летун от Бога, а «беспилотники» – продолжение его рук и глаз. Не знаю. Но спас он вчера меня и мой экипаж. Выстрел! Наводчик что-то разглядел в свои перископы и всадил туда снаряд. «Что-то» вспухло оранжевым облаком и, разбросав чёрные обломки, занялось ярким чадным пламенем. Девяносто два. Тут вчера разбили моего товарища. Привет, друг, и – прости. Надо вперёд! Рыжов уводит меня вправо, чуть не придавив юркого «маленького» – успел отскочить и спрятаться за моим побратимом. Газ в пол! Дизель взрёвывает выхлопом, посылая машину вперёд. Через секунду позади раздаётся грохот разрыва – если б не Рыжов, стоять бы мне рядом. Сто двенадцать! Рекорд на сегодня, жаль, Гиннес не запишет в свой блокнот.
Командир с наводчиком засекают одним им видимые цели, иногда рявкает пушка. Дробно перестукивают пулемёты. Шальная очередь рикошетит от моего листа, срывая стальные крышки защиты. Рыжов, блин! Что ты там видишь в свои триплексы сквозь дым разрывов и комья грязи, то и дело засыпающие меня по самые дальномеры?
Надсадно заорал ГАЛС – звуковой ассистент – бортовые сенсоры уловили лазерный луч. Плохо, очень плохо! «Маленькие» ничего сделать не могут, и даже Дрон нам не помощник. Рыжов перекладывает курс, стараясь вывести нас лбом на луч и – воронка, прямо под правую гусеницу! На миг повиснув в воздухе, я всем своим весом заваливаюсь вправо. Ну, чтобы мне секундой раньше? Но секунды не было, и поймав ракету, я сползаю вниз по склону…
Эх, как обидно! Не замечаю, как из меня льются огненные слёзы расплавленного металла. Секунда! Всего секунда мне была нужна, чтобы свалиться в эту чёртову воронку. Я бы ободрал бортовые экраны; возможно, выбил бы торсион… Да ладно, Танковый Бог, я пожертвовал бы цапфу ленивца, в обмен на жизни экипажа!
Я полон дыма. Он вырывается со всех щелей. И Рыжов обмяк, завалившись вправо. Леонов? Леонов! Да что ж ты молчишь? Всё никак не оторвёшься от своих перископов. А этот, беспокойный третий? Он – неужели тоже? Ведь я так и не узнал имя командира экипажа. Густой чёрный дым тянется из пробоины, поднимаясь надо мной, как прощальный траурный взмах рукава чёрного танкового комбинезона.
Так удачно подвернулась воронка от разрыва крупного калибра. И пусть я не смог уйти от ПТРК, но сейчас так удачно всё сложилось, чтобы мой экипаж смог спастись, пока огонь не уничтожил нас всех. Что же вы, братцы, что же вы молчите? Где-то в башне заискрились провода перебитой проводки. Грохнул близкий взрыв, и куски твёрдой земли заколотили по броне, осыпаясь на дно воронки. Что-то плюхнулось на склон, и тяжело сползло вниз.
– Эге-е, – деловито произнёс кто-то и закашлялся от накрывшего его чёрного едкого дыма: – Кажись, наши?
В воронку, укрываясь от взрывов снарядов, сползли несколько «маленьких».
– Ну-ка, посмотри с той стороны: кто? – приказал тот же голос.
– Вроде, «Броня» – его номер. Дымит, вроде…
– Вроде Володи, – передразнил его «приказной голос»: – Готовь лямку. Я щаз.
Старший перехватил сапёрную лопатку и резво подполз к танку. Выбрав местечко поудобнее, приподнялся и несколько раз ритмично стукнул в стальную плиту.
– М-м-м-м, – протянул Рыжов.
В голове и в глазах всё плыло, дым мучительно раздирал глотку, лёгкие словно горели огнём. На грани сознания мехвод потянул рукоятку, скользнула в сторону плита люка. Это истощило силы танкиста, и он повалился на приборный щит.
– Э-эй, герой, ты чего? Ну-ка, живой? – услышал он сквозь меркнущее сознание.
– Ребята, тут живой. Ну-ка, давай на помощь, – крикнул в сторону старшина, и тут же нырнул в люк, придерживая водителя.
