1894 год
«Таганрогский округ. Таганрогский мещанин Фаддей Рыбка, 2-го апреля, около 8 часов вечера, вместе со своим сыном Василием, ехал на двух одноконных дрогах, нагруженных пшеницей, предназначенных для продажи в Таганроге. Не доезжая до Таганрога, приблизительно верстах в пяти от последнего, на них напали четыре злоумышленника, вооруженных револьверами, остановили лошадей и начали требовать деньги, а затем злодеи связали отцу и сыну руки и, отведя от подвод версты за полторы в степь, связали им ноги и бросили на землю, а сами вернулись к подводам: здесь, выбрав лучшие дроги, сложили в них шесть мешков пшеницы, а один оставили на дрогах, выпрягли из других дрог лошадей, подпрягли к первым дрогам и скрылись. Потерпевшие же в таком положении продолжали оставаться до утра, пока ехавшие в город поселяне не заметили их и не освободили от веревок. Кто такие злоумышленники – потерпевшие не знают. Шли они навстречу и, как видно, из города; двое из них еще совсем молодые, а остальные постарше, с небольшими бородками; трое одеты в городское платье, а четвертый выглядел мужиком». (Приазовский край. 92 от 08.04.1894 г.).
1897 год
«Ростов-на-Дону. Вокруг Ростова. (Экспедиция на ростовские окраины). На север! Мы подошли к «главному» подъезду, поднялись вверх по развалившимся и стертым от времени ступеням и, отворив дверь направо, попали в какую-то темную, грязную и вонючую комнату, причем бедный Терентий застрял в какой-то выбоине в полу, опять прикусив язык до крови.
- Пустяки! – мужественно и хладнокровно отвечал он, как и на Таганрогском проспекте, на мой сострадательный взгляд.
– Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Это преддверие. А вот это, должно быть, столовая, - проговорил он, отворяя еще одну дверь.
- Да, наверно, столовая в мавританском, кажется, вкусе, - сказал я, - а может это стиль рококо? Я в архитектуре и пластике много не смыслю.
Мы находились в плохо-освещенной, не очень большой, со скверным запахом, комнате. У одной из стен тянулся длинный, во всю комнату, деревянный стол, с установленными на нем в симметрии деревянными тарелками и ложками.
- Двадцать два «куверта», - считал Терентий тарелки.
- Н-да-с! Сервировка в древневизантийском вкусе, - вставил я от себя. На тарелках и ложках просвечивают через слой сала и жира рисунки, содержание которых трудно разъяснить. – Но кто же даст нам надлежащее разъяснение? Я полагаю…
Но я не мог окончить, так как начал страшно чихать, точно втянул добрую понюшку табака.
- Это от здешней атмосферы, - пояснил Терентий. – И нет худа без добра: ваше чихание услышано, к нам кто-то идет.
Действительно, послышались приближающиеся шаги, и через минуту, та дверь, в которую мы вошли, отварилась и в столовую вошел какой-то человек с всклоченными и заспанным лицом. Он посмотрел на нас, как бы спрашивая: кто мы такие.
- Мы путешественники, - отвечал на его взгляд Терентий, - и пришли осмотреть этот дом. Вы надзиратель здесь?
- Никак нет, - недоверчиво посматривая на нас, отвечал пришедший. – Я сторож.
- А надзирателя можно видеть?
- Можно. Да только… вы что же за люди?
- Это ты узнаешь из наших объяснений с надзирателем. Ступай, зови его!
Сторож вышел и через пять минут возвратился в сопровождении какого-то старичка. Лицо старичка, окаймленное почтенной седой растительностью, можно было бы назвать благообразным если бы не глаза, тревожно бегавшие по сторонам. Одет он был в домашний длинный архалук и мягкие туфельки. Он подошел к нам, ковыляя и приседая на левую ногу, и вопросительно посмотрел на нас.
- Мы путешественники, - начал объяснять Терентий. – Разъезжаем, старче, по белу свету с научными целями вроде Стенли или Нансена. Слыхал ты, старче, о таких людях?
