Я была уверена, что в этот раз хроники запишу быстро. Потому что взять с собой удалось, действительно, много. Но потом я столкнулась с тем, что это «много» было не на уровне слов. Это «много» ещё нужно было облечь в слова, это оказалось сложнее, чем раньше.
Я неплохо умею писать. Иногда даже хорошо. Но всякий раз теряюсь, когда нужно о чём-то тёплом, нежном, трогательном. Жечь глаголом, рвать шаблоны, нейтрально описывать, восхищаться, юморить — это легко. Предъявлять благодарность, нуждаемость, мягкое, уязвимое — на грани возможного. Вслух ещё можно, но стоит начать буковками чёрным по белому, и всё сразу же кажется неимоверно пошлым, невнятным, недостаточным.
В общем, хроники начну издалека. Начну за две недели до трёхдневки, с пятницы, когда меня размазало новостями. Именно размазало. Что-то слишком большое, чтобы это можно было воспринять и переварить. Обычно, когда в мире происходит очередная катастрофа, меня мгновенно собирало в аппарат для выживания. Не я собиралась. Меня собирало. Так два года назад в конце зимы я за пару дней описала кейсы, до которых руки несколько месяцев не доходили, и прочее откладываемое на завтра доделала. А в этот раз впервые не собрало, а размазало. Было большое желание спрятаться в кого-то большого и взрослого, ну, или найти кого-то, чтобы как котёнок Гав «вместе». Я сознательно зажёвывала это всё, медленно погружаясь в думскроллинг. А потом нашла себе образ этого большого, в которое можно уткнуться. Этим образом стала наша учебная группа. За последующие две недели я, конечно, успела вернуться в устойчивое состояние, но шла в этот раз на трёхдневку не столько из жадности взять что-то полезное-интересное, сколько за чем-то таким, что про принятие, разделённость переживаний, близость. За чем-то тёплым.
С тёплым у меня сложности. На своей территории, где мои правила, легче. В остальных местах сложнее. Загвоздка с близостью и принятием в том, что невозможно их получить, демонстрируя лучшую версию себя или прикрывая неудачную. Это ж тогда видят и принимают не меня, а только удачный ракурс. Отфотошопленную картинку. А как показать не картинку в месте, которое в том числе и про конкуренцию, и про оценивание? Задачка со звёздочкой.
В какой-то степени решению задачки со звёздочкой помогло признание того, что да, мне страшно, неловко, стыдно, хочется одобрения и не хочется представать перед другими глупой, ничего не понимающей, неуверенной, растерянной, не справляющейся, хотя это всё и мешает мне получить увиденность, принятость, разделённость. Когда мне внутри меня стало можно и бояться, и не хотеть показывать неотфотошопленные ракурсы, как ни странно, стало меньше и страха, и вот этого всего прочего мешающего. Изнутри это выглядело как уход под воду с последующим выныриванием. Только ныряла я в смущение, в страх, в стыд. Ныряла и выныривала, чтобы проверить, а что там вокруг-то. Раньше уходила на дно, притапливая себя дополнительно фразами, вроде: «Опять не смогла удержаться на поверхности». А теперь факт, что опять не смогла, перестал быть катастрофой. «Оk, меня накрыло, но что если я могу вынырнуть, а не тонуть?» Такая вот трансформация.
Вообще, во многом трёхдневка для меня была про признание точки несвободы, которое открывает большую свободу. Вроде, год назад было почти о том же, и вот опять, но только на другом уровне. Если разрешить себе не идти вперёд, признав, что у меня есть причины не идти, появлялась возможность если не идти, то как-то очень медленно двигаться, а не стаять в параличе под гнётом «ну, надо же, давай уже, что ты стоишь». Если разрешить себе бояться там, где объективно нет ничего пугающего, появлялась возможность бояться в разы меньше. Если разрешить что-то не мочь, обнаруживались границы этого «не могу», которые в реальности были не такими, какими представлялись в воображении. Если разрешить себе не смотреть в свой хтонический ужас, становилось возможно не только посмотреть, но и как-то с этим ужасом взаимодействовать. (Я всегда воспринимала это состояние, как отсутствие и себя, и вообще, всего. Ужас был чёрным. Всепоглощающим. Но возможно, он не про отсутствие всего, а наоборот. Как будто, в нём есть всё, и нужно это всё как-то рассмотреть и нащупать).
В эти три дня у меня появились редко используемые слова: «нежность», «любование», «тепло», «бережность», «умиление». Если с предыдущей трёхдневки я ушла с ощущением тепла в местах, где раньше была скованность, то с этой я ушла, как будто с ног до головы закутавшись во что-то тёплое, уютное, приятное. Не помню такого телесного состояния прежде. Чем-то сравнимо с купанием в очень тёплом море, но в разы приятнее. Максимально старалась это прочувствовать и запомнить. Даже сейчас, когда пишу, ощущаю приятное послевкусие. (Надо повторить).
А параллельно у меня как будто сама по себе набралась терапевтическая группа, и как будто сами по себе продались две последние книжки с драконами. (Гештальт с книжками окончательно закрыт). С группой было особенно неожиданно. Я прямо перед учебным днём написала, мол, ничего не буду большого и офигенного обещать, давайте вы просто придёте ко мне, будем выдыхать вместе. Без надежд и ожиданий. Без желания непременно кого-то привлечь. И люди пришли. Практически Закон Йеркса-Додсона в действии. (Чтобы не заставлять гуглить, расшифрую: закон о том, что наилучшие результаты достигаются при среднем уровне мотивации, а не когда она зашкаливает и нужно непременно смочь и сделать).
Интересно, что свой отодвинутый в сторону запрос на знания и самоисследование я умудрилась закрыть сразу на следующий день по завершении трёхдневки на двухдневке спецкурса по работе с созависимыми. Прям, вот она была полностью посвящена всему тому, что мне было нужно, и это нужное идеально легло на моё состояние.
Такие дела.
Продолжение следует
