“Вот, где счастливая!” - разглядывая сидевшую за столиком элегантно одетую актрису, подумала хозяйка дорогой и модной кофейни.
“Красавица, выглядит просто потрясающе. У неё-то только и забот, что успевать за модой да новой коллекцией украшений. Ах, ну да, ещё проблема - на каком же курорте отдохнуть в этом году! Серые будни - отбиваться от толпы состоятельных поклонников, укрываясь от папарацци за высоким забором роскошного особняка.
А тут… просто голова идёт кругом от всех этих конкурентов, налогов, поставок, бесконечных кредитов за новую машину и квартиру. Ребёнка практически не вижу, скоро няню начнёт мамой называть. У мужа давно уже своя жизнь. И на Канарах начинается самый лучший сезон, а я не готова”.
“Вот, где счастливая!” - размышляла соседка по дому владелицы кофейни, встретив её случайно, направляясь в салон.
“Недавно купила в соседнем подъезде огромную квартиру, а машины меняет, словно перчатки.
А тут… корпишь над этими программами, как прокажённая, круглосуточно и еле-еле удалось наскрести на скромную однушку. Работаешь, как раб в поле - от рассвета до заката, не разгибая спины. Сидишь, как заключённый, в своей одиночной камере - ни семьи, ни, детей, да что уж там… даже друга нет. Ни тебе развлечений, ни традиционного отпуска. Только и видишь в соцсетях, как “Барби” взахлёб рассказывают, что лучше - Гавайи или Ибица. А жизнь-то так мимо и проходит”.
“ Вот, где счастливая!” - пронеслось в голове парикмахерши, ловко постригающей её влажные пряди.
“Сама себе хозяйка. Работает прямо у себя дома, попивая кофеёк и не нужно никуда спешить, ни перед кем прогибаться. Поклацала кнопки на ноуте - дзынь - тут же денюжка на карту поступила, причём, весьма приличная. Захотела - на Кипр, а захотела - в Турцию.
А тут… столько голов нужно привести в порядок, вымести с пола тонну волос, дабы хоть какую-то копеечку заработать. И каждому ещё попробуй угоди, так и норовят нервы потрепать. К вечеру спина не разгибается, на ногах едва держишься, а дома ещё свекровь вечно недовольная, так и ищет повод прицепиться”.
“Вот, где счастливая!” - размышляла о парикмахерше продавщица, торгующая свежей рыбой на уличном лотке, приплясывая от осеннего пронизывающего ветра и согревая дыханием распухшие от ледяной воды руки.
“Стоит себе весь день в тепле, в мягких тапочках и халатике, творит красоту, да только и успевает “чаевые” в карманчик складывать.
А тут… ежедневно плещешься в ледяной воде и воняешь рыбой - и в дождь, и в снег, и в жару, и в мороз. Ноги совсем закоченели, пальцы на руках распухли и не гнутся. Всех чаевых - если какая-либо “графиня” не изволят ручки белы марать в чешуе и прикажут рыбку им почистить. Вечером приползёшь на съёмную квартиру, тяпнешь водочки с сожителем, и только тогда малость отогреешься”.
“Вот, где счастливая!” - размышляла о ней тощая бледная натурщица, завороженно наблюдая, как продавщица с аппетитом уплетает заварное пирожное, которое ей принёс в коробочке грузчик с соседнего маркета.
“Всегда на свежем воздухе, розовощёкая, сытая, трескает сладости в своё удовольствие и не парится ни о чём, и при этом каждый мужчинка так и норовит её любя ущипнуть.
А тут… Постоянно голодная, аж желудок сводит - издержки профессии, да и возможности - те ещё... Перебиваешься случайными заработками и ломаешь голову, скоро ли подвернётся случай поесть, с кем и где переночуешь сегодня. Раздеваешься перед любым, кто готов заплатить, и постепенно привыкаешь к мысли о том, что ты - декорация, неодушевленная вещь”.
“Вот, где счастливая!” - размышляла о натурщице, которая позировала с букетом багряных листьев начинающему фотографу, элегантная дама бальзаковского возраста, наблюдая за ней со стороны.