«Это мой экипаж, «маленькие», - рвётся из меня: «Что с ними? Почему я их не слышу»? Но штурмовики – не танкисты, они меня не услышат. Вот Рыжов, мехвод. Дышит. Иногда стонет. Леонову, наверное, сильно досталось – разбитой оптикой я вижу, как набух от крови его комбинезон.
«Мелкий» с петлёй антенны на плече что-то бубнит в рацию. Трое других тянут командира. Крепко досталось башенным. Старший даже не стонет – обвис на лямках.
– Парни, «вертушек» не будет. Ждём «Тигров» на подхвате, – сообщил радист: – С нашими что?
– Мехвод цел, вроде. Только без сознания. А башенных осколками посекло. Вроде, крупных нет, но крови натекло. В «больничку» бы – наверное, выживут.
– Не рванёт? – вновь спросил «Петля» и покосился в мою сторону.
– В порядке, – из люка мехвода показалась закопчёная физиономия маленького: – Не судьба ему. ПТУР весь борт разворотил, но, видимо, по касательной ушёл. То ли экипаж счастливый, то ли броня заговорённая? Ездить уже не сможет, но… командир, у него полный комплект для пулемётов. Может, дадим пинка на весь БэКа?
Рядом грохнул взрыв. «Маленькие», не сговариваясь, бросились на мой экипаж, закрывая его своими телами. Коротко звякнул осколок, протяжным стоном отозвалась броня.
– Там ещё с десяток снарядов оставалось, – внезапно подал голос, лежащий на спине командир.
– Отвоевался браток, – похлопал его по плечу «Петля»: – Жди транспорт – в тыл поедете. Мы, вот, своих поддержим от всей вашей броневой души, и вслед пойдём. А вы уж выздоравливайте.
– Это мой танк, – глухо отозвался командир.
«Это мой экипаж», – с гордостью подумал я и где-то внутри меня сверкнула синей молнией проводка.
– И я решаю, что с ним делать? С ним, и с экипажем, – закончил фразу Броня.
– Да на тебе ж живого места нет, – удивился Глаз, до этого рассматривавший поле боя через прицел снайперской винтовки.
– Расцарапало. Кости целые. Парней надо бы к медикам – им сильнее досталось. Я с другой стороны сидел, - настаивал на своём командир экипажа: – Там наши идут. Поддержать бы. Мы в воронке – засечь будет сложно, разбить ещё сложнее. Десять снарядов – это аргумент для сволочей. Вы с пушкой не управитесь, помогите с эвакуацией и уходите. Только верните меня в башню – надо прикрыть эвакуацию…
Мягко и почти бесшумно покатился бронеавтомобиль «Тигр», увозя в себе двух израненных танкистов. Перебинтовав Броню, штурмовики помогли ему занять место в башне.
ПТУР натворил дел, лишив меня подвижности, но мои «нервы» - электрическая проводка была почти цела, и управление башней не пропало. Получив по рации какие-то вводные, штурмовики развернули «Утёс» и высадили половину боекомплекта, превратив в решето австралийские пехотные броневики и выкосив разбегающихся вояк.
– Бывай, Броня, – командир штурмовиков пожал руку танкисту: – Мы их сильно обидели - попортили австралийские шкурки. Звиняйте – по тебе прилетит. Но ты – за бронёй. Они ж думают, тут пулемётчик. Бахни пару раз, и вызывай эвакуацию – остальное сами сделаем.
– Бывай, Петля, – улыбнулся командир танкового экипажа, глядя как его нечаянный знакомый выбирается из башни.
Солнце перевалило зенит и растеряло былой зной. Но это никак не остудило схватку и, казалось, даже стволы орудий раскалились, выплёвывая искры вслед за снарядами.
Дамир давно расстрелял все снаряды и аккуратно прибирал вражескую пехоту спаренным ПКТ.
– Оп-па, пацаны, смарите, кто нам проблемы создал? – раздалось где-то позади меня: – Он, шо, гхад, по нашим целит?
Мягкий южный говорок с характерным «гхэ» не оставлял место для сомнений: не важно как, а только вокруг нас оказалась вражеская группа.
– Не понял, гля, – ещё один автоматчик сплюнул на землю: - Это он кому башней вертит? Слышь, ты!
По броне грохнул камень.
– Слышь, герой! Вылазь, игра окончена!
В воронке раздался нестройный гогот мужицких глоток.
