Так больно, грустно, одиноко, что хочется повеситься. Сарказм. Аж самому стало смешно, даже невольно улыбнулся.
За окном еще светло, как днем, хотя и времени уж девять вечера. Прекрасный майский закат расцветающей природы. Вот гляжу я сейчас в это старое, потресканное, облупившееся окно и кажется мне, что стекло это как символ двух миров. Там, на другой его стороне, веет сладкой прохладой и жизнью. Здесь же, в душно больничной палате, одна лишь безнадежность, уныние и обреченность. Мрачные стены, расколотые архаичностью лет и давностью, когда-то ярко зеленой, издающей специфический аромат растворителей краски, которой красили только что построенные каминные перегородки между комнатами, такие девственные и чистые, еще не видящие смерти. Кто знает, сколько часов или дней прошло с того момента, когда этот порог переступил первый больной, и они впервые услышали запах умирающего тела, в ту самую секунду они навсегда потеряли свою непорочность, обрекая себя на вечный спектакль боли, слез, отчаяния и смерти.
При каждом вдохе мой обонятельный орган чувствует едкий запах лекарств, людской несвежести и опорожнений. Заснуть мешают не только грызущие меня изнутри горестные думы, но и храп, похожий на звуки какой-то мерзкой, отвратительной мелодии, которую невозможно слушать, она разносится по всей больнице, проходя, по ее коридорам и вселяется в каждого спящего мужика, чахнущего на своей койке. Ужас, тоска и смерть — все это он — раковый корпус.
Вчера врач вынес мне тлетворный приговор. У меня онкология. Жить осталось считанные месяцы, может быть, завтра я уже не увижу ни голубое небо, ни эти стены, ни тех людей, которые спят на соседних койках. Все мы здесь равны. Их, так же как и меня пожирает изнутри зловещие метастазы, захватывающие с каждым днем все новые клетки наших организмов. Невыносимая боль пронзает каждый кусочек твоего больного тела, она ломает тебя, выворачивая наизнанку; ни морфий, ни какие другие обезболивающие не помогают. В такие минуты думаешь лишь об одном: « Господи, когда же все это закончится! За что со мной так? Что плохого я тебе сделал?». И вот, как на кассете, ты прокучиваешь всю жизнь, вспоминаешь и невольно анализируешь.
Темнеет. Скоро совсем писать будет невозможно, попишу что-нибудь завтра. Надеюсь, что попишу.
Нет, так я не усну. Зря я не выпил снотворное, которое мне предлагала медсестра, хорошенькая, с такими светлыми глазами. Видимо, придется дойти до ее рабочего стола, хотя и вставать не хочется. Что ж, тогда до завтра.
2. За окном пасмурно. Весь день льет дождь. Впрочем, на сердце у меня схожая погода. Жизнь прожил в одиночестве и умру так же. Все, что когда-то имел — потерял: друзей, любовь, и даже при живых родителях я чувствовал себя осиротевшим.
Детская обида и сейчас не дает мне покоя, она вонзается в меня своими острыми когтями и скребет, и царапает мне душу. Я и сейчас, спустя множество лет, чувствую ту боль, которую испытал, не ощущая родительской заботы, тепла и ласки.
Я был третьим ребенком в семье. Через год после моего рождения был вынесен неутешительный диагноз, у меня был выявлен Детский Церебральный Паралич, по простому ДЦП. Из-за невозможности устроить меня в детский сад, в годовалом возрасте отдали на воспитания к бабушке. Она жила в маленьком городке, в котором все всех знали.
Бабулю я любил. До семи лет она заменяла мне родною мать. На самом деле, то время я вспоминаю с любовью и нежностью. Да, я редко видел своих родителей, они приезжали раз в две-три недели к нам на выходные, бывало, даже на месяц или на два забирали меня домой. Пусть в том, совсем детском возрасте, у меня была обида и непонимание, почему я не расту вместе со своей сестрой и братом, почему у них есть возможность видеть отца и мать ежедневно, говорить с ними, чувствовать их любовь? Я же был этого лишен. Но несмотря на эту печаль, я не чувствовал себя одиноким. Помимо меня, у бабули было еще семь внучат: нас трое, две внучки от старшего сына и три богатыря от среднего. Моя же мама приходилась младшей дочерью моей бабули. И лишь она из трех детей переехала жить в большой город, братья же жили там же, где и родились. Каждый день бабушкин дом был похож на муравейник, в котором собиралась огромная семья: я, бабушка и двое моих дядей с их женами и детьми. Стол всегда был полон блинами и пирогами, которые пеклись в русской печи. С трех лет я стал ходить в садик, и обрел друзей. Какое же замечательное было время. С какой отрадой я вспоминаю его.
В семилетнем возрасте все изменилось. Меня забрали в родительский дом. Поначалу я был счастлив. Я знал, что мне предстоит учиться в школе. К семи годам я уже хорошо читал, считал.
Я отлично помню этот день, когда мама привела меня в ту самую школу – школу-интернат. Она специализировалась на детях с моим диагнозом, и поэтому родители решили, что именно эта школа будет для меня полезна. Надо отдать должное им, они всю жизнь боролись с моей болезнью. В трехлетнем возрасте папа меня отвез в санаторий «Евпатория», что находится на берегу Черного моря. Там трехлетнего ребенка оставили на лечение на целых тридцать дней одного. Я все понимаю, не могли мои родители потратить целый месяц на меня. Им нужно было зарабатывать деньги, чтоб накормить еще двоих своих детей, но мне, маленькому ребенку, было от этого не легче. Только лет в пятнадцать я узнал, что проводил в том санатории всего лишь тридцать дней, для меня каждый день был месяцем. И так ежегодно в течение последующих трех лет меня отвозили в ненавистную мною «Евпаторию». Помню, когда папа оставлял меня на лечение, а сам возвращался домой, я горько плакал, цеплялся за его брюки, умолял не бросать меня. Но было все напрасно, папа улетал к жене и двум другим своим детям, а я целый месяц, который для меня был адом, жил в таком нелюбимом и неприязненном для меня лечебном заведении на берегу огромного моря. И как же я был счастлив, когда вновь, после долгой разлуки видел папу, который возвращался забрать меня домой. Я, счастливый, бежал к нему навстречу, забывая обо всем. Мне не нужны были ни мои игрушки, ни вещи, лишь одно меня волновало – побыстрей оказаться дома. Да, они боролись за мое здоровье как могли. Во втором классе к нам в школу приехали московские врачи. И лишь пяти детям родители нашли деньги на ту дорогостоящую операцию. Я им за это безумно благодарен. Я практически перестал хромать, и речь стала более чистой. И все же…. Обида, она живет во мне, несмотря на то хорошее, что они для меня сделали.
Отрывок из книги: "Изгой. Поветь умирающего". В конце 2019 года Повесть получила первое место в литературном конкурсе. Кого заинтересовал рассказ, можно прочесть по ссылке ниже. Бесплатно!
Источник материала: https://pervayarosa.com/izgoj-povest-umirayushhego/
© Первая Роса