Старец в ответ на это зашевелил усами и бородой, заковылял ногой и недоумевающе посмотрел на сторожа, как бы спрашивая его совета, как поступить в столь критический для него момент.
- Ну, не слыхал, так и Господь с тобой, - продолжил Терентий. – Только ты нам, старче, покажи этот дом. Мы его желаем осмотреть.
На эту просьбу старец опять потряс бородой и задрыгал ногой и затем забормотал:
- Да что ж тут осматривать? Осматривать тут нечего. Бог его знает, что вы за люди.
- Да, ведь, я тебе сказал, что мы путешественники в роде Колумба. Понимаешь, старик, путешествует и осматриваем, и только. Худого в этом ничего нет.
Старец немного подумал и затем проговорил:
- То есть, как же это путешественники? Богомольцы вы, что ли, странники?
- Вроде того, - отвечал Терентий. – Только обыкновенные странники по святым местам ходят, а мы, вот, по этаким дебрям и трущобам. Да, ведь, почем ты знаешь? Может, за наши хождения тоже не мало грехов отпускается.
Старец опять немного подумал и потом неохотно проговорил:
- Ну, что же, осматривайте, коли охота есть… Ну и времена настали… Господи Боже мой! – про себя добавил он. – Раньше никакой черт сюда, кроме ночлежников, не заглядывал, а теперь, поди, все путешествовать пустились…
- Ну что ты бормочешь? – прервал его Терентий. – Лучше скажи. Что это такое, вот, за решеткой в углу?
- А это там панихиды служат по покойникам.
- По каким покойникам?
- Да по богатым. Умрет богатый человек – вот сейчас и заказывают по нему панихиду, а мы молимся.
- А еще что?
- А еще поминаем умерших. Вот это же и столовая.
- Ага! – догадался Терентий. – А я было думал, что это город кормит ночлежников.
- Никак нет. Были общественные обеды до 10-го марта, а с десятого прекратились, потому теперь всякий может на пропитание себе заработать.
- Резон – что и говорить, - подтвердил Терентий. – Однако, старичок, у тебя тут грязи-то чуть не на вершок всюду. И на стенах, и на стеклах, и на чашках: что же и экономом состоишь здесь?
- Я заведую по хозяйственной части.
- Так-с! Ну а спят ночлежники где?
- Наверху.
- Ну-ка, веди нас в сии дортуары.
Старичок заковылял из столовой, а за ним направились и мы. После продолжительного хождения по узкому коридору и каким-то переходам мы поднялись на второй этаж, в «дортуары». Это была комната, едва ли достигавшая в вышину 3 аршин, не более 20 аршин в длину и около 10 в ширину. Освещалась она небольшими грязными, в квадратный аршин дырами, с запотевшими и потускневшими стеклами, мытыми чуть ли не в день открытия здания.
- Однако же! – потянув носом воздух, воскликнул Терентий. – Скажи, пожалуйста, старичина, дортуары эти имеют вентиляцию?
Старец, как и внизу, опять не понял вопроса и начал трясти бородой и подрыгивать левой ногой.
- Комната, я говорю, проветривается?
- А то как же! Стало быть проветривается.
- А как она проветривается?
- Да уж проветриваем, будьте спокойны.
- Через какие же вентиляторы?
Но вместо ответа старец опять затряс бородой и задрыгал ногой.
- Вот пристал человек! Да каких таких вам вентиляторов захотелось? – проворчал он, начиная, по-видимому, сердиться.
- Вентилятор, - пояснил Терентий, - прибор, при помощи которого проникает свежий воздух в комнату, где спят люди, хотя бы даже и бездомные ночлежники. Вот тут они и спят на этих нарах? – продолжал допрашивать Терентий, тыкая в голые, покрытые грязью и пылью, доски.
- А то где же еще им спать? Не пружинные же им кровати давать? Ишь, чего захотел! Вентиляторы давай ему, перины заводи! Невелики господа – и так переночуют.
- Перин, добрый человек, никто и не требует. Пусть спят на голых досках, но пусть доски эти будут чисты, и в комнате пусть не будет такой вони… Обратите, сударь, ваше внимание вот на это странное обстоятельство, - проговорил Терентий, топая ногой по полу. – Сквозь половые щели пробивается дым. Это откуда дым, господин надзиратель?
