Беседа со студентом 4-го курса бакалавриата Сретенской духовной академии Сергеем Кагириным
Прежде чем стать студентом Сретенской академии, Сергей Кагирин отслужил в армии, отучился несколько лет в Новосибирской семинарии. И как сам признается, лучшего места, чтобы получить духовное образование, не найти.
– Сергей, Вы родились в священнической семье. Как правило, у такого ребенка есть два пути: либо он идет по стопам отца в священство, либо выбирает совершенно другой путь и говорит, что больше в храм – ни ногой.
– У меня есть два старших брата, и они не выбирали тот путь, каким пошел я. Но оба моих брата – иконописцы.
Тема возможного священства коснулась меня очень неожиданно. Лет до шестнадцати мне это было совершенно неинтересно.
Мы все – москвичи: и мои родители, и дедушки, и бабушки. Но мой папа служит в Подмосковье, в Можайском районе. Он настоятель в двух храмах, один из которых был полуразрушенным. Когда мы туда впервые приехали, отец взялся его восстанавливать.
В семье нас семеро детей. Я – пятый. У меня два старших брата, две старших сестры и две младших. Мама всех нас отдала в музыкальную школу и организовала из нас хор. Мы обязательно пели все постные и непостные службы, на Рождество Христово, на Пасху. Мы все обязательно постились в Великий и Рождественский посты, все среды и пятницы. Я помню момент, когда папа с мамой решили, что в среду и пятницу можно кушать рыбу, до этого мы постились без рыбы. По ряду причин мне казалось, что это скучно, очень тяжело. Я не особо понимал, чтó тут может радовать и как это можно добровольно выбирать. Но при этом у меня с детства сложилось убеждение, что мой папа занимается чем-то важным и нужным.
Один из храмов, который он восстановил, очень большой, светлый, туда 400 человек может вместиться, хотя в селе ходят в храм человек пятнадцать. Папа служит там, мы поем – это все очень запомнилось. Но я на этом остановился, рос, в школе общался с друзьями, мне все это было совершенно неинтересно.
– Папа заставлял Вас или Вы добровольно пели, причащались, исповедовались? Вы могли пропустить службу?
– Папа никогда не заставлял ничего делать, никогда прямо не давил на меня и мои решения. Он не говорил, что его сын должен стать священником. У него была другая схема, я потом это понял.
В 16 лет я самостоятельно пришел в Церковь со своим запросом. До этого у меня было пассивное отношение. А потом возникли конкретные проблемы, для которых мне нужно было найти решение. И с этим я пришел в храм, но не в тот, где служил мой папа, а совсем в другой. И я начал узнавать, что там происходит, чем занимаются священники, почему это важно, в чем суть той веры, которую исповедуют мои родители.
– Можно ли сравнить это с евангельской притчей о горчичном зерне, которое человек посеял на своем поле, а затем это зерно выросло в большое дерево (см.: Мф. 13: 31–32)?
– Я примерно так это и вижу. Родители закладывают в своем ребенке самое важное. И потом, если сложатся обстоятельства, если у него найдутся силы, он все это взрастит в себе. Конечно, в первую очередь, поможет Бог, а затем и жизненные условия. Но и сам человек должен действовать.
Мне кажется, что в критический момент своей жизни я смог выбрать правильный путь. С детства я знал, что Бог есть, что Он хочет мне добра, что Он хороший. И если я к Нему обращусь, то случится что-то хорошее. И в этом я не ошибся.
– Когда Вы сообщили своим родителям о решении стать священником и поступать в семинарию, как они отреагировали на это?
