Что-то последние дни на меня накатили тяжелые воспоминания. Воспоминания о моем папе. На душе тяжело, и мне подумалось, что если я эти воспоминания облеку в буквы, слова, предложения, то станет как-то легче… Попробую это сделать.
Но еще раз обращаюсь к вам с просьбой, дорогие друзья: если вы в данный момент морально не готовы воспринимать такое, лучше не читайте, отложите это в сторону.
Мой папа: кто он?
Необычайно добрый и покладистый человек. Родился он в далеком 1915 году в глубокой-преглубокой глубинке – в деревне Русский Сарамак Кизнерского района Удмуртской АССР.
Даже в советское время добраться туда была целая проблема, поэтому в этой деревне я побывал только лишь один раз – еще до школы. Сейчас бы хотелось туда наведаться, но уже нет ни папы, ни его родной деревни…
Мне кажется, что ему так и не удалось закончить начальную школу, поэтому всю свою жизнь он глубоко страдал от своей неграмотности. Он изо всех сил пытался с ней бороться, но это было очень непросто.
Однако, видимо, чтобы компенсировать его неграмотность, Всевышний наградил его другими недюжинными способностями: он прекрасно пел, а самое главное – отличался замечательным организаторским талантом. Вероятно, благодаря именно этому таланту, в самом начале Великой Отечественной он оказался на офицерских курсах, которые очень успешно закончил.
Войну он завершил в звании капитана, был удостоен многих наград. Самой значимой из которых стал орден Красной Звезды.
На фронте папа встретился с моей мамой. Их совместная мирная жизнь началась в Ярославле, о чем я вам уже рассказывал.
Талант организатора послужил папе неплохую службу: его оценили на том ярославском предприятии, где он работал, его оценила и всемогущая тогда КПСС – папу направили председателем колхоза поднимать находившееся тогда в упадке сельское хозяйство. Он успешно справился и с этой задачей, отдав ей более полутора десятилетий своей жизни.
Когда я стал подрастать, а точнее, когда заканчивал восьмой класс, мои родители решили, что нужно сделать все, дабы вернуться в Ярославль, чтобы дать мне возможность закончить городскую школу. Что сулило бы мне более светлые перспективы в мой будущей жизни.
Замечу в скобках, что их задумка сполна удалась. Я закончил школу в Ярославле, а потом поступил и отучился в одном из московских ВУЗов, после окончания которого жизнь моя оказалась настолько интересной и насыщенной, что этому впору посвятить не рассказ, а целую книгу. И сейчас я понимаю, что всем этим я обязан именно своим родителям.
Наша семья вернулась в Ярославль. Папа устроился на какое-то предприятие. А я закончил школу, а потом свой ВУЗ и уехал далеко-далеко.
Все остальное я узнал уже из рассказа моей мамы.
Пенсия, болезнь и медленное умирание
Итак, папа работал на одном из ярославских предприятий. Дело приближалось к пенсии, и тут наконец-то все вдруг стали вспоминать про Великую Отечественную, про ветеранов. По этой причине на папином предприятии решили сделать свой музей славы. Папу попросили сдать туда свои фото и боевые награды. Что он, конечно, и сделал.
Спустя пару лет, выйдя на пенсию, он вдруг вспомнил об оставленных в музее наградах. Отправился туда и узнал, что музей просто исчез вместе со всеми хранившимися там медалями и орденами: тогда была эпоха, когда все старались погреть руки на том, что ветераны заработали ценой своей крови.
Это был первый момент, после которого события стали плавно перерастать в трагедию.
Сначала он заболел распространенной старческой болезнью, в результате которой он утратил возможность общаться, обслуживать себя. Потом у него диагностировали рак, уже не подлежащий никакому лечению. Причем окончательный диагноз поставили в ходе операции, после которой его отправили с незажившей раной умирать домой. И таким мама терпеливо пыталась его выходить более полугода.
Замечу, что все это происходило в пору всеобщего дефицита. В магазинах не было совершенно ничего. Если вдруг что-то «давали», то молва моментально облетала всю округу, и люди слетались к этому магазину, чтобы урвать появившийся дефицит. Причем брали этого дефицита по максимуму. Столько, сколько им позволяли продавцы.
Так, например, маме однажды повезло, и она закупила много упаковок хозяйственных спичек. Почему хозяйственных? Потому что спички эти были в огромных коробках штук по 200 или 300. Спичек она сумела отхватить тогда столько, что и сейчас, спустя более 40 лет после этих событий, я продолжаю ими пользоваться. У меня их осталось еще полторы коробки.
Про спички я рассказываю не для того, чтобы удивить вас. Этот факт позволит вам понять то, что происходило дальше.
Прощание
В один из осенних дней 1987 года мне в мое далёко пришла телеграмма от мамы, где она сообщила, что папы не стало.
Через час после получения телеграммы я уже был в пути. Спустя часов 10 я приехал домой в Ярославль.