- Дым откуда? – не на шутку начиная потрясать и бородой, и ногой, отвечает старичок. – Известно откуда – из печки. Внизу печка топится». (Приазовский Край. 92 от 08.04.1897 г.).
1898 год
«Ростов-на-Дону. Нас просят обратить внимание, кого надлежит, на следующий, более чем странный произвол. На днях один из рабочих господина Б-ва, набрав в бочку воды из бассейна на Таганрогском проспекте, положил водопроводную кишку на ее обычное место. К несчастью для Б-ва, должно было случиться так, что к бассейну в эту минуту подошел какой-то артельщик водопроводного общества, и оставшаяся в кишке вода брызнула на него. Оскорбленный таким непочтением к своей особе, артельщик решил проучить самого Б-ва и с этой целью приказал сторожу бассейна не выдавать ему отныне ни одной капли воды. Тщетно Б-в, оставшийся перед праздниками без воды, приходил объясняться со сторожем, последний упрямо твердил, что ему запрещено отпускать для Б-ва воду и что, в противном случае, его ожидает штраф или увольнение со службы. Интересно знать – действительно ли господа водопроводного общества имеют такие неограниченные полномочия и по капризу могут лишать бедного обывателя воды?» (Приазовский Край. 90 от 08.04.1898 г.).
1899 год
«Ростов-на-Дону. В редакцию поступили следующие пожертвования: в пользу пострадавших от неурожаев – от детей профессионального училища 2 рубля, от служащих в конторе А. М. Мошонкина 6 рублей 95 копеек; в пользу евреев земледельцев Самарской губернии от Лели и Шуры Штремер 26 рублей 85 копеек».
«Ростовский округ. Областной распорядительный комитет, рассмотрев ходатайство Койсугского общества о выдаче ему ссуды из продовольственного капитала на продовольствие и осеменение полей, признал необходимым удовлетворить это ходатайство и постановил выдать ссуду в размере 15192 рублей».
«Ростовский округ. Окружное по крестьянским делам присутствие постановило в своем последнем заседании удалить от должности сборщика податей села Кагальника, Ростовского округа, С. Кушнарева, присвоившего 50 рублей 32 копейки общественных денег, и обязать Кагальницкое сельское общество потребовать от него возмещения этой суммы; в случае же отказа – составить приговор о растрате и предъявить в присутствие для привлечения Кушнарева к ответственности».
«Ростовский округ. В последнем заседании окружного по крестьянским делам присутствия рассматривалось характерное для нашей деревни дело о неправильном действии сельского старосты с. Кугей, Ростовского округа, С. Орищенко, заключающимся в том, что этот последний, по окончанию сельского схода самолично угощал во дворе сельского правления крестьян водкой в благодарность за отдачу ему, старосте, в аренду обывательской почтовой станции. На запрос окружного присутствия по данному делу Орищенко, не отрицая факта угощения крестьян водкой, оправдывался тем, что крестьяне выпили принесенную им в количестве 2-х ведер водку «чинно и без всякого шума» (протокол Кагальницкого волостного старшины говорит другое: «когда все бывшие на сходе крестьяне опьянели, то избили крестьянина Шкитко так, что он до сих пор болен»). Окружное присутствие, допуская правдивость объяснения по этому поводу старосты, самый факт угощения водкой во дворе сельского правления, допущенный лицом, которое должно стремиться к искоренению среди крестьян вредного обычая пить магарычи при вершении общественных дел, нашло заслуживающим порицания и постановило подвергнуть Орищенко штрафу на 5 рублей в пользу Кагальницкого 2-классного народного училища. Согласно же примечания к 116 статье общ. полож., присутствие предложило Кугейскому сельскому обществу сдать обывательскому почту другому лицу».
«Таганрогский окру. Окружной начальник Таганрогского округа обратился к областному начальству с просьбой выслать конные разъезды по рудникам в Макеевской волости для охранения порядка на предстоящих праздниках св. Пасхи». (Приазовский край. 93 от 08.04.1899 г.).