– Ты не бойся, мы тебя не больно зарежем. Чик, и ты уже на небесах, – вспомнил фразу бандита Горбатого бандит Щербатый.
Дамир осмотрел боеукладку, хотя знал: снарядов больше нет. Последний он уложил в борт так удачно высунувшейся вражеской БМП, разметав её экипаж по двору МТС на окраине поля.
– Ш-ш-ш-ш… хр-р… хр-р… – откашлялась рация: - Броня, к тебе идёт «Тигр»… хр-р… отходи в … тридцать мин… хр-р… приём…
Решение пришло само собой. Дамир покрутил верньеры радиостанции, настраиваясь на штабную волну:
– Передаю координаты цели… Наблюдаю скопление противника. Диверсионная группа. Численность – около двадцати человек. Врежьте им, парни…
– Не понял, Броня… – после секундного замешательства прохрипела рация: - Повторите координаты… приём.
– Повторяю… – голос молодого командира был твёрд. Танкист принял решение и точно знал, что нужно делать: - Повторяю: наблюдаю выход ДээРГэ. До двух десятков стволов. Возможно, рядом ещё есть. Пока они заняты – не теряйте времени. Уйдут. Бейте, как я сказал. Координаты…
– Броня… это ж твои координаты. Мы туда «тигра» посылали, он твоих привёз… Это ж – огонь на себя.
– Давай, Бог Войны, вызываю твой огонь на себя. Бейте, мужики, пусть ни один гад не уйдёт…
– Бат-тарея! Слушай мою команду! Взрыватель осколочный… – разнеслось над замаскированными позициями артиллеристов.
«Какими, всё-таки, твёрдыми могут быть эти люди», – подумал я, звеня под градом осколков, разрывающих воздух и самое пространство: «Но это мой экипаж»…
Всепожирающее пламя бесновалось за броневыми стенками машины, едкий дым сочился изо всех щелей танка… Огненные слёзы расплавленной стали стекали с башни подбитого, но не сломленного танка; огненные искры, как торжественный салют, вылетали из стволов артиллерии, посылающих горячий «привет» на головы нацистов; словно скорбный набат, раздавался звон стрелянных гильз, отлетающих на огневых позициях.
«Это вам за мой экипаж», – подумал я, устало опускаясь на обгоревших торсионах. Последняя искра вспыхнула на обгоревшем аккумуляторе, закопчённый ствол орудия ткнулся плашмя на край воронки.
Затих последний разрыв снаряда, взвизгнул последний осколок, растворился в толще металла звон рикошета. Даже имён не осталось от тех, кто пророчил смерть Броне. Эвакуационная команда добралась до изувеченной машины, вытащила посечённого осколками командира и, погрузив в бронеавтомобиль, отправилась в обратный путь…
Лишённый энергии, обездвиженный, истерзанный стальным ураганом, российский танк выполнил свою задачу – спас экипаж и уничтожил врага.
Ничего этого стальной исполин уже не видел, не ощущал, не знал. Как не знал, что Рыжов и Леонов выжили и, залечив ранения, вернулись в часть и влились в новый экипаж на модернизированной боевой машине. Не знал он и того, что эвакуационный транспорт не довёз израненного командира, подорвавшись на нацистской мине…
Но им, в отличии от фашистской нечисти, была записана другая судьба: служить примером для оставшихся в живых. Именем Дамира (с позывным «Броня») названа средняя школа №29 в Йошкар-Оле, где учился Герой России. А танк, с которым Дамир принял свой последний бой, служит прототипом для моделистов России.
30 апреля - День Памяти Героя России старшего лейтенанта Дамира Шаймарданова. Именно под влиянием его подвигов и был написан этот рассказ. К сожалению, я не знаю имён экипажа Дамира, поэтому и создал собирательные литературные образы механика-водителя и наводчика. А вот позывной "Броня" - реальный. Как мне удалось разузнать, именно такой позывной носил Дамир Эдуардович, который побеждал вражеские танки без единого выстрела.
Ваш Fon-Kraft, (С) 2024 год
Вы уже видели витрину "Миры фон Крафта" (ссылка кликабельна) для того, чтобы выбрать и приобрести сборную модель для сборки, или что-нибудь из инструментов, или красок и так далее.
Присоединяйтесь к нам в телеграм-канале: https://t.me/fonkraft , чтобы всегда быть в курсе новостей и новых публикаций.