Найти тему

Садись, мужик. Подвезём! Мистическая история.

В былые времена, будучи ребенком, приезжая в село к бабушке и дедушке, часто оказывался и гостем в доме Аглаи.

Бабушку и соседку связывали теплые дружеские отношения. Женщиной та слыла доброй и сердечной. И при моём появлении непременно вынимала из закромов припрятанные угощения в виде сахарных леденцов и наполняла ими карманы. Свои сыновья выросли и вылетели из гнёздышка. Кто куда: один на Север, другой в столицу подался. Приезжали редко, вот и приваживала от печали женщина в своём доме чужих детей.

Имелся у Аглаи муж. Низенький, щупленький, с весёлым нравом и задорным смехом. А уж как играл на баяне, так все в округе собирались слушать. Душевная мелодия завораживала, заставляя даже самое холодное сердце трепетать. Отчего на любом празднике, будь то свадьба, юбилей или проводы в армию, Иван был первым желанным гостем. Да и что таить, за то баяниста щедро благодарили.

Одна беда: где праздник, там и горькая. Пристрастился мужик к огненной воде. Гоняла Аглая мужа, тот клялся и божился, мол, в последний раз. Да без толку. Так и гулял. Пока однажды едва не погиб из-за сей напасти. А как дело было, я вам расскажу.

Поздней осенью очередной раз пригласили Ивана сыграть на свадьбе в соседнем селе. Там то, вдоволь порадовав гостей, крепко перебрал. Так и уснул в уголочке, сидя на лавочке. Проснувшись, увидел, что почти все гости разошлись. Остались лишь родители молодых, да и те недовольно поглядывали на баяниста. Многозначительно вздыхая и взглядом указывая на дверь.

Товарищ, обещавший отвезти Ивана домой, тоже исчез.

Делать нечего, поднялся мужик, натянул кепку, взял баян и вышел на улицу.

Промозглый воздух заставил съёжиться. Иван закурил и, чуть пошатываясь, двинулся между изб с темным окнами. Полная луна освещала дорогу. Впереди возвышался лес. За ним то и располагалось родное село, где дома ждала Аглая. Вёрст десять по лесной дороге.

Мужик преодолел половину пути, когда внезапно услышал скрип колёс и топот копыт. Откуда не возьмись, перед ним возникла повозка с людьми.

— Куда путь держишь? — остановив гнедую лошадь, поинтересовался возничий.

Одетый в теплый бушлат, с натянутой на глаза кепкой. Он вопрошающе уставился на Ивана.

— Домой, в Ивантеевку! — растерянно ответил путник, поглядывая на сидящих в повозке.

— Так прыгай, баянист. Подвезём! А ты, чтоб веселей было, сыграешь для нас на баяне! — позвал он, поглаживая свою бороду.

Иван замешкался: «Откуда ночью в лесу повозка взялась? Кто эти люди? Куда и зачем спешат? Нечисто дело!»

— Местные мы, из села Петушки. Слыхал, поди? С базара ехали, да вот беда приключилась: колесо оторвало. Пока починили, ночь на землю опустилась. Полезай, мужик! — словно прочитав мысли, поторопил возничий. 

Слова незнакомца прозвучали убедительно. И в следующую минуту Иван очутился в повозке. По одну сторону от него сидели трое мужчин, по другую - две женщины.

— Ну что же ты притих? Порадуй людей, сыграй на баяне! Иль темно тебе? — крикнул возничий и плетью ударил гнедую.

Кобыла заржала и встала на дыбы. А затем, встряхнув гривой, стремительно поскакала вперёд.

— Я и вслепую могу. Пальчики то вот они! Каждую кнопочку знают, — взбодрился Иван, закрыл глаза и приступил к любимому делу.

Мелодия разлилась по лесу, поднимаясь к самым верхушкам деревьев. Иван играл с упоением, впрочем, как и всегда. 

— Ещё играй! — скомандовал возничий, как только тот закончил.

Баянисту не понравился приказной тон мужика, но делать нечего: хозяин - барин.

Иван вновь заиграл. Но и этого возничему показалось мало. Он не унимался. Сколько песен было сыграно и спето, Иван и сам не помнил. Да только стало ему вдруг жутко. Ведь давно он должен был приехать домой, а конца и края пути не видать. И люди в повозке отнюдь не радовались его песням. Скорее наоборот. В свете луны, время от времени выглядывающей из-за тёмных туч, их бледные лица казались неживыми. За всю дорогу, поглядывая с ледяным равнодушием, они не обмолвились ни словом. Иван ощущал нарастающую тревогу. В горле пересохло. Остатки хмеля выветрились.

— Что-то долго едем? Уж не заплутали? — крикнул он возничему.

— Рукой подать и на месте будем. Зря ты, Ваня, волнуешься! — обернувшись к нему и сверкнув глазами, ответил возничий.

У Ивана на голове волосы зашевелились. Лицо покрыли капли липкого пота. Сердце того и гляди, от страха разорвется. «Откуда тот ведает его имя? Ежели он не представился!» — пуще прежнего испугался баянист и огляделся по сторонам. Вокруг темнота, дальше вытянутой руки и не видать. «Куда бежать?!» — в отчаянии подумал он, всматриваясь назад. Внезапно ощутил на себе пристальные тяжелые взгляды людей в повозке. И не сразу решился обернуться, а когда сделал это, разразился криком ужаса.

Сидели с ним в одной повозке уже отнюдь не люди, а нечистая сила. Мерзкая нежить, скаля острые зубы и сверкая чёрными глазами, наваливалась, собираясь разорвать Ивана на куски. В один миг он успел вскочить и выпрыгнуть из телеги. Его ноги угодили в нечто вязкое и холодное. В нос ударила гремучая смесь гнили и плесени.

«Болото! То, что вёрст за тридцать от села!» — сообразил Иван.

Топи в здешних местах непроходимые. Не каждый бывалый охотник сунется. Сделай шаг и затянет в трясину. Вокруг темнота, бежать некуда, а нечистая сила наступает. Вопит, скалится. И вдруг видит он: стоит перед ним вовсе не возничий, а сам чёрт во всем своем обличии. Морда звериная, рога козлиные.

Упал Иван на колени, от страха глаза закрыл и давай молиться. Сначала шепотом, затем с каждым словом всё громче. И уже срываясь на крик, осеняет себя крестным знамением. Спустя время будто легче стало. Страх отступил и снизошло успокоение. Прислушался мужик. Тихо. Лишь звуки леса. Открыл глаза, глядит - рассвет настал, а вокруг никого: ни черта, ни прочей нечисти. Один он посреди болота.

Выбирался долго. И едва не потонул. К вечеру домой воротился. Жена было хотела отругать поганца, а увидев его, за сердце схватилась. Грязный, оборванный, бледный. Зуб на зуб не попадает. И слова сказать не может, заикается, дрожит, как осиновый лист. 

Долго ещё после той ночи заикался мужик, но что удивительно, как петь начинал, так сей изъян и улетучивался. Да и к горькой больше не прикладывался. Исключительно по большим праздникам. Рюмочку, другую и всё на том. Знал - нечистая сила рядом и только и ждёт своего часа.