– Они на это отреагировали сдержанно, хотя, как я понимаю, им было приятно. Моя мама всегда хотела, чтобы мы хорошо учились. Она думала, что я поступлю в какой-нибудь вуз, получу образование, потом, если нужно, пойду учиться в семинарию. Папе это было важно, но он этого не показывал. Я вижу, что он очень рад моей учебе в семинарии. Когда он приезжает в Сретенский монастырь, мы с ним подолгу разговариваем, его всё в семинарии умиляет. Но он никогда не произнес слов, наподобие «мой сын – это моя гордость». Кстати, отец крестился во взрослом возрасте. Он старший лейтенант запаса, по образованию – переводчик с португальского. Одно время работал на заводе. В какой-то момент отец пришел в Церковь. При этом папа очень любит литературу. У нас дома невероятное количество самых разных книг, и среди них не меньше трети – это духовные книги. У него есть и Православная энциклопедия, и история Русской Церкви. Он все это читал и читает.
– Папа рекомендовал Вам для чтения какую-либо духовную литературу?
– Все книги стояли на полках, и можно было брать, что хочешь. Мама научила меня читать в три года и постоянно давала мне для чтения книги, которые были на уровень выше моего возраста. И я каждый день читал по два часа. Я просто не мог закрыть книгу, пока не прочту ее. С тех пор я полюбил чтение. Папа с нами больше играл, обсуждал какие-то книги, но не было такого, чтобы он что-то нам навязывал или указывал.
– Какая книга у Вас была самой любимой в детстве?
– Книга, которая оказала на меня мощнейшее влияние, – это, конечно, Евангелие. Его я начал осознанно читать в 17 лет.
А в детстве на меня большое влияние оказал «Властелин колец». Эту книгу я прочел раз 50, не мог оторваться.
– Почему при выборе учебного заведения Вы отдали предпочтение Сретенке? Ведь можно было выбрать Коломенскую семинарию, можно было поехать в Санкт-Петербург или в Московскую духовную академию. Почему решили учиться именно здесь?
– Моя история поступления в семинарию – это целое приключение. Я не знал, что юноши берут рекомендацию у настоятеля или духовника, заверяют ее у епархиального архиерея и едут с ней на вступительные экзамены.
В 19 лет меня призвали служить в армию в город Новосибирск. В армии я познакомился с батюшкой. Я был в учебной роте, когда он пришел туда. Но меня в тот момент не было, потому что я заболел. А я тоже хотел с батюшкой поговорить, так как уже больше месяца не причащался и не исповедовался. Мое начальство с ним связалось, и священник пришел вновь. Когда в разговоре выяснилось, что мой отец – священник и я сам – церковный человек, он позвал меня трудиться в храм при дивизии. И я начал одновременно служить в роте и помогать батюшке. Когда я был свободен от службы в армии, то шел в храм и пономарил. И батюшка предложил мне поступить в Новосибирскую духовную семинарию. Я подумал: «А почему бы и нет?» Созвонился по этому поводу с папой, и он дал свое согласие.
Я думал, что, находясь далеко от дома, узнаю, что значит жить самостоятельно. Когда я поступил на подготовительный курс семинарии сразу после службы в армии, меня взяли без всяких рекомендаций. В Новосибирской духовной семинарии я проучился подготовительный, первый и половину второго курса.
У нас было всего 25 студентов во всей семинарии, на курсе – четверо. В семинарии я очень полюбил учебу. Я увидел, что во всем есть система. Каждый учебный предмет связан с другим. Это особенно заметно стало сейчас, на четвертом курсе, где программа построена так, что, например, на догматике мы разбираем одно явление, а затем на патрологии святые отцы говорят на эту же тему.
Я начал усердно учиться, у меня все легко получалось, были одни «пятерки». До сих пор, кстати, ни за одну сессию у меня нет ни одной «тройки». Я надеюсь, что так будет и дальше.
Но в Новосибирске я стал сильно скучать по дому. И когда я приехал в Москву, по совету ректора Новосибирской семинарии, учившегося вместе с протоиереем Андреем Овчинниковым, сходил к нему на беседу. Я пришел к нему в храм Троицы Живоначальной в Листах, недалеко от Сретенского монастыря. Он-то мне и предложил перевестись в Сретенскую духовную академию, тогда еще семинарию. И на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы состоялась моя первая служба в Сретенской академии в качестве студента. Накануне я узнал, что принят в Сретенку.
