— Ты веришь в судьбу, Нила?
Я лежу на траве в нашем особом месте, в розовом саду, где все это началось. Голова Рины у меня на груди. Уже поздно, все остальные давно спят. Это мое любимое время суток, когда мы можем просто побыть вместе. Хотя в такие моменты мне не надо делать вид, что Рина ничего для меня не значит.
Кажется, Рина была в моей жизни всегда, но прошлым летом все изменилось от одного простого поцелуя. Ее первого, а для меня — единственного имевшего значение. С того дня мы стали самими собой. Мы знаем, что мать Рины не одобрила бы наши отношения, и я понимаю почему. В свои восемнадцать я на три года старше Рины, и ее мама не поверила бы, что я хочу сохранить невинность Рины до ее совершеннолетия.
Конечно, я хочу Рину. Хочу страстно, но я возьму ее только тогда, когда смогу сделать так, чтобы она постоянно была рядом, когда мы не будем прятаться.
Боль в ребрах заставляет меня посмотреть вниз, в большие зеленые глаза, видящие каждую частичку меня. У нее всегда была способность видеть меня настоящего, а не того парня, которого видит весь остальной мир.
— Нила, ты меня слышал?
Я щекочу ее, и мы катаемся по прохладной траве, пока я не нависаю над ней, заключенный в ее стройные бедра.
— Слышал, Рина. Я задумался.
— В самом деле? Мне показалось, что ты отключился от реальности.
— Нет. И нет, я не верю в судьбу.
Рина морщит нос и хмуро смотрит на меня:
— А я верю.
— Почему?
Я провожу пальцем по коже ее живота, там, где короткий желтый топ отделяется от джинсовой ткани шорт. По ее коже пробегают мурашки, и я улыбаюсь, наслаждаясь тем, как Рина реагирует на мои прикосновения.
— Ну, а как мы вообще с тобой встретились? Ты богач, ходишь в шикарную школу и вращаешься в высших кругах. А я ничтожество, которое случайно родилось в семье экономки.
— Эй, не говори так, черт возьми! Ты не ничтожество, Рина. Ты для меня — все.
Если что-то в этой девушке и бесит меня, так это то, что Рина сама в себя не верит. Она действительно уверена в собственной ничтожности, и не имеет значения, как сильно я пытаюсь убедить ее в обратном.
Закатив глаза, Рина запускает пальцы в мои волосы, ее ногти царапают кожу головы, заставляя меня застонать.
— Я знаю, что я такая для тебя. Но только для тебя, остальные этого не видят.
— Увидят, Рина. Со временем они узнают, что мы вместе, нам не надо будет скрываться.
— Твой отец никогда этого не примет.
— Мой отец — придурок, мне все равно, что он думает.
— Да, это так, Нила, и я это понимаю, но он твой отец.
Я приподнимаюсь, чтобы оказаться подальше от ее отвлекающих прикосновений, и смотрю Рине в глаза, пока она лежит на траве и наблюдает за мной.
— Я серьезно, Рина. Я ненавижу его, и мне все равно, что он думает. Он никогда не заставит меня отказаться от тебя. Я люблю тебя.
Я говорю ей это не в первый раз, и я никогда не устану от счастья, появляющегося на ее лице, когда я это говорю. Она так прекрасна, что у меня перехватывает дыхание.
— Я тоже люблю тебя, Нила.
Я слышу неуверенность в ее голосе и хочу стереть сомнения из ее мыслей. Я не знаю, что еще я могу сделать, чтобы убедить ее в своих чувствах. И тут меня осенила идея. Я знаю, что это чересчур смелое решение, но я готов к последствиям.
— Пойдем со мной на выпускной?
Ее глаза загораются счастьем, и я знаю, что хочу сделать все, что в моих силах, чтобы сохранить этот огонек до конца своей жизни. Может, я и молод, но я знаю, чего хочу. И я хочу, чтобы Рина была моей до самой смерти.
— Правда?
— Правда. Хватит нам прятаться, пусть весь мир знает, кто ты для меня.
— А кто я для тебя, Нила?
Я улыбаюсь. Я знаю, что она хочет услышать. И ответ нравится мне самому:
— Девушка, на которой я однажды женюсь.
Я говорил ей это с тех пор, как мы были детьми, но тогда это было шуткой, а сейчас я абсолютно серьезен. Она будет моей женой, и я буду любить ее до самой смерти.
Я знаю, люди подумают, что я сумасшедший, но это правда. Рина — моя вторая половинка. Может быть, судьба действительно существует, потому что я искренне верю, что Рина была создана для меня, и только для меня.
— Я люблю тебя, Нила.
— Я тоже тебя люблю.
— Обещай мне, что мы всегда будем такими, как сейчас.
— Я обещаю, моя маленькая Рина.
Я наклоняю голову и целую ее, возбуждение пробегает по моему телу. Эта девушка разжигает во мне огонь, она заставляет меня хотеть ее. Хочу, чтобы она была моей первой, я хочу быть ее первым.
Наш поцелуй становится настойчивее, я проглатываю ее стон желания.
— Нила.
Я отрываю от нее свои губы, мы оба тяжело дышим, и с трудом говорю:
— Нам нужно подождать.
— Я не хочу ждать. Я хочу тебя сейчас.
Боже, если бы она только знала, как сильно я хочу войти в нее, трахнуть ее. Хочу, чтобы она кончила на моем члене. Но я знаю, что это должно произойти иначе. И не сейчас.
— Рина, помоги мне. Я пытаюсь поступать правильно. Нам нужно подождать, пока тебе не исполнится восемнадцать.
Я вижу, как она надувает губы, прежде чем прикусить нижнюю губу, и я едва не кончаю в штаны от этого зрелища.
— Хорошо.
Я чувствую ее разочарование, мой член пульсирует.
Я обнимаю Рину, и мы садимся спиной к сараю, где я впервые понял, что она важна для меня. Так много всего важного здесь произошло. Это всегда будет местом, где я чувствую себя собой.
— Что мы скажем твоей маме о выпускном вечере, Нила?
— Я не знаю. Может быть, мне удастся улизнуть, а Денис сможет нас прикрыть.
Он так и сделает. Денис — мой младший брат и, не считая меня, самый близкий человек Рины. Он ее лучший друг.
— Думаешь, получится?
— Да, я попрошу Дениса помочь нам. Как только мы доберемся до школы, будет слишком поздно. Все будут знать, что мы вместе.
— А если нас попытаются остановить?
Я слышу неуверенность в ее голосе и хочу развеять ее сомнения:
— Мой отец никогда не заставит меня отказаться от нашей любви. Ты понимаешь, Рина?
Я целую ее в макушку, когда Рина прижимается ближе ко мне, и я поджимаю губы, чтобы сдержать стон, когда она почти трется бедром о мой твердый, как камень, член.
— Ладно, Нила. Я доверяю тебе.
Ее доверие значит для меня очень много, и ничто не заставит меня сломать его. У Рины есть стержень, но в то же время она хрупка и полна сомнений в себе. Мне потребовалось очень много времени, чтобы научить Рину читать, когда ее учителя отказались от нее. Теперь она читает мне классику. Она думает, это потому, что я хочу, чтобы она практиковалась, но это не так. Мне просто нужно слышать ее голос. Рина успокаивает меня, сглаживает напряжение, которое я всегда испытываю из-за того, что родился Данилой Красновым.
— Почитай мне.
— Нила.
— Пожалуйста.
Она вздыхает, но достает из сумки книгу, а я включаю фонарик. Когда она ложится мне на грудь, я чувствую умиротворение. Рина — мой покой, и я никогда ее не отпущу.