Вы, конечно, скажете, что это всё чушь, маразм и мелкотемье, и зачем я вообще трачу ваше время на подобную ересь? Но и вы меня поймите: не дают мне покоя эти чёртовы трубы, не выходят из головы, мучают вопросами... Может, если вывалю часть содержания своей головы на вас, мне станет легче? Нет, я не сантехник и не рабочий трубного завода, не в функциональной ипостаси меня волнуют трубы, а как предмет философского осмысления. Простой, кажется, предмет — труба, а вот поди ж ты, столько неясного в ней, столько загадок, так что не обессудьте, что чрезмерно большая доля предложений в этом тексте будет заканчиваться вопросительными знаками. Ладно, хватит предисловий, давайте задумаемся над тем, что такое труба.
Чтобы понять предмет, нужно отличить, отделить его от других предметов, желательно схожих. Труба — это предмет, похожий на палку, дубину, биту, дрын и всяческий другой неполый цилиндр, но отличает его от неполого цилиндра находящаяся внутри и проходящая по всей длине полость — пустота. Не так уж редко сущность предмета определяется не составляющей его полнотой и содержанием, а пустотой и отсутствием. Но у трубы пронизывающая её пустота и отсутствие рождает множество следствий. Например, то обстоятельство, что именно пустота выступает условием наполнения трубы, а именно наполнение и есть предназначение трубы, ибо если труба не будет ничем наполняться, то зачем она нужна? Значит, мы творим пустоту только для того, чтобы её устранить заполнением чем-то иным, чем то, что составляло сердцевину опустошённого предмета. Пустота как условие полноты — разве это не парадоксально?
Но в этом пока нет ничего уникального, ведь на свете существует много предметов, чьё функциональное назначение — быть наполненным чем-то иным: воздушный шарик, бутылка, штаны, презерватив, дирижабль... Однако уникальность трубы заключается в том, что наполнение её временное, оно нужно только для последующего опустошения, кои два процесса, взятые вместе, есть принципиально иной процесс, чем просто наполнение, а именно — переток. Обычное наполнение есть статичность, и только у трубы наполнение есть отдельное мгновение движения. Инородная субстанция обязана двигаться по трубе, а если она вдруг решила наполнить трубу и на этом успокоиться, то образуется затор, который возмущает пользователя трубы нарушением принципа её функционирования. В силу этого обстоятельства у трубы есть два конца, которые обеспечивают вход иной субстанции и её выход, причём обязанность служить входом либо выходом никак не влияет на внешние конструктивные особенности концов трубы — они кажутся одинаковыми и исполняют ту или иную функцию только по прихоти пользователя. Их можно поменять местами, и не изменится ничего, что едва ли возможно с бутылкой, штанами, презервативом и дирижаблем.
Тут-то и начинаются загадки. Прежде всего, следует обратить внимание на концы трубы и задаться вопросом: являются ли они разными сущностями или же одной и той же сущностью? Как же так, спросите вы: концы находятся на противоположных сторонах трубы и в каждый момент времени выполняют противоположные функции — вход и выход инородной субстанции, а значит, они не могут быть единосущими. Но позвольте, если у нас существуют две отдельные сущности, значит, между ними должна быть граница, которая отделяет одну сущность от другой. А где граница между двумя концами трубы? От одного конца до другого труба представляет собою гладкую поверхность некоего материала, в которой нет разрывов и пределов, а значит, один конец переходит в другой плавно и органично. Да и вообще, если труба есть целокупный предмет, то как же его отдельные части, никак не отделённые друг от друга конструктивно и субстантивно, могут быть разными сущностями? Вот так обыкновенная труба позволяет нам постичь тайну Троицы, хотя и является Двоицей, и ещё она помогает понять формулу "единосущее, но неслиянное" — именно таковы концы трубы.
Но если два конца трубы есть одна и та же сущность, то почему они в каждый момент времени выполняют противоположные функции - вход и выход инородного материала? А если они есть разные сущности, то в какой точке протяжённости трубы заканчивается одна и начинается другая? Это такая замудрённая апория, что на этом пути мы вряд ли придём к однозначному выводу. Лучше уж придерживаться другого варианта. Но, увы, вывод о единосущности разных концов предмета, не имеющего точек разрыва, приводит нас к далеко идущим выводам. Вот, к примеру, наша пищеварительная система на всём своём протяжении тоже не имеет точек разрыва; значит, её концы, а именно, скажем мягко, оральное и ректальное отверстия, есть одно и то же? А ещё — нос и рот тоже одно и то же? Смелые выводы, которые нас чёрт знает, к чему приведут...
Но давайте подумаем вот о чём. Представьте себе шланг, который тоже есть, по сути, труба. И вот в этот резиновый шланг вставили стальную трубку, и получилась единая трубная сущность, на всём протяжении которой инородная субстанция течёт без всяких затруднений, выполняя функциональное назначение трубы. Но ведь субстанциональное единство трубы нарушено: одна её часть — резиновая, а другая — стальная... По-прежнему ли концы такой составной трубы представляют собою единую сущность, если один конец резиновый, а другой стальной? Придётся признать, что да, потому что иначе нам пришлось бы ответить на вопрос: а где, собственно, происходит разрыв — там, где внутри резины начинается сталь, или где вокруг стали заканчивается резина? На такой вопрос мы, разумеется, ответить не можем, а значит, обе точки соприкосновения границ одной субстанции с длящейся другой субстанцией равноценны и равнозначны, в то время как граница между отдельными сущностями должна быть едина и ультимативна.
Тут вы, наверное, взмолитесь: всё, хватит, это невыносимо, это глупо, это бессмысленно... Но что я могу поделать, если мой разум упорно сокращает длину трубы, чтобы понять, перейдёт ли количественный параметр — протяжённость — в качественный параметр — сущность? И вдруг оказывается, что если укорачивать трубу достаточно долго, то получится... Что бы вы думали? Кольцо! Ну, правда, укоротите мысленно трубу до узкой полоски между концами, что у вас получится? Кольцо, сродни тому, что на пальце, или на запястье преступника, или на шее собаки. Где тот конкретный количественный параметр, который отделяет трубу от кольца, я сказать не могу, однако поделюсь наблюдением: тот же самый параметр, который у трубы характеризует длину, у кольца характеризует ширину. Из этого мы можем сделать вывод, что если труба достаточно коротка, она становится кольцом, а если кольцо достаточно широко, оно становится трубой. Значит, точка перехода одной сущности в другую есть в то же время точка перехода одного параметра в другой. При этом другие параметры кольца и трубы, а именно толщина и диаметр могут вообще никак не отличаться. И вот моя ничем эмпирическим не подтверждённая гипотеза: кольцо тогда становится трубой, когда его ширина начинает превышать диаметр. Назовите это законом Смолия, если хотите, а если не хотите, не называйте. Но только пользуясь этим правилом вы гарантированно сможете разрезать трубу на множество колец, а иначе вы рискуете разрезать трубу всего лишь на множество других труб, и это я ещё не говорю о невозможности составить из колец трубу...
Вот такие мысли не просто посещают, а прямо-таки терзают меня день за днём, мешая жить, любить, трудиться и соблюдать правила дорожного движения, причём это только малая часть размышлений о трубах, что гнездятся в моём сознании, просто я не хочу мучить вас слишком долго. Задумывались ли вы, например, почему трубы чаще всего круглые, а не треугольные или трапециевидные? А ведь есть ещё размышления о всяких других философических предметах, кои мне даже упоминать страшно, потому что жалко вас, людей, пользующихся повседневностью как нерефлексируемой данностью. В общем, до свидания.