– Вы сразу поняли, что попали в нужное Вам учебное заведение?
– Служба в армии и учеба в Новосибирске помогли мне осознать, чего я хочу. Я понимаю ценность учебы в Сретенке. Разница между Сретенской и Новосибирской академиями колоссальная. В Сретенской академии студенты больше задействованы на послушаниях и вовлечены в академическую и монастырскую жизнь. Здесь я в первую же неделю учебы почувствовал, что расслабиться будет невозможно.
Мне уже с апреля сложно дались сдаваемые за второй курс учебные предметы, сессия, написание курсовой работы. Я хорошо понимал, что должен преодолеть эти трудности, иначе придется покинуть Сретенскую духовную академию. Я рад, что в итоге оказался именно в Сретенке.
– Расскажите, как Вы вошли в новый учебный коллектив и как сложилось совместное существование в одной келье с одногруппниками.
– Мне очень повезло, что я попал в келью к хорошим ребятам, которые много времени уделяют учебе. Чтобы быть с ними на одном уровне, мне необходимо было подтянуться. Хотя они и младше меня, но хорошо учатся, на богослужениях молятся. При этом они веселые, жизнерадостные, ровные в общении со всеми. И я сразу почувствовал, что надо стараться тоже так жить. Мы с ними быстро сдружились.
– Назовите самый сложный, на Ваш взгляд, учебный предмет и самый любимый.
– Самый сложный предмет – это, наверное, сектоведение. Ко всем преподавателям нужен подход, а мне порой сложно себя смирять.
Самый интересный, на мой взгляд, – это догматика. Отец Вадим Леонов так преподает, что его хочется слушать! Очень теплые отношения сложились также с Ларисой Ивановной Маршевой.
– Что, на Ваш взгляд, в Сретенской академии является самым примечательным и самым тяжелым?
– Примечательного очень много. Сложно даже что-либо выделить. Прекрасным является наш большой профессиональный хор. Я считаю, что жемчужина нашего монастыря, – это наш хор. Самое красивое, что у нас есть, – это наши богослужения. А самое удивительное, то есть в богослужениях, – это песнопения.
Самое сложное для меня – это мое послушание. Я староста. Внутренне мне это очень тяжело дается. Как староста, я отвечаю не только за себя, но и за 25 человек обучающихся. И когда я стал старостой, мне стало казаться, что многие люди считают, что многое должно свалиться сверху само собой.
Родители учили меня тому, что жизнь никогда не подстраивается под человека. Нет такого, что можно предъявлять свои требования и ждать, что они будут услышаны. Если ты чего-то хочешь, ты должен себя воспитывать, ковать, расти, и тогда ты сможешь, наверное, получить то, что хочешь, хотя, возможно, – и нет. Никто не знает.
Нужно быть готовым к тому, что то, что тебе нужно, придется зарабатывать. Ничто не падает сверху просто так. Вопрос достижения нами каких-то результатов – это вопрос нашей воли, воспитания и труда. Я знаю, чего мне стоило попасть на учебу в Академию и остаться в ней. Я дорожу учебой в Сретенке, хочу окончить Академию без «троек» и получить диплом.
– Вы думали о рукоположении?
– Я очень хочу стать священнослужителем. Апостол Петр говорит: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин. 6: 68). Наверное, день моего рукоположения будет одним из самых счастливых в моей жизни. Сан – это то, ради чего я здесь учусь. С другой стороны, я прекрасно понимаю, что Христос может меня не выбрать на священство.
– Нет ли у Вас романтического представления о священническом служении? Ведь Вы можете служить не в красивом храме в центре столицы, а где-то на отдаленном приходе с тремя старушками на клиросе?
