У Люси появилась подруга. Сотрудница, с которой Петр работал в одном филиале. Ирина уже обжилась в этом маленьком городке, у нее был домик в зеленой зоне – что-то вроде русской дачи.
— Атавизм, — смеялась она, — До сих пор не могу обойтись без того, чтобы возиться в саду, жарить на огне колбаски и запивать их пивом.
Ирина позвала Люсю к себе – пожить у нее «на даче» вместе с ребенком неделю или две.
— Я в ближайшее время буду так загружена на работе, что мне туда не выбраться. А как же мои розы? Их кто-то должен поливать…. Давай, приезжай, не сомневайся. Ну что бы будешь в городе сидеть? Твой все равно целый день в офисе… А сейчас лето, у тебя Митька хоть босыми ножками по траве походит.
— Поезжай, — сказал Петр.
Ему казалось, что для Люси и ребенка это будет лучше – исчезнуть на время из города, быть не на глазах. Витала безумная надежда, что всё образуется, Магда найдет себе новую жертву.
Люся взглянула на него испуганно. Она очень не любила уезжать из дома даже на короткое время. Ей нужно было, чтобы Петр был на расстоянии вытянутой руки, телефонного звонка. Чтобы он приехал сразу, если вдруг что.
— Поезжай, — мягко повторил он, — Всего две недели. В выходные я к вам приеду.
В первые пару вечеров, когда Люся звонила ему, голос ее был тревожным – она еще не обжилась, не привыкла к месту. Тревожило ее и то, что она плохо знала язык, и если Петра не было рядом – общаясь с местными жителями ощущала себя глухонемой – хоть на жесты переходи.
Но потом удивительно мягкое даже для Европы лето, и покой загородной жизни – взяли свое. Теперь не было для Петра лучше минут, чем, придя в работы, налить себе чашку кофе с коньяком, устроиться в кресле, и слушать как Люся щебечет обо всем сразу.
И о том, какие слова пытается освоить Митя, и о прочитанной книжке, и о распустившихся цветах, и о каком-то хозяине кофейни, который принял сынишку за младшего брата Люси.
В пятницу он сказал ей:
— Завтра.
— Завтра, — повторила он с затаенной радостью, — А что мы будем делать?
— Какая разница… Может быть, просто пойдем по берегу. Далеко-далеко, по воде…
— С Митькой?
— С Митькой в рюкзаке. И будем есть в каком-нибудь кафе жареную картошку…
— В смысле «фри»?
— Ну, они же не умеют тут жарить так, как ты в общаге – с чесноком и петрушкой… Это была самая вкусная картошка на свете…
— Ага…. И один пакетик кофе на двоих. И в кошельке не было денег даже на трамвай. Пусть Митька никогда не узнает такой жизни.
— Если ему очень повезет, у него будет в жизни что-то подобное. Мы тогда жили на облаках….
,..Он собирался выехать к ним в шесть утра. А в пять ему позвонила Ирина. У него остановилось сердце уже в тот миг, когда он увидел на телефоне ее номер. И кто бы сказал, почему…
— Я боюсь тебе сказать, — начала она.
— Говори!
— Там всё, всё сгорело…., — она расплакалась, — Большой пожар. Ночью…. Я помчалась туда. Я была уверена, что их спасли. Но теперь уже ясно, что нет…нет…нет…
— Их нашли?
Ощущение, что сердце так и остановилось, и не бьется, не проходило. Но при этом он каким-то образом мог разговаривать и задавать вопросы. Правда, Ирина плохо отвечала, теперь она уже не плакала, а рыдала.
— Да… сказали, что нашли…Ты сам понимаешь, что – экспертиза…только так установят, но там всё дотла, понимаешь, просто в ноль….Петька, приезжай…или лучше нет…это я еще как-то всё смогла увидеть, а ты-то…ты какими глазами будешь смотреть на все…
— Я приеду, — сказал он.
В дороге он думал – холодно и отстраненно – чем он мог бы сейчас зацепиться за жизнь, чтобы не наложить на себя ру-ки? И стоит ли та жизнь, которая его ждет того, чтобы за нее цепляться? Заехать в церковь, поговорить со священником? За что, почему и где они сейчас - Люся и Митька, в каких мирах, слышат ли его?
Но одна мысль о том, что придется рассказывать кому-то о том, что сейчас происходит у него в душе, вызвала такой отчаянный приступ тошноты, что пришлось остановить машину. Он долго сидел, положив голову на руль, и не в силах тронуться дальше.
Когда он ждал результатов экспертизы – почему-то вспомнились ему те часы, проведенные перед роддомом. Только тогда впереди было – появление жизни. А теперь… теперь не было ничего.