“Такая юная, с точёной фигуркой и загадочным взглядом, как не от мира сего. У неё ещё вся жизнь впереди. Это дитя ещё и понятия не имеет, каково это, когда красота увядает, когда с супругом не сложилось, когда умирают родные и близкие, а у твоих взрослых детей свой мир и своя жизнь. Не ведает горький вкус одиночества, который душит тебя по вечерам и ночам”.
“Вот, где счастливая!” - размышляла об элегантной даме, сидящей на лавочке и наблюдающей за натурщицей, старушка, которая катила по дорожке осеннего сквера инвалидную коляску с дремлющим в ней старичком.
“Совсем ещё молодая и красивая, пышущая здоровьем и полная сил. Прекрасный возраст - дети самостоятельны, а она может ещё себе позволить тратить деньги на путешествия, вкусную еду, красивую одежду и прочие приятные вещи. Она и понятия не имеет, каково это жить на мизерную пенсию, которая подчистую уходит на лекарства. Не ведает пока, каково это по ночам прислушиваться к затихающему дыханию и осознавать, что конец совсем уже близок”.
“Вот, где счастливая!” - размышляла о семенящей за инвалидной коляской старушкой одинокая бабулька, которая выкладывала из старой кастрюльки с отбитой эмалью специальное варево в несколько кошачьих мисок, расположенных вдоль кустов.
“Вот, сколько их вижу - всегда вместе. Она трогательно поправит ему одеяло на коленях, а он так и норовит сорвать для неё веточку рябины или собрать букет из листвы. Они есть друг у друга - и позаботятся, и пожалеют…
А тут… помрёшь, никому и дела до тебя не будет. И не ведает она, каково это постоянно варить себе кашу на пустой воде, вместо молока, дабы покормить голодных и бездомных котеек, лишь бы хоть кому-то быть нужной”.
“Вот, где счастливая!” - размышляла о бабульке, к которой со всех сторон мчалось с десяток бездомных котов, молодая бродяжка, которая никак не могла успокоить свою расплакавшуюся трёхлетнюю дочурку.
“Может себе позволить кормить котов для развлечения, а мне не всегда находится чем ребёнка накормить. Она же имеет собственное жильё, где спит, ест и вон стряпню для котов готовит. И не ведает она, каково это скитаться по улицам и вообще не иметь ничего своего, постоянно побираться, бегать от полиции или спущенных на тебя собак. Возможно, уже давно бы сиганула с моста вниз головой, да вот только дитё ни при чём, кому оно останется…”.
Бродяжка озябшими руками развернула смятый пакет и отломила кусочек сдобной булки, которой сегодня её угостила сердобольная женщина, когда она с малышкой просила милостыню у входа в супермаркет. Той стало нестерпимо жалко ребёнка, вот она ей и протянула в руки свежую булочку.
Бездомная девушка не видела, что в тот момент за ними наблюдала та самая актриса, которая уже допила свой ароматный кофе и вернулась за руль роскошного автомобиля.
Она сидела молча, не двигаясь и не мигая, словно замерла. Актриса и не думала заводить машину, казалось, она вообще забыла, где находится и лишь заворожённо смотрела в упор на девчушку, жадно жующую сладкую булку.
И в этот момент перед глазами, буквально за миг, пронеслась вся её жизнь: фальшивая красивая сказка, скрывающая от глаз посторонних цинизм её бытия, многочисленные предательства, ложные обещания и вынужденный ранний аборт. Все эти нелепые и сомнительные роли, щедрые подарки, словно пощёчины, от которых, как ножом по сердцу, и фешенебельный дом - пустой и безжизненный по ночам.
Неожиданно она встретилась с малышкой глазами, и от её распахнутого невинного взгляда резко перехватило дыхание. Увидев, с каким чувством ребёнок обвивает ручонками шею своей матери, она непроизвольно прикоснулась к своей, живо представляя столь желанное детское тепло и безусловную любовь, которую юная мама, казалось, вовсе не замечала.
А в голове пульсировала одна-единственная мысль: “Вот, где счастливая! Господи, какая же она счастливая…”.
***
Т. Лонская в обработке Эллины Владис