– Такое может быть. Я никогда не стремился к служению в Москве. Если это будет, то здорово. Но с самого начала для меня важным и нужным был именно священный сан. Если Господь все-таки меня на священство выберет, все остальное – это уже сопутствующие вещи.
Если меня рукоположат и отправят в глушь, то я в этот момент буду уже совершенно другим человеком – буду священником. Я буду знать, что пришел к этому искренне, с чистой совестью, соблюдал и исполнил все внутренние условия, все согласовал со своей совестью.
Я женился по любви. Не потому, что хочу стать священником, а потому что полюбил этого человека. Я верю, что Бог это все видит, и если Он призывает человека, то на каждом этапе его пути Он рядом. Если довериться Богу, то при согласии со своей совестью все будет правильно.
Даже если меня отправят на приход в тихую деревню, я буду самым счастливым человеком: у меня будут приход, замечательная семья, любимая работа.
– Сейчас Вы служите в храме Спаса Нерукотворного Образа в Перово. Что Вам дает служение?
– Служение воспитывает многие качества, из которых одно из самых важных для священника – сосредоточенность. Именно сосредоточенность помогает понять, что человек делает, куда идет, ради кого и ради чего вся его жизнь и деятельность. Мои учеба и работа делают из меня человека, который будет помогать людям прийти к Богу.
– Жизнь священника – это не только службы, но и отчеты, бумаги. Нет ли у Вас разочарования?
– Только на первый взгляд кажется, что отчеты и бумаги – это рутина, которая раздражает. Но работа с ними тоже помогает служить ближним, поэтому ее надо выполнять. Эта работа входит в состав системы, без которой мы не можем существовать. Ведь у всех свой непосильный труд, который никому не известен. От каждого зависит, будем ли мы верны в мелочах. Все это нужная работа. Мне кажется, что Христос и через нее стучится к нам.
– Какое место в Вашей жизни занимает музыка?
– Я четыре года учился в музыкальной школе по классу виолончели. Тогда мне было сложно. Сейчас я могу сказать, что струнные – это мои любимые инструменты. Симфонические оркестры – это невероятная красота. Я часто слушаю такую музыку. Но особенно мне нравится наша духовная церковная музыка.
Когда я пришел учиться в Сретенку, то пел еще плохо. Когда студенты в выходной уезжают домой, мы едем петь на службу. Порой многочасовые спевки очень сложные, но я ни разу не пожалел, что пришел сюда. Ведь я учусь красиво петь и чувствовать музыку, поэтому серьезно отношусь к спевкам. Мне кажется, что за это время я вокально вырос.
К нам приходят преподаватели, с одним из которых я продолжаю заниматься уже индивидуально. Это удивительный человек, Юрий Михайлович Статник, он 20 лет был солистом в Большом театре, в советское время учился в Италии. Это очень уважаемый человек и большой профессионал. Я многому учусь у него.
Церковная музыка – это особенная для меня вещь. Она доставляет мне большое удовольствие.
Я неоднократно задумывался, как музыка связана со словами. Например, в песнопении «Се, Жених грядет в полунощи» музыка так обыгрывает слова, что в этот момент чувствуешь, как все это происходило тогда и как происходит сейчас. Музыка передает это как нечто совершающееся.
Сейчас мы поем «Достойно есть» царя Феодора и «Милость мира». Оттенки в музыке так передают ощущение религиозного опыта, что хочется быть причастным к нему. У музыки есть особенное свойство: она рассказывает людям о многом, и взаимосвязь слов и гармония звуков влияют на человека. Есть некое таинство в музыке, как и в природе. Мы ярко воспринимаем талантливые музыкальные произведения.
В храме, слушая пение церковного хора, я чувствую, что совершается таинство. Музыка – это важная часть моей жизни, я очень ее люблю.
Беседовала Наталья Рязанцева
Источник: сайт Сретенской духовной академии