Папа уже лежал в гробу, который стоял в самой большой комнате квартиры. Дело в том, что в ту пору ритуальные агентства еще не существовали. А может и существовали, но люди еще не привыкли пользоваться их услугами. Поэтому все необходимое в таких случаях делалось дома.
У двери подъезда стояла крышка гроба (так было положено в наших краях). И каждый день до похорон я с утра выносил крышку, а вечером приносил ее домой.
Что-то связанное с похоронами мама уже успела организовать. Что-то еще оставалось доделать. Так, с последнего места работы папы нам пообещали транспорт. Удалось довольно удачно утрясти кучу других важных дел.
Но вдруг мы с мамой оказались в тупике по поводу, казалось бы, ерунды: гроб не на чем было опускать в могилу. Сейчас с этим проблемы нет: эти ритуальные принадлежности имеются в любом похоронном агентстве. Тогда же и агентств не было, и был вездесущий дефицит.
Мама обзвонила всех знакомых, чтобы найти хоть что-то, хоть простые веревки. И вдруг нам повезло. Одна из знакомых, работавшая в магазине, сказала, что к ним завезли льняное полотно для полотенец, которое продается на метры. И она нам приберегла 15 м этой ткани.
Пришел день похорон. Когда гроб спустили к подъезду, я увидел, что пришел и обещанный транспорт. К моему ужасу, это оказался рефрижераторный ПАЗик, похожий вот на этот:
Однако пингвины у него были нарисованы не только сзади, но и по бокам. Причем они были какие-то веселые и в своих крыльях держали мороженое.
Для провожавших предоставили отдельный автобус, потому что машина с пингвинами была рассчитана только на перевозку грузов и внутри она была совершенно пустой, без сидений.
Мы с мамой все-таки сели рядом с водителем туда, куда установили гроб. Проехать предстояло около 70 км, т.к. похоронить папу было решено не в Ярославле, а в поселке Семибратово. Ехали мы около часа.
Внешне наша машина, благодаря нарисованным на ней пингвинам, излучала веселье и радость. Внутри же был полный траур. Было очень горько, что человека, честно прожившего такую тяжелую жизнь, ветерана войны в последний путь провожают в продуктовом рефрижераторе.
Машина иногда тормозила, поворачивала, а гроб из-за этого перемещался по совершенно пустому салону. Я все это видел со своего места, но поделать ничего не мог. И от этого становилось еще горше и обиднее. И это стало одним из самых тягостных воспоминаний, связанных с проводами папы в последний путь.
Но этим дело не ограничилось. На кладбище гроб стали окончательно закрывать. Причем не какими-нибудь красивыми винтиками, как сейчас, а обычными гвоздями. И в последний момент оказалось, что крышка гроба была сделана недостаточно глубокой. Так, что носки папиной обуви мешали плотно прикрыть его последнее пристанище. И кто-то сказал: «Ему же уже не больно. Нажмите покрепче и колотите».
И в голове все как-то перевернулось: эти пингвинчики, эти гвозди, которые гулко вбивают в гроб. Как же все это было обидно! Как это все было не по-человечески! И это хоронят ветерана, отдавшего всю свою жизнь верному служению Родине! Ветерана, у которого из-за его веры в людей украли все заслуженные награды! Ветерана, который в последние месяцы своей жизни оказался никому не нужен и выживал только, благодаря заботам своей жены!
Когда гроб опустили в могилу, мама стала просто умолять, чтобы полотенца, на которых его опускали, достали и отдали ей. Потому что тогда она прекрасно понимала, что дефициту просто не будет конца, и эти полотенца когда-то понадобятся, чтобы хоронить ее саму.
После похорон мама это полотенечное полотнище постирала, и оно так и лежит до сих пор. Я просто не знаю, что с ним делать…
Кладбище
По истечении года на могилу папы маме с помощью моего старшего брата удалось установить простенький металлический памятник. Что было огромным достижением при царившем тогда повальном дефиците.
Практически ежегодно вандалы пытались этот памятник вырвать из земли, чтобы сдать на металлолом. Но, к счастью, такая вероятность была предусмотрена, и памятник, хоть и в искореженном состоянии, но оставался на месте.
Когда новая Россия уже встала на ноги, я стал просить маму заменить искореженный металлический памятник на гранитный. Мама всегда была против. Она просила меня, когда настанет ее час, похоронить ее рядом с папой и тогда уже поставить новый памятник сразу им двоим. Так и я итоге и поступил, зарезервировав рядом с ними место и для нас с супругой…
Так вот они у меня и лежат вместе, прожив нелегкую жизнь, наполненную страданиями, обманутыми надеждами, успехами и неудачами и, конечно, любовью.
Вечная вам память, мои дорогие! Спите спокойно!
Вот рассказал вам все это, и стало как-то легче. Огромное вам спасибо, дорогие друзья, за то, что сумели все это дочитать до самого конца!