Потом нужно было решать – где хоронить. Здесь, на местном кладбище, или везти на родину? Это было, в общем, все равно… Разве что – тут можно было хоть каждый вечер проводить у родной могилы, на машине – всего десять минут. И еще Петру казалось, что здесь в земле лежать теплее. В России такие длинные и холодные зимы… Он понял, что сходит с ума.
На похороны приехала мать Люси. И тоже не хотела уезжать, дай ей волю, она так и жила бы на кладбище. С трудом Петр уговорил ее уехать. Там, в родном городе у нее остались какие-то родственники, подруги, которые должны были ее поддержать. Ей надо было жить – он повторил ей это тысячу раз.
— Для Люси бы было страшное горе, если бы с вами что-то случилось…
А она обнимала его, и называла «сыночком» и твердила, что кроме него у нее никого больше не осталось.
Впервые оставшись один после этих страшных дней, Петр решил напиться. Завтра был выходной, а нынче он может н…риться в хлам, так чтобы отпустило хоть на несколько часов. Душа просила хотя бы такого… наркоза.
Петр запер двери, сел в то самое кресло, поставил рядом бутылки – и никаких бокалов, большой стакан… Он свернул пробку на первой из бутылок – с коньяком, и собрался отключить телефон. Когда раздался звонок.
Увидев высветившийся номер, он налил сразу полстакана, сделал несколько больших глотков, и лишь потом ответил.
Он сказал так, как говорила когда-то его бабушка тем нескольким тварям рода человеческого, которых – при всей своей ангельской доброте – ненавидела.
— Будь ты трижды Господом Богом проклята, — с непередаваемым по силе чувством сказал он.
Но неожиданно ему ответила не Магда, а мужской голос:
— Молодой человек, может, поговорим….
Очень хотелось сжать телефон с такой силой, чтобы посыпались осколки стекла и пластика. Но голос невозмутимо продолжал:
— Если, конечно, вас волнует судьба вашего сына.
Петр пил, кашлял и молчал. Он перестал что-либо понимать.
— Я вам сейчас сброшу видео, — сказал незнакомый собеседник, — Посмотрите его. Две минуты.
…Это был Митька. Он сидел непонятно где, на фоне какого-то серого ковра, крутил, комкал пальчиками дурацкого мягкого осьминога, почему-то ярко-красного цвета и что-то лопотал. И нам нем были те самые штанишки с помочами, которые Люся купила ему в последний раз.
Петр посмотрел запись один раз…. другой…Когда снова зазвонил телефон, он закричал в трубку:
— Где они?!
— Он, — поправил его голос, — Речь идет о вашем мальчике. Вашей супруге, к сожалению, уже никто не может помочь.
— Это вы ее убили….
Догадка пришла мгновенно. В этой благополучнейшей из стран – вот так, ни с того, ни с сего – дома не горели.
— Это судьба, — в голосе звучала легкая ирония.
— Я звоню в полицию…
— Звоните, — так же легко согласился собеседник, — К тому времени, как вы закончите разговор, вашего сына уже не будет в живых. И если вам удастся настоять на эксгумации – она подтвердит, в могиле лежит именно ваш сын…
Петр молчал.
— Ну а теперь о том, что меня интересует, — продолжал мужчина, — Если вы хотите регулярно…м-м-м… ну, скажем раз в две недели, или раз в месяц получать такие вот приветы от вашего Мити, то за это вы…
Петр продолжал молчать.
— Постараетесь сделать Магду очень, очень счастливой. Бедная девочка этого заслуживает.
— Вы понимаете, что требуете невозможного?
— Ну почему же?
….Этот мужчина явно был из тех людей, для кого не существует единственных, неповторимых, тех, без кого пустеет земля… «Я случайно уничтожил половину вашего сердца, но ведь есть другая половина, - словно говорил он, - Вы ведь хотите сохранить ее, верно? Тогда давайте поторгуемся…»
— А если мне не настолько дорог мой сын?
— Тогда вам стоит лишь слово сказать, - похоже, человек на другом конце провода пожал плечами, — С другой стороны, и мне будет легче – куда меньше проблем.
— Вы вернете мне Митю…
— Извините, нет, — мягко перебил собеседник, — Это значило бы сломать всю игру. Я не верю во все эти «стерпится-слюбится». Вы будете хорошим мужем и лю-бовником ровно до той поры, пока вы будете знать – стоит вам сделать шаг в сторону, и ваш сын отправится в прекрасные-прекрасные края… к своей матери.
— Это не торг. Это – удавка.
— Что ж, учитесь улыбаться с петлей на шее, и улыбаться так светло и обаятельно, чтобы вас считали счастливым. Больше ничего не могу вам посоветовать, друг мой. А теперь – позвоните Магде и скажите, что хотите провести с ней вечер….
Продолжение следует
